Коронованный наемник (СИ) - "Serpent" - Страница 118

Сам Вигге день ото дня мрачнел. Он почти не появлялся за общим столом, подолгу корпел над картами, жадно выслушивал доклады но, похоже, желанные вести все не приходили. Рыцарь, похоже, едва смыкал глаза, днем и ночью, словно неряшливый филин, кружа по штабу и выжидая чего-то с упорством залегшего в засаде хищника.

Леголас в эти дни ощущал себя кем-то вроде безобидного призрака. Его по-прежнему считали почетным гостем убежища, не выказывая ни тени враждебности или неприязни, но он видел, что войско охвачено общим томительным нетерпением, в причины которого его не посвящают. Лихолесец догадывался, в чем загвоздка. Прежде непререкаемый авторитет Йолафа оберегал его от любых подозрений – доверия командира мятежникам было достаточно. Сейчас же никто не мог бы с уверенностью заявить, не завершилось ли обращение принца. А потому его инстинктивно держали за незримой стеной отчуждения, не зная, жив ли еще эльф за отталкивающей орочьей оболочкой.

Леголас стискивал зубы, обуздывая раздражение, и молчал, не желая вызывать еще большего отторжения. Он без конца терся среди рыцарей, прислушиваясь к разговорам, а внутри раскаленной лавой клокотали злость и страх. Бездействие, бессилие и неведение приводили лихолесца в неистовое бешенство, подавляемое, и оттого еще более жгучее. Он уже знал, что орочьи легионы атаковали Тон-Гарт, однако город держится. Но Эру, как мало было этих сухих новостей! Что за дело ему, что столица выстояла первую атаку, если он не знает даже, каковы потери в его отряде? В той горсти соратников, самых верных, самых стойких, что остались верны ему и присяге, несмотря на события последних страшных месяцев.

…Леголас допил и слегка поморщился. Все же, паршивый эль. Но на душе все равно было не в пример светлее, а хлопотун повар, все больше напоминавший лихолесцу ворчливого добряка Гимли, вызывал неподдельную и искреннюю симпатию. Он слышал, у Гослина тоже кто-то из родни хворает Волчьим безумием…

- Милорд, – словно отзываясь, вдруг пророкотал повар, садясь напротив эльфа, – а вы чего мрачней тучи? Поди, за земляков боязно, что в Тон-Гарте сейчас оборону держат?

- Боязно, Гослин, – без затей ответил Леголас. Отчего-то перед этим простоватым честным малым не хотелось разыгрывать монаршую невозмутимость, – я с ними почти восемь сотен лет в бой ходил. А комендант нынешний мне роднее дюжины братьев. Они там сейчас грудью чужое знамя прикрывают, а я здесь сижу, эль хлещу.

Эльф осекся и устало потер лоб:

- Прости, друг, я не со зла так о твоих соплеменниках.

Но повар покачал головой:

- И не думал в обиды играть, сам все понимаю, вы, и правда не за свою землю кровь лить пришли. Эх… – Гослин отхлебнул пива и отер усы, – я ж не слепой, милорд, вижу, невмочь вам в нашей крысоловке прятаться. Сами уж волками воем. Да только сейчас не наше время еще, надобно обождать.

- Чего ждать-то, Гослин! – Леголас невольно повысил голос, – вас две тысячи клинков! И бойцы вы – не чета деревенским пахарям. Как вы можете оставаться в стороне, словно осада вашей столицы вас вовсе не касается? Неужели вы ждете, когда останется только мстить?

Здоровяк нахмурился, тон эльфа его задел:

- Не велено, милорд, сейчас в ту похлебку соваться, – сухо отсек он.

- Кем не велено? – рявкнул Леголас, чувствуя, как скопившаяся злость взбухает ядовитой пеной, готовая выплеснуться через край на ни в чем, в сущности, не виноватого, лишь попавшегося под горячую руку Гослина.

- Йолаф запретил, – твердо припечатал повар, и в его голосе громыхнул гнев, – а мы, пусть повстанцы, но все же солдаты, и командир у нас один.

Леголас зарычал, стискивая кулаки, но тут же боль от вонзающихся в ладони когтей отрезвила его, напоминая, что ядреная орочья злоба не должна брать верха над эльфийской сдержанностью.

- Ты прав, – медленно процедил он, разжимая пальцы, – но это бездействие душу вон вынимает. Я порой чувствую, что готов совершить любую чудовищную глупость, лишь бы сделать хоть что-нибудь.

- Ваша правда, – мирно отозвался Гослин, сразу остывая. Несколько минут оба молчали, а потом повар шумно вздохнул:

- Мы вам, поди, дураками кажемся. Но мы привыкли подчиняться Йолафу даже тогда, когда вовсе не понимаем смысла его распоряжений. Он во всей этой истории солонее всех хлебнул. У Йолафа с Сармагатом, репей ему в печенку, свои счеты, а потому он из кожи вон вылезет, чтоб орка к ногтю прижать. Так что наше дело верить ему и подчиняться…

Неловко оборвав фразу, Гослин налил себе еще эля, но не притронулся к кружке, хмуро глядя перед собой.

- В штабе опасаются, что Йолаф мертв, а потому не подает вестей? – напрямик спросил Леголас, и повар вздрогнул.

- Все возможно, милорд, – глухо ответил он, – командир всегда как-то с Сармагатом умел договориться, только, кто его знает, где веревочке конец. Ждать надо.

- Эдак можно прождать, пока столицу угольями не положат, – проворчал эльф, и Гослин вскинул голову:

- Это вы зря, милорд принц, – горячо выпалил он. Несколько секунд помолчав, словно набираясь решимости, он ударил кулаком по столу:

– Вы, верно, решили, что мы, как девки на выданье, сидим, да по звездам гадаем? У Йолафа в штабе Сармагата шпион есть. Верный, надежный. Сам человечьей крови, только давно промеж орков, даже имя ихнее носит, смешное такое, шипящее, словно уголек из камина выпал. Мальчуган совсем, а ни разу не подвел. Никто не знает, какое он к Йолафу касательство имеет, а только я раз видел, как он приехал, спешился, да обнялся с командиром, словно брат родной. Дело оно, конечно, не мое, а только сдается мне, парень этот Йолафа сестрицы нареченным был.

Леголас нарочито удивленно поднял брови. Он знал от Йолафа, что о личности самозваной княжны, как и судьбе княжны подлинной, в штабе неизвестно. Но, оказывается, слухи уже восполнили нехватку сведений. Гослин же взахлеб продолжал:

- Вы, милорд, видели же зверюгу, что командир опекает? Он сам-то молчит, только дураку понятно, крепко он беднягу любит, если так с ней нянчится. Тварь эта его не раз прикончить пыталась, а он все за свое… Не иначе, Камрин это, что все погибшей считают. Сами поглядите, невелик зверь, в кости тонок, да грива ореховая. Как же так-то, а? Жаль девочку до слез. Я ж ее ребенком помню, резвушка была, все к Йолафу ластилась, будто котенок, а уж он души в ней не чаял. Эх, горе.

Лихолесец поневоле почувствовал, как мгновенно трезвеет. Он вовсе не пытался вызвать Гослина на пьяную откровенность, незатейливо коротая с ним скучный вечер, но сейчас понял, что повар действительно может ненароком сболтнуть нечто важное.

- Это ужасно, – пробормотал он, вертя в руках кружку, – так Вигге его ожидает? Шпиона? – спросил он без обиняков, и Гослин кивнул, все еще расстроенно сопя, словно опечаленный медведь.

- Что-то Йолаф затеял, милорд, опасное – не приведи Эру. Но если выгорит замысел – тогда нам враз руки развязаны будут. И вот тут надобно будет прямиком на Тон-Гарт идти да Сармагатовым ублюдкам по шее надавать. Вот и ждем, словно на каленых иглах сидим, когда душу отвести позволят.

Еще договаривая эту фразу, повар неловко заерзал и еще сумрачнее сдвинул брови:

- Разболтался я во хмелю… Водится за мной. Только вы, принц, уж не выдавайте. Не пойму я, чего от вас этакие тайны городят. Вам-то в том самый кровный интерес имеется, чтоб Йолаф Сармагата прижучил.

Леголас мягко покачал головой:

- Конечно, не выдам. Спасибо, друг.

С этими словами он поднялся, отставляя пустую кружку. Ноги неприятно покалывало – он сам не заметил, сколько времени провел в гостеприимном гроте, сидя на неудобно низкой для его высокого роста скамье.

Распрощавшись с поваром, принявшимся сонно тушить печь, лихолесец углубился в уже хорошо знакомый ему лабиринт тоннелей. Впервые за последние дни ему ни о чем не хотелось думать и тревожиться, словно он опасался, что улегшаяся было злость опять встрепенется и наградит его новой ночью беспокойного сна и дурных, выедающих душу видений.