И цветы расцвели... - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 64

Тот монах спросил Нансена.

«Есть ли такое учение, которое ни один Мастер еще не пропо­ведовал?»

- да, есть такое учение; на самом деле, есть все учение, которое ни один Мастер еще не проповедовал.

Тогда почему Мастера не перестают проповедовать? Почему Будда говорил сорок лет подряд? И почему продолжаю говорить я, независимо от того, слушаете вы или нет? Почему они говорят? Ес­ли то, чему нужно научиться, не может быть передано словами, по­чему Мастера продолжают говорить?

Их беседы - всего лишь приманки. Беседа привлекает вас. Вы не воспринимаете ничего другого.

Беседы - все равно что сладости детям. И люди начинают тя­нуться к вам, пребывая в блаженном неведении, что беседы здесь ни при чем, в блаженном неведении приходят они за сладостями, за иг­рушками - игрушки их радуют. Но Мастеру известно, что, как толь­ко люди начинают тянуться, игрушки можно постепенно убирать, и постепенно они начинают любить Мастера без игрушек - и как только этот момент наступает, можно отказаться от слов.

Когда ученик созревает, слова могут быть отброшены: они были лишь способом приблизить вас, потому что вы не понимаете ничего, кроме слов.

Если кто-то говорит, вы понимаете, если кто-то молчит, вы ниче­го не можете понять: что здесь понимать? Молчание для вас все равно что стена, вы не можете найти в ней ход. Молчание несет также сильный страх, потому что оно подобно смерти. Слова напо­минают о жизни, молчание напоминает о смерти. Если кто-то мол­чит, вам становится страшно: если это молчание затягивается, вы не можете этого выдержать и стремитесь поскорее уйти, молчание вас тяготит.

Почему? Потому что вы сами не умеете быть молчаливыми, а ес­ли вы сами не можете быть молчаливыми, вы не сможете понять молчания. Вы - болтовня; будто внутри вас обезьянка, которая без умолку болтает.

Кто-то дал человеку такое определение: обезьяна с метафизикой, со своей философией - вот и все; эта философия - лишь способ лучше болтать: более системно, более логично, но все равно бол­тать.

Мастер вынужден говорить, чтобы вы захотели приблизиться к нему. Чем ближе вы будете подходить, тем меньше он будет прибе­гать к словам. Когда же вас поглотит его молчание, пропадет необ­ходимость говорить. Как только вы сами узнаете, что такое молча­ние, как только вы сами станете молчаливыми, возникнет новый контакт. Теперь можно будет говорить без слов, говорить, не произ­нося ни звука, - и слышать, не слыша ни звука. Это и есть свершив­шееся ученичество.

Ученичество - одно из самых прекрасных явлений на свете, по­тому что вы узнаете, что такое контакт. Теперь вы дышите, вдыхае­те, выдыхаете вместе с Мастером; вы утратили собственные грани­цы и слились с ним. Теперь нечто, льющееся из его сердца, наполняет вас; нечто от него появляется в вас.

Монах спросил Нансена: «Есть ли такое учение, которое ни один Мастер еще не проповедовал?»

Нансен - один из самых известных дзенских Мастеров; с ним связано множество историй - одну из них я рассказывал вам много раз. Я повторю ее снова, потому что такие истории должны повто­ряться много раз, чтобы вы могли их впитать. Они как пища вы - должны принимать пищу каждый день; вы не станете говорить: «Вчера утром я завтракал, сегодня уже не нужно» или «Вчера я ку­шал, зачем еще сегодня?»

Эти истории - как пища. В Индии существует специальное слово, для которого не подобрать эквивалента. В английском языке есть слово reading (чтение): в Индии для обозначения этого используется два слова - одно из них означает «чтение», другое означает чтение одного и того же снова и снова - и это напоминает путь. Вы читаете одно и то же снова и снова. Каждое утро вы читаете Гиту - тогда это уже не чтение, ведь вы уже прочитали ее много раз, это становится своего рода питанием, вы не читаете, вы питаетесь ей каждый день.

Это еще и необыкновенный опыт, потому что каждый день вам будут открываться новые оттенки значений, каждый день - новые нюансы. Одна и та же книга, одни и те же слова, но каждый день вы будете чувствовать, что вам открылась новая глубина. Каждый день вы будете читать что-то новое, потому что в таких книгах, как Гита, есть глубина. Прочитав их один раз, вы пройдете по поверхности, второй раз - немного глубже; третий раз - еще глубже, тысячный раз - и тогда вы поймете, что эти книги неисчерпаемы; исчерпать их невозможно. Чем более осознанным и бдительным вы становитесь, тем глубже ваше понимание - и открывается новый смысл.

Я повторю эту историю о Нансене. К нему пришел профессор, профессор философии. Философия - это болезнь; против нее, как против рака, еще на найдено лекарства, приходится делать опера­цию - серьезное хирургическое вмешательство; и философия раз­растается подобно раковой опухоли: стоит ей лишь оказаться внутри вас, она начинает расти сама по себе - и забирает у вас все силы. Она паразитирует. Вы становитесь все слабее и слабее, а она - вес сильнее и сильнее. Каждое слово порождает новое слово - и это может продолжаться до бесконечности.

Итак, к Нансену пришел философ.

Нансен жил на невысоком холме, и, поднявшись на него, фило­соф устал и взмок от пота. Едва войдя в хижину Нансена, он спро­сил: «Что есть Истина?»

Нансен сказал: «Истина может и подождать. Спешить некуда. Прямо сейчас вам больше нужна чашка чая, вы так устали!» Нансен зашел в дом и приготовил чаю.

Такое возможно только с дзенским Мастером. В Индии исключе­но, чтобы Шанкарачарья готовил вам чай. Вам! И чтобы Шанкарачарья готовил чай? Исключено! Или представьте, чтобы Махавира готовил вам чай... абсурд!

Но для дзенских Мастеров это возможно. У них совершенно дру­гое отношение: они любят жизнь, они не против жизни; они ут­верждают жизнь, они не против нее - и они - обычные люди. И они говорят, что быть обычным человеком - самое необычное, что только может быть на свете: они живут очень простой жизнью - и когда я говорю «действительно простой жизнью», я имею в виду не показную простоту. В Индии таких притворщиков встретишь на ка­ждом шагу; их простота показная! Они могут быть наги, совершен­но наги, но и в этом они не просты; их нагота очень сложна.

Их нагота - не нагота ребенка; они культивировали ее в себе, а как может то, что специально культивировалось, быть простым? Они приучили себя к ней путем дисциплины, а как может то, что достигнуто путем дисциплины, быть простым? Это очень сложно. Даже ваша одежда не настолько сложна, как нагота джайна - монаха-дигамбара; он боролся за нее долгие годы.

У них существует пять ступеней: каждую нужно проходить по­степенно, чтобы потом достичь наготы. Это рассматривается как достижение, а как может достижение быть простым? То, что просто, достижимо прямо здесь и сейчас, без необходимости над этим рабо­тать.

Нагота, когда она проста - великолепное явление. Вы просто от­брасываете одежду. Это случилось с Махавирой. Все было просто: он ушел из дома одетым; по дороге его одеяние зацепилось за шипы розового куста; и он подумал: «Уже вечер, и розовый куст готовится ко сну, я потревожу его, если стану доставать одежду» — и он ото­рвал ту часть одежды, что запуталась, и оставил ее там. Был уже ве­чер, и это было прекрасным жестом по отношению к розовому кус­ту. Он сделал это не ради наготы, а ради розового куста. На следующее утро ему, полуодетому, встретился нищий и попросил дать ему что-нибудь - а у Махавиры больше ничего не было; но как отказать, если у тебя все еще есть что дать - та самая половина одеяния? И он отдал ее нищему.

Эта нагота - нечто великолепное, простое, обычное; это просто случилось, без практики. Но джайнский монах практикует это.

Дзенские монахи - очень простые люди! Они живут простой жизнью - как все. Они не делают различий, потому что любое раз­личие делать эгоистично: и в эту игру можно играть по-разному, но суть ее неизменна - Я превыше Тебя. Суть игры неизменна у меня больше денег - я превыше тебя; я более образован - я превыше тебя, я более набожный - я превыше тебя; я более религиозный - я пре­выше тебя; я от большего отрекся — я превыше тебя.