Неоконченный поиск. Интеллектуальная автобиография - Поппер Карл Раймунд - Страница 41

Шредингер почерпнул свой идеализм от Шопенгауэра. Но я ожидал, что он видит слабости этой философии — философии, о которой резко высказывался Больцман и против которой выдвинул отличные аргументы, например, Черчилль[230], который никогда не называл себя философом. Я был еще более удивлен, услышав, что Шредингер выражает такие сенсуалистские и позитивистские мнения, как «все наше знание… полностью покоится на непосредственном чувственном восприятии»[231].

Еще одна схватка произошла у нас по поводу моей статьи «Стрела Времени»[232], в которой я утверждал существование физических процессов, которые необратимы независимо от того, сопровождаются они ростом энтропии или нет. Типичными примерами этого являются распространение сферической световой волны или процесс (типа взрыва), посылающий частицы в бесконечность (ньютонова пространства). Обратное — когерентное сферическое сокращение волны из бесконечности (или коллапс из бесконечности) — не может происходить не потому, что такая вещь исключается всеобщими законами распространения света или движения, а вследствие физической невозможности реализации начальных условий[233].

Шредингер написал несколько интересных статей, пытаясь спасти теорию Больцмана, утверждающую, что направление времени полностью зависит от направления возрастания энтропии (или словесно «определяется» им — но забудем об этом). Он настаивал на том, что эта теория провалилась бы, если бы был найден метод, вроде предложенного мной, с помощью которого мы могли бы определить стрелу времени независимо от возрастания энтропии[234].

До этих пор мы сходились во мнениях. Но когда я попросил указать мне, где я был неправ, он обвинил меня в том, что я бесчувственно пытаюсь оровергнуть самую прекрасную физическую теорию — теорию с глубоким философским смыслом; теорию, на которую не осмелился бы покуситься ни один физик. Для не-физика атака на эту теорию является актом неосмотрительным, если не преступным. Позднее он добавил в книгу «Разум и материя» такой пассаж в скобках: «Это имеет важнейшее следствие для методологии физика. Он не должен вводить ничего, что независимо определяло бы стрелу времени, иначе прекрасное здание Больцмана разрушится»[235]. Мне до сих пор кажется, что Шредингер был введен в заблуждение своим энтузиазмом: если физик или кто-нибудь еще способен независимо определить стрелу времени и если из этого следует то, о чем говорил Шредингер (как мне кажется, справедливо), тогда, нравится ему это или нет, он должен признать провал теории Больцмана-Шредингера и основанного на ней аргумента в пользу идеализма. Отказываясь сделать это, Шредингер был неправ — если бы он не нашел какого-нибудь другого выхода. Но он верил в то, что иного выхода нет.

Еще один спор произошел по поводу одного из его тезисов — по-моему, неважного, но он считал его очень важным, — изложенного в его книге «Что есть жизнь?» Это работа гения, особенно короткий раздел «Запись наследственного кода», уже своим названием указывающий на одну из важнейших биологических теорий. Действительно, это чудо-книга: написанная для образованного неспециалиста, она содержит новые и пионерские идеи.

Однако, кроме этого, она содержит, в ответ на главный вопрос «Что есть жизнь?», предположение, которое кажется мне достаточно очевидно ошибочным. В главе 6 есть раздел, начинающийся словами «Что является характерной чертой жизни? Когда мы говорим, что кусок материи является живым?» Шредингер дает ответ на этот вопрос в заглавии следующего раздела: «Он питается «отрицательной энтропией»» [236]. В первом предложении этого раздела говорится: «Живой организм кажется загадочным именно в силу его способности избегать быстрого угасания в инертное состояние ‘равновесия’…» После краткого обсуждения статистической теории энтропии Шредингер задает вопрос: «Как можно было бы выразить в статистических терминах эту удивительную способность живого организма, с помощью которой он откладывает процесс угасания в состояние термодинамического равновесия (смерти)? Мы уже сказали: ‘Он питается отрицательной энтропией’, как бы притягивая поток отрицательной энтропии к себе…»[237] И он добавляет: «Таким образом, способ, при помощи которого живому организму удается оставаться стационарным на достаточно высоком уровне упорядоченности (= достаточно низком уровне энтропии), на самом деле состоит в постоянном высасывании упорядоченности из окружающей среды»[238].

Конечно, живые организмы все это делают. Но я не согласился, и до сих пор не соглашаюсь[239], с тезисом Шредингера, что это является характерной чертой жизни или живых организмов; ибо то же самое верно и для любой паровой машины. На самом деле про всякий масляный обогреватель или всякие пружинные часы можно сказать, что они «постоянно высасывают упорядоченность из окружающей среды». Таким образом, ответ Шредингера на его вопрос не может быть верным: питание отрицательной энтропией не является «характерной чертой жизни».

Я написал о некоторых моих несогласиях со Шредингером, но я нахожусь перед ним в глубочайшем личном долгу: несмотря на все наши ссоры, которые не один раз выглядели как окончательное выяснение отношений, он всегда возвращался, чтобы возобновить наши дискуссии — дискуссии, которые были более интересными и уж точно более волнующими, чем те, что я имел с любым другим физиком. Темы, которые мы обсуждали, были темами, над которыми я пытался работать. И тот факт, что в своей удивительной книге он поднял вопрос «Что есть жизнь?», придал мне мужества задать этот вопрос еще раз для себя (хотя я и старался избегать вопросов формы что-такое).

Оставшуюся часть этой «Автобиографии» я намерен посвятить идеям, а не событиям, хотя там, где это может понадобиться, я буду давать исторические справки. Моя задача здесь состоит в обзоре различных идей и проблем, над которыми я работал в более поздние годы и над которыми продолжаю работать. Как можно будет увидеть, некоторые из них связаны с проблемами, которые я имел великое счастье обсуждать со Шредингером.

Много моей работы в последние годы было посвящено защите объективности, атакам и контратакам на субъективистские позиции.

Начну с того, что сделаю ясным, что я не являюсь бихеви-ористом и моя защита объективности не имеет ничего общего с каким-либо отрицанием «интроспективных методов» в психологии. Я не отрицаю существование субъективного опыта, ментальных состояний, интеллекта и разума; более того, я приписываю им высочайшую важность. Но я полагаю, что наши теории об этом субъективном опыте, о разуме, должны быть столь же объективными, как и любые другие теории. А под объективной я имею в виду теорию, с которой можно спорить, которую можно подвергнуть рациональной критике и, желательно, которую можно проверить — такую, которая не просто апеллирует к нашей субъективной интуиции.

В качестве примера некоторых простых законов, касающихся субъективного опыта, я могу упомянуть оптические иллюзии — такие, как иллюзия Мюллера-Лайера. Интересная оптическая иллюзия была недавно показана мне моим другом Эдгаром Т. Расмуссеном: если качающийся маятник — груз, подвешенный на веревке — наблюдать, поместив возле одного глаза темное стекло, то он кажется в бинокулярном зрении движущимся по горизонтальному кругу, а не в вертикальной плоскости; а если темное стекло поместить у другого глаза, то он кажется движущимся по тому же кругу в противоположном направлении.