Бедняга Смоллбон. Этрусская сеть - Гилберт Майкл - Страница 89

- Мы не можем его выбросить на улицу, - сказала Тина.

- Дадим ему неделю, пусть найдет себе другое жилье.

- А квартплата?

- До неё мне дела нет. Мило был человек бережливый. Деньги у нас есть и на наш век хватит.

- Ну, если ты так считаешь, - с сомнением в голосе сказала Тина.

- Мы могли бы сдать флигель какому-нибудь художнику. Они вечно ищут мастерские.

Как раз вчера я видела объявление… вот, в газете… О, Господи!

Листая «Коррера ди Фиренца», она вдруг заметила снимок в одном из репортажей.

- Что там? - спросила мать.

- Посмотри, ты посмотри сюда! На эту женщину.

- Что там пишут? Прочитай, доченька!

- «Важная свидетельница по делу англичанина Брука, обвиняемого в убийстве флорентийца Мило Зеччи, - Мария Кальцалетто.»

- Ну и что?

- Тут её фотография, гляди! - Тина сунула матери газету. Аннунциата, надев очки, сказала:

- Лицо её мне кажется знакомым.

- Это Мария, Мария, к которой ходит Диндони. Работает в кафе на углу. Я их там видела сто раз.

- Точно?

- Тут немного нерезко, - признала Тина, - но это она.

- Что это значит?

- Это значит, что мы были правы. Это заговор, и Диндони в нем замешан. У него слюнки текли по нашей мастерской, дождаться не мог.

- Диндони? - недоверчиво переспросила Аннунциата.

- Ну, разумеется, не один, с сообщниками. Помнишь, что говорил нам отец? Что за ним следили двое. Тогда мы смеялись, а он был прав. Диндони сказал им, что отец вечером куда-то собрался. Но… - Тина вдруг запнулась. - Но откуда он мог это знать? Отец ведь был так осторожен и говорил только в кухне. Мама, что с тобой?

- Ничего.

- Ты неважно выглядишь.

- Ничего странного. Но ты заговорила об отце и сразу все вспомнилось… Что ты собираешься сделать?

- Поговорить с этой женщиной.

- Ладно, поговори, - ей теперь явно хотелось, чтобы дочь ушла.

На углу стояла машина Меркурио. Тот выскочил, когда подошла Тина. Первой её мыслью было не обращать внимания. Но потом она решила, что помощь его может понадобиться, и сказала:

- У меня тут кое-какие дела в кафе. Если хочешь, пошли.

В зале было как всегда днем пусто, но в задней комнате кто-то двигался. Откинув портьеру, они вошли. Мария расставляла бутылки на полках, доставая их из картонных ящиков. Заметив вошедших, остановилась и равнодушно взглянула на Тину и чуть внимательнее - на Меркурио.

- Что вам угодно?

- Поговорить, - сказала Тина. Швырнула газету на стол. - Это Ваше фото?

- Возможно, - ответила Мария, не глядя на снимок.

- Вы давали показания в полиции?

- Я рассказала то, что видела и слышала.

Тина рассмеялась. Нельзя было назвать этот смех приятным.

- Вы рассказали им, как научил вас мерзавец Диндо.

- Я говорила только правду.

- Чего вас понесло на Виа Канина в половине одиннадцатого ночи?

- А это запрещено?

- Почему вас не было здесь? В это время в кафе полно народу, а? Если в эту забегаловку вообще кто-то ходит.

Мария на обиду не ответила.

- Если хотите знать, мы в тот вечер закрыли в девять. Старик Тортони не возражал.

Я сказала ему, что мне нужно к сестре. Она живет у римских ворот. От неё я и возвращалась, когда случилось несчастье.

Меркурио сказал:

- Это звучит как сказочка для полиции. Лучше скажите нам поживее, как было на самом деле - Все так и было.

- Странно, что ты вдруг решила навестить сестру, - заметила Тина, - хотя всем известно, что вы с ней два года не разговариваете. С той поры, как она отбила твоего любовника.

- Лжешь! - Лицо Марии залилось румянцем.

- А с каких это пор от Римских ворот возвращаются по Виа Канина?

- Я не собираюсь отвечать на ваши вопросы.

- Кто был тут в тот вечер, когда вы закрыли кафе в девять часов?

- Как кто?

- Тут были двое мужчин? Верно? Один здоровенный, другой поменьше?

- Не знаю, о чем вы, - заявила Мария, но прозвучало это неуверенно.

- Да хватит, - сказала Тина. - Ну не такая ж ты дура. Последние дни они торчат тут каждый вечер, развалившись, как свиньи, и хлещут вино за счет заведения.

Тут заговорил Меркурио, заговорил громко и безапелляционно.

- Чую кровь, - сказал он.

Обе женщины пораженно взглянули на него. Мария побледнела.

- Я владею даром свыше. Я провижу будущее и прошлое тоже. И говорю вам, - Меркурио не спускал с Марии взгляда, полного темной силы, - говорю вам, что той ночью в комнате произошло нечто ужасное.

Мария не выдержала:

- Не смотрите на меня так! Ничего тут не случилось! А если случилось, я не имею с этим ничего общего. Меня здесь не было…

Она вдруг умолкла, то ли вскрикнув, то ли всхлипнув, но причиной этого был не Меркурио, а здоровяк, который вошел в комнату, откинув штору.

- Эти типы к тебе пристают, милочка? - спросил он.

Тина ахнула, а Меркурио, все ещё во власти какой-то высшей силы, медленно обернулся, взглянул на здоровяка и сказал:

- Ваши руки в крови…

- Будет лучше, если вы уберетесь отсюда, - сказал здоровяк. - Девушка из-за вас нервничает.

Тина сказала:

- А ты чего раскомандовался, мерзавец проклятый?

Не обращая на неё внимания, тот быстро шагнул к Меркурио, схватив его за воротник. С таким же успехом мог заняться ловлей угрей. Меркурио ловко вывернулся из его захвата, оставив в руках здоровяка пиджак.

Тина огляделась в поисках оружия. Ближе всего был бильярдный кий. С криком - «Получай, дъявол!» - она взмахнула тяжелым концом кия над головой бандита. Тот ловко увернулся, но стоявшей за ним Марии не повезло. Тяжелый конец кия угодил ей в висок, раздался глухой удар и Мария сползла на пол.

По-прежнему не обращая внимания на женщин, здоровяк не спускал глаз с меркурио, сказав:

- Ну ладно, если хочешь, устроим стриптиз.

Рванувшись вперед, он напряг руки, ухватил Меркурио за шелковую сорочку и рванул.

Шелк разорвался, обнажив голубую майку.

Меркурио зашипел: - Гад! - и бросился на него. Тот врезал ему в живот, точнее собирался, но Меркурио, который был не менее ловок, чем его противник, в последний момент увернулся, подставил бок, обхватил здоровяка руками и, отжав его голову, впился зубами ему в ухо.

Большинство людей от такого приема бы взвыло, но здоровяк и не пискнул. Вырвав правую руку, он спокойно поднял её и нацелился Меркурио в глаз. Меркурио пришлось отпустить ухо и отвернуть лицо. Но рука нажимала все сильнее и, не повышая голоса, здоровяк прохрипел: - А теперь я тебе вырву глаза!