В объятиях волка (ЛП) - Ли Лора - Страница 12

Он был обучен создателями убивать. Теперь он использовал это умение, чтобы удостовериться, что те, кто их создал, никогда не смогут повторить ужасы прошлого. По крайней мере им стало не долго. До Грейс он не понимал, как непородное население мира будет видеть это.

Он стоял у озера возле домика, пока солнце подымалось высоко в небо, пока он глядел на воду и думал.

Кровь монстров не должна окрашивать душу человека. Матиас спас бесчисленное количество жизней Пород, и не Пород теми мерами, которые принимал, и он никогда не задумывался о них до сих пор. Убийством он изгнал души из их тел и отослал их к более высшему существу на суд. Матиас не считал себя судьей или присяжным. Он просто был средством остановить зло, которое те делали. Или он просто оправдывает себя?

Опустив голову, он поднял гладкий камень с песка и потер большим пальцем, хмурясь, потому что его мысли пленили его.

Он не считал себя ни хорошим человеком, ни плохим, но он подвергал сомнению свои собственные действия из-за одной маленькой женщины. Она видела кровь на его руках, в то время, как он видел мир без еще одного монстра. Грейс видела несправедливость там, где он видел справедливость. И теперь он оказался в конфликте со своей верой и его местом в этом мире.

Матиас - Порода. Он никак не изменит это, и у него было такое же право на существование в этом мире, как и у другого существа. Он имел право на смех, на мечты и на любовь. Но имел ли право на убийство?

Часть его взревела, что да. А часть подвергла это сомнению. Сможет ли он теперь когда-нибудь выполнить свою работу снова, когда увидел полный ужаса и предательства взгляд Грейс?

И он знал, что не сможет. Примет ли она их спаривание или уедет в конце недели, чтобы вернуться к своей жизни, Матиас знал, что эта часть его жизни была закончена. Убийца душ больше не существовал. Он вышел из мужского окружения с той самой непринужденностью, с которой забирался в самые охраняемые территории и уничтожал монстров. И всё из-за женщины.

Он усмехнулся, но какой женщины.

По его мнению, она самое мягкое существо на Земле. Мягкая не только в округлостях тела, но и характером. Упрямая. Он видел упорство в ее резко округленном подбородке, но также видел и сострадание в ее дерзком маленьком носике и губах, похожих на бутон розы. Ее серые глаза были всегда мягкими, даже когда она была рассержена, а уж когда возбуждалась, они становились похожими на шторм. Темный, изменяющийся в цвете и насыщенный голодом.

Грейс изменила его, заставив желать тех вещей, которых он никогда не полагал, что захочет. Заставляя мечтать о тех вещах, о которых он и не думал, что будет мечтать. Такие вещи, как дом, возможно, дети и, по крайней мере, ее мягкая улыбка, заполняющая его сердце, пока он не уснет; теплота ее тела напротив его каждую ночь. Он хотел защитить ее, хотел смеяться с ней, как и раньше, когда она еще не видела, как он забрал чужую жизнь. Она удерживала улыбку на его лице нежными поддразниваниями и стремлением показать самые прекрасные вещи в жизни.

Такие, как драка подушками. Она била его ею с дивана по голове однажды вечером в своей квартире и сказала ему, что даже Породы должны знать правила боя подушками. Он почти поцеловал ее той ночью. Грейс била его подушкой, но он принял ответные меры, повалив ее на пол и отобрав ее оружие.

Он улыбнулся, вспомнив это. Ее потребность в поцелуе заполнила тогда воздух и только мысль о том, что может случиться, удержала его в контроле.

Ей нужен выбор. Он не удивил бы ее им, но не собирался украсть его у нее. Она готовила ужин ему много вечеров, а потом заставляла помогать мыть тарелки вместо того, чтобы использовать посудомоечную машину. В другой вечер Грейс заставила его помогать ей готовить. И он сомневался, что она когда-нибудь еще в ближайшее время предложит ему это. Все закончилось тем, что они заказали еду, но зато насмеялись вдоволь. Долго гуляли по парку, держась за руки.

Матиас ходил с ней за покупками. Она помогала ему выбирать новую пару ботинок. Он уговорил ее на новую кожаную мини-юбку, а Грейс заставила его купить пару джинсов, и затем они надели новую одежду в уединённости ее квартиры, пока ели попкорн и смотрели комедию, которую она хотела увидеть. Она надирала ему зад, играя в покер, а он ей — в Монополии. Им было весело. Несмотря на сексуальное напряжение, которое постоянно росло между ними, там было что-то еще, что говорило, как она полностью соответствует ему и его душе.

И он не мог не думать, что наконец-то принадлежал кому-то. Породы не рождались, они были созданы. Они принадлежали лабораториям. До их спасения они были не больше, чем дорогими инструментами и экспериментами. После они никому не принадлежали. Они были без семьи, во многих случаях и без друзей. Были частью стаи, в которой обучались, но истинная принадлежность была глубже. Она затрагивала душу. И его душа принадлежала Грейс. Но он начинал понимать, что, возможно, Грейс, действительно, не хотела ему принадлежать. Он уставился на камень в руке, а потом почувствовал действие этого понимания, так как оно затронуло его сердце. Уход от нее уничтожит его. Это означало бы, что, действительно, нет ни одного места в мире, которому он принадлежит, и Матиас не хотел, чтобы так было.

Он боролся десять лет, чтобы сделать мир безопасным для пар Пород. И хоть на протяжении лет информация о лихорадке не распространялась, опасность все равно существовала. Мир поддерживал их, и в нескольких случаях, когда пары Пород были похищены, рядовые граждане поднимали тревогу.

С каждым годом Совету становилось все тяжелее находить их, обнаруживая известных зарегистрированных Пород. И они были слишком известны в сообществах, в которые входили. Их любили и считали частью сообщества. Даже фанатикам, борющимся за чистоту крови, было трудно их заполучить.

Дорога заключения мира с обществом была еще очень долгой. И было еще слишком много Пород, умирающих напрасно. Но дела шли на лад. Матиасу самому бы разобраться со своей жизнью.

Собравшись, он повернул голову к домику и сузил глаза, увидев, что Грейс вышла на крыльцо. Она не пыталась сбежать, хотя он давал ей шанс для этого. Она стояла недалеко от двери, уставившись на него. На ней была эластичная аккуратная маечка с тонкими лямками и пара джинс. Ее шелковистые волосы со светлым оттенком падали на плечи. Даже отсюда он видел мрачное отражение в добром взгляде. Завтрак и ланч прошли так тихо, что напряжение висело в воздухе, как густой туман. Он покинул домик, чтобы избежать этого, избежать боли, которую вызывал у нее.

Матиас чувствовал, как его тело напряглось, когда она спустилась с крыльца и подошла к нему. Ее шаги были медленными от воздуха, нежелания, которое витало вокруг нее, он сжал зубы. Матиас бросил камень, который держал, на землю, засунул руки в карманы и ждал. Было ощущение, что он ждал ее всю жизнь, только чтобы наблюдать, как она уходит из нее, как только он ее нашел.

— Ты не очень добросовестный похититель, — сообщила она ему, когда подошла и откинула волосы с лица. — Ты даже не смотришь за мной правильно.

Его губы дернулись, потому что веселье наполнило его на краткий момент.

— Я новичок в этом, — уколол он в ответ. — Ты должна простить меня за ошибки.

Она презрительно фыркнула.

— Я думаю, я бы бросила это, будь на твоем месте. Это одна из тех вещей, на которые у тебя либо есть талант, либо нет.

— Возможно, ты права. Я уделю этому некоторое внимание.

Тишина спустилась между ними снова. Матиас был вынужден стиснуть кисти в кулаки, чтобы держать их в своих карманах, удерживая себя от прикосновения к ней. Она понятия не имела о силе, которая билась в нем. Гормональные изменения в теле разрывали его, вкус афродизиака заполнил рот, напоминая, что она его пара.

Потребуется так мало, чтобы гарантировать, что она никогда не оставит его, подумал он. Так мало. Облизать ее шею, пока она спит. Поцарапать ее клыками. Поцеловать. Один лишь едва уловимый поцелуй, и она будет с ним навсегда. Ну, ее тело. Но он хотел не только тело, он хотел сердце, душу и возможность ее любить. Матиас не хотел еще большего осуждения или ненависти. А она возненавидела бы его, если бы он украл у нее выбор, Грейс не простила бы ему это. И он бы никогда не простил себя. Тюрьма бы была предпочтительнее. Или смерть.