Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора - Хандаль Шафик Хорхе - Страница 28

Потом он достал гранату от гранатомета, сделанную из того же алюминиевого материала, и сказал:

— Смотри, как здорово. А у вас ведь ничего такого нет, не так ли?.. Нет, я просто хочу сказать, что бойцы Народных сил освобождения поумнее вас.

В другой раз он принес документ о системе телевизионной и микроволновой связи Национального управления телевизионной связи Сальвадора, дал мне его прочитать, сказав при этом:

— Видишь, у вас нет таких способных техников. Это опять люди из Национальных сил освобождения.

Так, отзываясь о Революционной армии народа и этим задевая мое самолюбие, они надеялись выудить у меня хоть какую-нибудь полезную им информацию.

Еще одной, обычной для них уловкой были вымышленные узы родства или дружеские связи с семьей похищенного, с тем, чтобы таким образом пробудить в нем надежды на жизнь и спасение и легче добиться сотрудничества. В начале ноября 1976 года я вдруг узнала, что лейтенант Гарай, оказывается, был «знаком» с одной из моих тетушек, а иначе говоря, он имел ко мне расположение, так как в какой-то степени был связан с нашей семьей по отцовской линии, и что только благодаря его вмешательству я еще оставалась жива. За этими откровениями последовало:

— Послушай, тебе уже пора начать сотрудничать с нами. Если сделаешь так, то я обещаю, что через каких-нибудь несколько месяцев мы тебя отправим учиться за границу. Но прежде ты должна нам помочь. Как говорится, долг платежом красен.

В следующий раз лейтенант Гарай, достав из своей сумки какие-то бумаги, сказал:

— Возьми и почитай. Потом мне скажешь, настоящие они или нет, — и протянул два листа бумаги. Один из них я сразу же узнала: это был плакат, выпущенный партией в январе 1975 года. Плакат, называвшийся «Винтовка рождает власть», был выполнен черной краской на красном фоне и изображал фигуры людей с поднятыми вверх винтовками. Обратная сторона листа была чистой.

На обороте этих плакатов Революционная армия народа помещала свои сообщения о проведенных операциях и распространяла их среди народа. Вот один из этих плакатов Гарай и дал мне почитать. На обратной стороне его было написано адресованное какой-то семье письмо с угрозой кого-то убить в том случае, если в течение восьми дней не будет выполнено требование об уплате 100 тыс. колонов.

Когда я закончила читать, Гарай, наверняка наблюдавший за моим лицом, сказал:

— Его убили… потому что семья не заплатила. Мы нашли тело совсем недавно на дороге в Кесалтепеке. А сверху лежало это письмо.

— Нет, — заметила я. — Убеждена, что это сделали уголовники, а не революционеры.

— А почему ты так решила?

— По манере изъясняться и по количеству орфографических ошибок. Кроме того, было распространено 5 тыс. таких плакатов, и каждый мог бы воспользоваться ими с любой целью.

— Я подозревал, что это не было делом ваших товарищей. Тогда кто же мог воспользоваться вашим именем?

— Не знаю.

— Прочитай другое письмо. То, что снизу.

Это письмо было адресовано некоему инженеру Авиле. В нем сообщалось, что за всеми членами его семьи, включая родителей, следят и, если он не заплатит 80 тыс. колонов, они будут убиты.

Письмо было написано в нарочито революционном тоне, но содержало угрозы, несвойственные революционным организациям.

Оба эти письма со всей очевидностью свидетельствовали о том, что обычные уголовники, стараясь запутать следы, воспользовались нашими плакатами.

На втором этаже в помещении Второго отдела, рядом с кабинетом его начальника лейтенанта Хосе Антонио Кастильо, располагались столовая, душевые и туалет для полицейских. Для того чтобы подняться на третий этаж, где находились наши камеры, имелась лестница, у подножия которой стоял письменный стол полицейского, выполнявшего обязанности тюремщика, а также отвечавшего за ключи от камер.

На письменном столе находился телефон, на звонки которого он должен был отвечать. Камера, в которой я помещалась, располагалась почти прямо над этим местом. Когда дежурный разговаривал достаточно громко, я могла слышать его слова. Так мы смогли узнать о некоторых событиях, о которых я сейчас расскажу.

Телефон палачей снабжал нас информацией!

В конце августа незадолго до полуночи зазвонил телефон, и я услышала следующее:

— Да, мой лейтенант, группа туда уже выехала, да, патрульная машина Национальной, в район Мирамонте. Да, я жду звонка, чтобы иметь полную информацию. Да, да, убит один полицейский. Слушаюсь, мой лейтенант!

Через некоторое время телефон зазвонил вновь, и послышался голос:

— Алло, только что звонил лейтенант, он хочет знать, что произошло… так, хорошо, если лейтенант снова позвонит… Да… пусть они его преследуют… Это их человек.

На следующий день нас спросили, знали ли мы человека, являвшегося возможным владельцем автомобиля, на котором ехали партизаны, с которыми произошла перестрелка, так как в автомобиле было обнаружено большое количество боеприпасов. Перестрелка произошла, когда наши товарищи перевозили оружие.

Во время студенческих волнений в конце сентября — начале октября 1976 года, вызванных повышением платы за обучение, прошли несколько демонстраций, и в одной из них, организованной по призыву Революционного народного блока, приняло участие несколько тысяч человек. Они направились в университетский парк, примыкавший к Национальному дворцу, где были сооружены подмостки, с которых велась постоянная агитация в пользу студенческих требований. Специальная полиция через своих агентов вела наблюдение за ходом этой манифестации. И в то время телефон звонил ежеминутно, сообщая и требуя сведений о ее ходе.

— Алло!.. Идут шесть тысяч человек, мой лейтенант. Проходят мимо ипотечного банка. Да, наверное, пройдут перед дворцом. Все сейчас там. Здесь только автомобиль. Все там. Нет, слушаюсь, мой лейтенант.

Так я следила за ходом этой манифестации. А со мной и все остальные товарищи, так как все вновь услышанное я тотчас же передавала им.

Все демонстрации сопровождались агентами полиции в штатском. 30 июля 1976 года наблюдение за демонстрацией велось до самого утра. В тот вечер меня привели на допрос, и я слушала переданное Кастильо донесение.

В нем сообщалось о выступивших на ней ораторах, количестве демонстрантов и дежуривших там агентах. Пьяница (сержант Росалес) рассказал лейтенанту, что вынужден был уйти, потому что во время выступления одного из ораторов к нему подошел его знакомый и спросил:

— Сержант, а ты что здесь делаешь?

— Так вот этот придурок чуть меня не угробил. Ведь если бы это услышали те, кто стоял рядом, не избежать заварухи.

Лейтенанту также сообщили, что с наступлением ночи количество народу уменьшилось.

Тогда Кастильо воскликнул:

— Эх, как хочется пойти туда и намять им бока, чтобы отбить охоту шуметь, верно, Росалес?

— Так точно, мой лейтенант. Мы с удовольствием, правильно я говорю, ребята? — поддержал тот, обращаясь к остальным.

На демонстрации ходят все полицейские агенты в штатском и с собой обязательно берут фотографа.

Через несколько дней после смерти того полицейского произошло столкновение с парнями из Народных сил освобождения в тот момент, когда они закладывали пропагандистскую бомбу со своим коммюнике. Полиция попыталась их задержать. Завязалась перестрелка, в результате которой был убит один полицейский. Это случилось в разгар многодневных студенческих волнений в университете, вызванных увеличением платы за обучение. Демонстрации, митинги, захваты зданий. Именно в это время глубокой ночью агенты Специальной полиции разгромили все помещения студенческих обществ в университете, поломали ротаторы, сожгли архивы и документы, вывели из строя радиовещательную аппаратуру и т. д.