Коронованный наемник (СИ) - "Serpent" - Страница 141

Эти практические размышления прервала резко распахнувшаяся дверь, и в комнатенку вошел Сармагат, отчего она сразу стала вдвое меньше.

- Йолаф, – без предисловий начал он, – мне необходимо отлучиться. Это многое меняет. Сидя в камере, вы были неприступны для моих бойцов, и за вашу безопасность я не тревожился. Свободный же вы не должны оставаться здесь один, после капитуляции мои парни могут быть непредсказуемы. Если вам угодно, уезжайте сегодня же. Все караульные предупреждены, вас выпустят без единого вопроса. Вот, возьмите, – на стол лег меч, отнятый у Йолафа в ночь трагедии на реке. – Ваш варг тоже готов к пути. Но помните, вы должны быть осторожней, чем заяц посреди скошенного поля. В Тон-Гарте вас ждут сестра и комендант. Он окажет вам любую потребную помощь, не сомневайтесь. У него прекрасные отношения с Тугхаш. Конечно, он пытается изображать шантажиста, но я прекрасно видел, как спокойно она опиралась на его руку. Тугхаш полностью ему доверяет. И последнее…

Тут Сармагат сделал паузу, а потом ровно и значительно проговорил:

- Я причинил вам много несчастий, Йолаф. Но я всегда уважал вас. Я надеюсь, что вам удастся задуманное. Я же обещаю все сделать для того, чтоб не искалечить жизнь Тугхаш. Прощайте.

Йолаф неотрывно смотрел в глаза орку, а потом медленно кивнул:

- Вы были моим злейшим врагом, Сармагат. Но вы стали и моим лучшим учителем, преподав мне множество неоценимых уроков. Кроме того, вы могли уничтожить меня, обрекая на жизнь, что стоила бы тысячи смертей. Но вы не сделали этого. Прощайте. И я надеюсь, что вы обретете мир с собой, которого вам так не хватает.

Вождь еще на секунду задержал взгляд на лице рыцаря, а потом кивнул и стремительно вышел из комнаты.

Йолаф подумал секунду и снова надел камзол. В конце концов, одинокий всадник гораздо скорее заметит многосотенную армию, чем эта армия успеет заметить его…

…Сармагат спешно выводил из загона Молота. Отдохнувший варг сопел и фыркал, нетерпеливо перебирал лапами, предвкушая лесной простор. Но Сармагату все равно казалось, что замки отпираются невозможно долго, а варг лениво бредет рядом с ним, теряя бесценное время.

А Сармагат очень спешил. Он снова услышал зов человека, которого считал навсегда его покинувшим.

Он не был в беспамятстве, да и в сознании тоже. Он не верил в свое сознание. Он не был мертв, но и жив он тоже не был. Он больше не верил в свою смерть. Он не верил больше ни во что, кроме этой единственной существующей секунды. Проклятая судьба снова плюнула в лицо, швырнула оземь и растоптала, едва поманив новой надеждой. Доколе же он будет верить в свою удачу? Вертопрашка давно бросила его всем балрогам на произвол. Нет никакой удачи. Нет никакой надежды. И вообще ни шута в мире нет, кроме ледяных камней, тупыми гранями впивавшихся в спину, кроме снега, медленно тающего под обнаженной правой ладонью и сочащегося под наручь зябкими каплями, кроме варга, верного Селевона, лежащего рядом с ним и горестно, умоляюще тычущегося носом ему в лицо. Все мираж, все вздор. Нет никакого завтрашнего дня. Есть только эта секунда. Холодная, одинокая и бессмысленная. Так зачем бороться, если ничего больше все равно нет, и не будет?

Двигаться не хотелось. Он знал, что стоит шевельнуться, как боль, уснувшая на груди пригревшейся змеей, проснется и снова вгрызется в плоть. Дышать было тяжело и поминутно хотелось плюнуть на это тоскливое занятие и просто перестать. Каждая мышца была налита жгучим плавленым свинцом, руки не отрывались от земли, и порой ему казалось, что он равнодушно смотрит со стороны на свое тело, разметавшееся на камнях и не стоящее никаких усилий или забот. Спать… Хватит носиться туда и сюда, разбивая лоб о новые и новые вырастающие перед ним двери. Хватит трепыхаться, как наколотая на острие стрелы лягушка. Просто принять этот миг. И спать, спать спокойно и безмятежно, пока холод не проникнет в кровь, тихо и милосердно забирая из нее уже не нужную, бессмысленную, бесполезную жизнь.

Он даже не удивился, когда косматый бок Селевона вдруг напрягся у его плеча. Варг утробно и раскатисто зарычал, а потом вскочил на ноги. Откуда-то донесся грохот катящихся камней, словно быстрые ноги торопливо неслись вниз по скале. Леголас не обратил на это внимания. Густая темная пелена заволакивала зрение, щупальцами заполняя мозг. Боль в любую секунду готова была проснуться, дыхание перехватывало от подступающего к горлу кашля, несущего мучительное удушье и металлический привкус крови. А варг… что могло ему угрожать? Его свирепый преданный Селевон сумеет себя защитить.

Но варг вдруг хрипло и злобно рявкнул и снова взвыл, как над мертвецом. Ему ответило глухое ворчание, Селевон еще раз взрыкнул и затих, только настороженное дыхание зверя доносилось до Леголаса, как сквозь сложенную ткань.

И тут приблизились чьи-то уверенные торопливые шаги, под которыми снова гулко перекатывались камни.

- Что за Моргот! – пророкотал неподалеку низкий голос, и лихолесцу захотелось усмехнуться, так банально и все же уместно прозвучала эта фраза. Но губы не поддались, уже оцепеневшие и потерявшие чувствительность.

- Леголас?! – снова услышал эльф тот же голос, на сей раз полный замешательства, но не понял, реален он был, или это снова проклятие страшного источника пробудилось в глубине его сознания.

Но чьи-то сильные руки приподняли его под плечи с земли, жесткая ткань перчатки отерла со щеки сочившуюся из уголка рта кровь:

- Держись, парень, – хмуро пробормотал голос, а потом послышался шорох, гулкий звук пробки, и к губам прильнуло горлышко фляги, на сей раз милосердно пролившее холодную живительную влагу. Леголас не успел ни о чем подумать. Он ощутил лишь, как змея бесшумно развила безжалостные кольца, соскользнув с его груди. Воздух свободно вошел в отозвавшиеся глухой тенью боли легкие, и эльф погрузился в непроницаемое и лишенное снов забытье.

Впервые Сарн в полной мере осознал, что такое бессилие, когда стоял среди гостей на свадьбе предмета своей первой пылкой юношеской страсти. Мрачно цедил вино и смотрел, как она улыбается своему лориенскому олуху губами, с которых совсем недавно смущенно позволяла ему сорвать горячий и неумелый поцелуй.

С тех пор прошло много лет. Сарн успел узнать цену настоящего, подлинного бессилия, когда на его руках умирали соратники, когда на горизонте пылали города, а измученные кони не успевали донести эльфов до кровавых, бушующих рубежей, где так нужна была их помощь. То бессилие порождало опустошающую, лютую ярость, которая неохотно утихала, лишь щедро накормленная местью.

Сейчас же, стоя на коленях и горстями сгребая черный окровавленный снег, он ощущал, как все отпущенные ему природой чувства свиваются в огнедышащую спираль, словно сноп молний, в одночасье поражающих одинокое дерево посреди степи и превращающих его в ревущий, полыхающий факел. Он опоздал. Снова опоздал, опять не послушал своего непогрешимого чутья, своего здравого смысла, отвлекшись на опасения за тех, о ком и без него было, кому позаботиться. Предал того, о ком кроме него радеть было некому. Подвел в самый важный, самый отчаянный миг, когда, наконец, мог ему помочь.

Эльф стиснул зубы, затапливаемый необузданным бешенством, и вдруг с неистовым ревом остервенело ударил в слежавшийся снег кулаком, еще раз, и еще, словно вымещая на этом молчаливом свидетеле случившегося здесь несчастья свое бессильное чувство вины.

- Сарн!! – чьи-то ладони хватали его за запястья, – Сарн, успокойтесь!!! Да возьмите ж себя в руки, Эру милосердный!!!

Настойчивый голос пробивался сквозь затянувшую разум багровую пелену, но лишь сильнее распалял злость.

- Сарн!!! – упрямые руки оставили попытки его удержать и крепко обняли. Лихолесец рванулся из этих объятий, слишком хрупких для его сильного тела, и вздрогнул, словно очнувшись. Камрин отстранилась и встревоженно взглянула ему в лицо:

- Успокойтесь, друг мой, – почти шепотом произнесла она