Живые и мёртвые - Уорнер Уильям Ллойд - Страница 53

После того, как перед взором поэта прошли несколько других девушек, появляется Коринна.

Коринна была дочерью прославленного и могущественного Теофилуса Брэдбери[127] и принадлежала к одной из видных семей Новой Англии. Брэдбери был весьма уважаемым юристом и членом Конгресса США; он преподавал право Теофилусу Парсонсу. Спустя два-три года после написания поэмы Коринна вышла замуж за Томаса Вудбриджа Хупера, внука Роберта Хупера, «короля Хупера из Марблхеда», одного из богатейших купцов в Новой Англии. Роберт Хупер был во времена революции лоялистом[128]. Его дочь Рут вышла замуж за Тристрама Дальтона, который фигурирует в одном из рассмотренных нами ранее эпизодов в качестве сенатора, покидающего свой особняк и отправляющегося в Конгресс. Сын Хупера Стивен переехал в Янки-Сити и женился на Саре Вуд бридж, а их сын Стивен, в свою очередь, женился на Сьюзен Коффин Маркуонд, принадлежавшей к одной из крупных купеческих семей Янки-Сити.

Потомки многих этих семей рассеялись по Новой Англии и остальной территории Соединенных Штатов, однако значительная их часть все еще проживает в этом городе; некоторые из них активно участвовали в работе комиссии, которая отбирала символы и предлагала сюжеты, представляющие славу сообщества.

Нам необходимо проанализировать образы еще двух живых картин, имевших важное значение для представления этого периода. Вслед за эпизодом, показывающим французских аристократов, спасающихся бегством от эгалитарного гнева революционеров и находящих надежное укрытие среди друзей и равных себе в Янки-Сити, шла сцена, транспарант которой извещал: «1794 г. Достопочтенный Уильям Бартлет», — а двумя эпизодами позже сцена «1795 г. Тимоти Декстер». Описания этих двух сюжетов открывают нашему вниманию две совершенно разные личности, к которым совершенно по-разному относились как зрители процессии, так и их современники. К Тимоти Декстеру[129], который часто вызывал неприязнь и всегда осуждение, и тогда, и сейчас относились с презрительной насмешливостью, тогда как к Уильяму Бартлету[130], которого высоко ценили, — с почтением и уважением. Несмотря на разные оценки, которые даются им как с позиции их времени, так и с высоты истории, у них есть много общих социальных характеристик, и каждый из них является символическим героем одной и той же моральной истории, если подойти к ней как к части статусной и социальной структуры.

Афиша эпизода, посвященного достопочтенному Уильяму Бартлету, сообщала аудитории, что он был «общественным благодетелем». Он был показан направляющимся на свои суконные фабрики, построенные с тем, чтобы «использовать водопады в Байфилде для производства сукна. Это была одна из первых фабрик в Соединенных Штатах, и Уильям Бартлет из Янки-Сити был одним из ее владельцев». Декстер же преподносится в сопроводительном описании на транспаранте как «известный оригинал из Янки-Сити, по слухам, сколотивший себе состояние на морских перевозках металлических грелок и рукавиц в Вест-Индию». Далее в тексте этот пренебрежительный акцент нарастает. Хотя Декстер и расценивается нехотя в качестве человека забавного, как символ он не является героем ни для его сценариста, ни для аудитории, видящей в нем всего лишь нечто смехотворное.

Для решения задач, стоявших перед процессией, и исходя из необходимости как-то представить некогда очень значимую местную текстильную промышленность, Бартлет появляется как финансист, вкладывающий деньги в зарождающуюся новую индустрию. Он представлял собой не просто «собственника», а нечто гораздо большее, так же как и Декстер представлял собой нечто гораздо большее, нежели просто «эксцентричного купца», якобы торговавшего металлическими грелками в тропиках. «Американский биографический словарь» и местные исторические документы сообщают нам, что Бартлет родился в Янки-Сити и был потомком одной из первых осевших здесь семей. Все другие представители этого периода, чьи образы появлялись в живых картинах процессии, а имена — на транспарантах или в тексте исторических очерков, были сыновьями и, как правило, наследниками уже не менее двух поколений, занимавших высокое положение в обществе. Тристрам Дальтон был сыном крупного торговца и родился в особняке. Французские беженцы были «наследственными аристократами и землевладельцами». Джон Куинси Адамс принадлежал к новоанглийским Адамсам, и Пейн, эпизодически промелькнувший в одной из живых картин, родился в семье с высоким положением. Уильям Бартлет же, несмотря на прямое происхождение от одного из первых поселенцев, был выходцем из низших слоев. Ему пришлось очень рано бросить школу и ради того, чтобы себя прокормить, освоить башмачное ремесло; между тем, в одном из стихотворений Роберта Трита Пейна эта профессия была объектом насмешливого презрения.

Однако благодаря уму, проницательности, огромной энергии и желанию достичь успеха Бартлет скоро уже занимался коммерцией, а к окончанию революционной войны стал крупнейшим торговым королем, огромное состояние которого было вложено в самые разные капиталистические предприятия и в большую флотилию торговых судов. Его имя впервые начинает фигурировать как имя владельца каперов[131], которые уходили из Янки-Сити в море, дабы, вернувшись, принести прибыли их владельцам, а также, бывало, и тем, кто ходил на них в плавание. Вскоре корабли Бартлета уже стояли на якоре в его «многочисленных верфях и пакгаузах». И только после того, как он, наряду с другими, скопил на морской торговле большое состояние, он начал вкладывать деньги в текстильные фабрики.

Между тем, не обладая от рождения высоким положением, но зная, чем должны обзавестись торговые короли, чтобы быть надлежащим образом экипированными, он построил большой особняк, а позднее еще два особняка для своих сыновей. Из этих домов два до сих пор являются гордостью Янки-Сити.

Короче говоря, он был идущим из XVIII столетия образцом, которому подражали нефтяные бароны и автомобильные, железнодорожные и сталелитейные магнаты двадцатого века. Он получил широкое признание в обществе своего времени, и его сыновья надежно влились в социальную жизнь сообщества. Он был мобильным человеком, который, обладая от рождения низким положением, достиг высокого положения с помощью принятых и одобряемых средств и приспособился к той роли, которая предназначалась для людей, накопивших деньги и желающих повысить социальное положение своих семей. Для тех, кто разрабатывал сценарий этого эпизода, имя Бартлета было убедительным знаком силы, жизнеспособности и социальной ценности тех, кто составляет элиту Янки-Сити.

Тимоти Декстер, фигура карикатурная и презираемая, тоже вышел из социальных низов и достиг положения состоятельного человека. Он тоже занимал в Янки-Сити два выдающихся особняка. Он тоже окружил себя покупными символами высокого происхождения. Тем не менее, в качестве символа, он возбуждает не чувство уважения, а смех и ехидные ухмылки. Поскольку имеется несколько его биографий, написанных местными жителями, то нам не составит большого труда добыть необходимые данные для того, чтобы понять, какую функцию он выполнял как современный символ и как человек своего времени.