Ветер с Варяжского моря - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/107
• Следующая

Торопливо смахнув со щеки слезу, Загляда обернулась. Маленький Тролль стоял позади и смотрел на нее с непривычной серьезностью, без следа обычного плутоватого ехидства.

– Послушай, что я тебе расскажу, – продолжал он. – Это Снэульв вчера рассказал мне, велел запомнить и пересказать тебе, когда они уплывут. Вот слушай.

И Маленький Тролль принялся повторять на память, глядя на реку, вслед уплывшему кораблю:

Это уже было слишком: Загляда уткнулась в грудь Тормоду и заплакала. Белый Медведь обнял ее, гладил по голове и бормотал какие-то слова, тяжко вздыхая. Если бы все его искусство и неисчислимые предания и песни, которые он знал, могли бы ее утешить, он не пожалел бы ничего. Но прав был Премудрый Отец Богов: на свете нет худшей хвори, чем томление духа.

После разлуки со Снэульвом Загляде жаль было скоро прощаться и с отцом, но теперь она никак не могла поехать с ним в чудь. Она обручена – золотое кольцо на пальце напоминало ей об этом каждый миг. Да и сама она не хотела думать ни о чем другом. Так пусть и чудины не ждут, что она может когда-то войти в их род, – этого не будет.

Через несколько дней после отплытия «Медведя» Милута со своими людьми оставил Ладогу и отправился в леса. Дорогу им указывал Кауко, нарочно для этого оставленный Тармо в Ладоге. Спеху позволили взять на свою лошадь Мансикку, и он был доволен не меньше, чем княжич Заревик, везущий домой добытую Денницу-Зарю.

Стоя на крыльце, Загляда слушала, как постепенно смолкают за воротами конский топот и голоса отъезжающих. Ей казалось, что теперь ее покинули все, и она тянулась к Тормоду, словно он был последним близким ей человеком на всем свете. Ей почему-то вспомнилось, как десять лет назад она впервые увидела его. «Придет Белый Медведь!» – пообещал ей утром отец, и она весь день подглядывала в щелочку ворот, не идет ли к ним страшный мохнатый зверь. Увидев всего-навсего плотного, толстоватого иноземца, она была даже разочарована, но скоро он показался ей забавным. Он так смешно коверкал словенские слова, приносил ей страшных зверей и смешных человечков, вырезанных из дерева, и называл их непонятными словами – турсы[155] и тролли[156]. А как она испугалась того пожара, во время которого Тормод своими руками помогал раскатывать по бревнышку свой дом, чтобы не выгорел целый конец! Милута привел его ночевать, черного от копоти с обгорелыми волосами и бородой, и Загляда сама перевязывала ему обожженные руки. Норвежец так и прижился у них на дворе. И теперь Загляда благодарила богов за тот пожар, подаривший ей верного друга.

Мысли о чудинах, к которым поехал отец, она старалась гнать прочь. Увидев, что она не приехала, Тармо, конечно, откажется от мысли сосватать ее для Тойво. Вспоминать чудского жениха Загляде было неприятно, как будто она была повинна в его прыжке с ладьи, в болезни, в злополучном поединке со Снэульвом. И уж конечно, в неуспехе сватовства – эту вину свалить было больше не на кого, разве что на Ладу и Макошь. И теперь, проводив отца, Загляда надеялась, что больше никогда не увидит беглеца с варяжской ладьи.

Разве так нужно обручаться?

«Хотел бы я, сын мой, чтобы ты нашел себе невесту и посватался». – «Я и сам об этом подумываю, отец. А кто есть у тебя на примете?» – «У Сигурда Лосося есть дочь, ее зовут Торбьерг. Это красивая и умная девушка. Не посвататься ли тебе к ней?» – «Я во всем послушаю тебя, отец, ведь ты не посоветуешь мне ничего плохого».

«Есть у нас дело к тебе, Сигурд. Мы приехали сватать твою дочь Торбьерг за моего сына Хроальда». – «Вы люди достойные, и я не откажусь породниться с вами. Но что ты выделишь сыну?» – «Он получит от меня хорошую землю на Березовом Мысу и половину нашего торгового корабля, который сейчас в плавании». – «Я обдумал ваши условия. Дочь моя получит в приданое шестьсот локтей сукна[157], а в доме мужа ее состояние должно увеличиться на одну треть. Если же у вас будут наследники, то все имущество будет вам обоим принадлежать поровну». – «Мы согласны. Теперь можно позвать свидетелей».

Свидетели! Снэульв усмехался своим мыслям, равномерно сгибаясь над веслом. Серебряного обручья не было видно под кожаным рукавом, но Снэульв все время чувствовал его у себя на руке. Альдейгья давным-давно исчезла позади, и «Медведь», миновав суровое Нево-озеро, плыл по низовьям широкой реки меж лесистых, почти необитаемых берегов, где лишь изредка попадались убогие домишки и рыбачьи долбленки финнов. Даже думая о будущем, Снэульв то и дело возвращался мыслями к лебяжьебелой славянской деве, обещавшей ждать его. Отца давно нет среди живых – сватать ему невесту некому. И пусть у их сговора не было свидетелей – обеты их слышала богиня Вар[158]. Когда у человека мало друзей на земле – его не оставят помощью боги. Богиня Сьевн[159] указала ему невесту и склонила к любви ее сердце, хотя мало кто в день драки на торгу поверил бы, что будет так. А богиня Ловн[160], благосклонная к мольбам, способна добиться у Отца Ратей и жены его Фригг[161] позволения соединиться мужчине и женщине, даже если раньше им это было заказано.

– Эй, Вальбранд! – крикнул Ингольв, сидевший на руле. – Ветра все нет. Пора тебе помочь «Медведю».

Вальбранд вышел на нос корабля, на ходу вытягивая волосы из-за пояса сзади, снял с головы повязку, потряс распущенными длинными прядями и протяжным голосом запел заклинание. Огромный орел Хресвельг, сидящий на северном краю неба, в ответ на заклинание расправил гигантские крылья, и свежий резкий ветер вырвался из-под них, пролетел над миром и наполнил красно-синий парус «Медведя». Впереди лежало Зеленое море[162].

Купание в Волхове не прошло для Горюшки даром. В следующие дни он расхворался и вот уже неделю лежал на лавке под козьей шкурой, кашлял, чихал, хныкал и капризничал еще больше обычного. Мать пыталась поить его отварами разных целебных травок, но Горюшко отталкивал чашку и плевался. Ни Догада, ни Загляда, ни даже отец не могли уговорить его пить лекарство. Ило, однажды зайдя к Середе в поисках Загляды, застал ее возле лежанки Горюшки с ковшиком в руках, занятую, безнадежными уговорами.

– Ах ты, скользкая лягушка! – прорычал Маленький Тролль, состроив самую страшную рожу, какую только смог. – Да возьмут тебя тролли! Пей сейчас же, а не то я волью тебе все это с другой стороны!

Горюшко не понял, что такое тролли, но так напугался, что покорно разинул рот и позволил Загляде влить отвар. Все семейство корабельщиков долго смеялось над этим случаем, и больше всех сам Ило.

– У меня было много прозвищ, но лекарем меня еще не звали! – говорил он.

Теперь Загляда нередко проводила у Середы большую часть дня. Дома ей было скучно одной, и она, исполнив все свои дела по хозяйству, а в остальном положась на Зиманю, шла на вымол, где работал Тормод со своей корабельной дружиной. Она сама носила ему в полдень обед, а потом с Догадой возвращалась на двор Середы в Корабельном конце, где жили корабельщики, рыбаки и всякий прочий люд, кормившийся у Волхова. Двор Середы, обнесенный жердевым тыном, казался одним из самый просторных и богатых на всей улице. Кроме самого Середы с семейством, здесь жили еще семьи его братьев Починка и Неждана, и Загляде было весело среди их многочисленных детей.

• Предыдущая
• 38/107
• Следующая