Панихида по усопшим (ЛП) - Декстер Колин - Страница 47

Что мы теперь получаем? Мы здесь получаем достаточное количество различных мотивов для множества убийств. Каждый из участников имеет основания для опасений, но, по крайней мере, один из всех, одновременно, имеет и некую надежду, что может извлечь выгоду из всего этого. Тут достаточно потенциала для шантажа и ненависти, готовых спровоцировать очень, очень уродливые ситуации. Единственное, что необходимо, чтобы запустить всю реакцию, это наличие катализатора, и мы знаем, кто стал этим катализатором – преподобный Лайонел Лоусон. Он тот, кто имел самый бесценный актив в данном деле – деньги: у него оказалось около сорока тысяч фунтов. Более того, эти деньги очень мало значили для него лично. Он совершенно счастлив служить и дальше за жалкую стипендию, которая положена церковным представителям среднего звена, потому что при всех его недостатках, в их число любовь к деньгам не входила.

И вот он, тщательно проверяя лед, делает несколько пробных шагов и находит, что лед на пруду достаточно толстый, чтобы удержать всех. Что он может предложить? Для своего брата Филиппа – деньги, и шанс вести свой распутный образ жизни в течение еще нескольких лет в будущем. Для Джозефса – деньги, и шанс очистить свои финансовые дела, и уехав, начать новую жизнь где-нибудь еще, минус его жена. Для Морриса – опять же, без сомнения, деньги, если это то, что хотел Моррис; но он может также, вероятно, гарантировать, что Моррис получит Бренду Джозефс и шанс для обоих уехать, начав новую жизнь вместе, с неплохим банковским счетом в придачу. Что касается Рут Роулинсон – это деньги, и возможность ликвидировать раз и навсегда свое хроническое беспокойство по поводу жизненных проблем.

Так Лайонел Лоусон выстраивает свою схему, включающую остальных, желающих – как и он – стать соучастниками. Он фиксирует таксу на поддельную услугу, – и вот дело сделано. Свидетели счастливы лжесвидетельствовать и, в то же время, ручаться за алиби друг друга. Лайонел стоит у алтаря, Пол Моррис играет на органе, Рут Роулинсон стоит среди прихожан, и Бренда Джозефс находится через дорогу в кинотеатре. Если все они будут придерживаться своих историй, то все они вне подозрений. Все подозрения, конечно, падут на брата Филиппа; но Лайонел сообщил ему – и, вероятно, сказал то же самое всем остальным – что все очень тщательно организовал для него: во время убийства он садится в поезд и едет с вокзала Оксфорда до какой-нибудь отдаленно расположенной гостиницы (с предварительным бронированием), с несколькими тысячами фунтов в кармане, которые избавят его ото всех неприятностей. Небольшое подозрение за все это является недорогой ценой, не так ли?

Морс допил пиво и Льюис, очередь которого была на этот раз, подошел к бару. Ему было совершенно ясно, как Морс и сказал, что существует целый ряд мотивов, в случае их комбинирования (если Морс был прав), они взаимно дополняют друг друга и для всех полезны. Но где же во всем этом ненависть к Гарри Джозефсу? Все правильно, у многих из них дела были в ужасном беспорядке, но (опять же, если Морс был прав) деньги, казалось, справились бы вполне адекватно со всеми их проблемами. И зачем, ну зачем, вся эта ненужная болтовня в церкви? Все это казалось до смешного сложной и ненужной шарадой. Почему бы просто не убить Джозефса и не выбросить куда-нибудь его тело? Что было бы для них, конечно, бесконечно проще. А как насчет самого фактического убийства? Отравление морфием и нож в спину. Нет, что-то в самом деле не складывается.

Он заплатил за пиво и осторожно пошел обратно к столу. Морс не поблагодарит его, если он выплеснет хотя бы кубический миллиметр на ковер.

Морс сделал могучий глоток пива из своего бокала и продолжил:

– Теперь мы должны задать себе ключевой вопрос: кто затаил в себе достаточно ненависти к Гарри Джозефсу? Потому что, если мы не сможем ответить на этот вопрос, мы так и будем блуждать ощупью в темноте. С этим ключевым тесно связаны и другие вопросы: к чему была все эта неуклюжая суматоха на странном богослужении, а также, почему Джозефс был убит дважды.

Ну, давайте разберемся с последним вопросом в первую очередь. Я уверен, что вы слышали о тех расстрелах, когда, скажем, четверым мужчинам с винтовками приказывают расстрелять беднягу, привязанного к столбу, но у троих из них в стволах холостые патроны и только у одного – реальная пуля. Идея заключается в том, что ни один из них никогда не узнает, чьим на самом деле был роковой выстрел. Ну, я подумал, что нечто в этом роде, возможно, произошло и здесь. Были три человека, напомню, и скажем, ни один из них не хотел быть полностью ответственным за убийство. Теперь, если Джозефса отравили, нанесли удар по голове, а также закололи, то я считал бы это сильным доказательством, что я по существу прав. Но мы узнали при вскрытии тела, что существуют две причины смерти, а не три. Кто-то дает Джозефсу морфий с красным вином; и потом кто-то (либо тот же самый, либо кто-то другой) наносит удар ножом ему в спину. Зачем его убивать дважды? Ну, вполне возможно, что только двое из них были вовлечены в фактическое убийство; разделение труда, так сказать, можно объяснить той причиной, которую я только что изложил. Но была гораздо более важная причина, чем эта. Готовы ли вы к чему-то вроде шока, Льюис?

– Готов ко всему, сэр.

Морс осушил бокал.

– Ей-богу, пиво здесь хорошее!

– Теперь ваша очередь, сэр.

– Что?

Хозяин подошел к стойке, и в течение нескольких минут Льюис слышал, как он обсуждает с Морсом крайнюю глупость английской сборной команды по футболу.

– Они играют не дома, – сказал Морс, тщательно устанавливая две пинты пива на подставки для кружек. (Для человека, намеревающегося отблагодарить своего младшего офицера за оказанные услуги, он, с точки зрения Льюиса обращался с вещами крайне легкомысленно.)

– На чем я остановился? О да. Вы не спросили меня, где я был сегодня, не забыли? А я снова был в Стамфорде.

– В Линкольншире, сэр.

Морс, казалось, не слушал.

– Я совершил одну ужасную ошибку в данном деле, Льюис. Единственную. Я слишком много доверял слухам, а слухи это страшная штука. Если я расскажу всем, что вы спутались со своей безграмотной машинисткой, вам придется пройти через все муки ада, чтобы доказать, что между вами ничего не было, и что в этом нет абсолютно никакой правды. Но, если на вас выльют достаточно грязи, некоторые будут продолжать верить. Ну, я считаю, что нечто подобное случилось с Лайонелом Лоусоном. Если бы он и был гомосексуалистом, то был бы самой слабой разновидностью среди них, я думаю. Но как только слух был запущен, его начали подозревать с большой долей вероятности; и я был одним из тех, кто готов был подумать о нем самое худшее. Мне даже удалось убедить себя, без малейшего клочка доказательств, что, когда он был исключен из школы, он, должно быть, приставал там к некоторым из младших ребятишек. Но вдруг я задал себе вопрос. Что, если я был совершенно неправ? Что, если старый директор Лайонела Лоусона был не слишком откровенен, дав мне поверить в домыслы, – что я и сделал – потому что скрывавшаяся истина была намного хуже? Я думал, я знал, что эта истина существовала, и я был прав. Сегодня я встретился с Мейером снова, а также со старым заведующим пансионом Лайонела. Видите ли, братья Лоусоны представляли собой чрезвычайно причудливую смесь. Вот Лайонел, старший брат, трудолюбивый, старательный, не слишком одаренный в учебе, он пробивается наверх, стараясь изо всех сил, близорукий очкарик уже тогда, ему не хватает уверенности в себе – в общем, Льюис, немного зануда, с какой стороны не посмотри. А вот Филипп, умный, немного нагловатый, одаренный природой всем, что любой мальчик мог бы пожелать – прекрасные умственные способности, спортивный, популярный, красивый, и при этом чрезвычайно ленивый и эгоистичный. И родители нарадоваться не могли на… – угадайте, на кого? – молодого, гламурного Филиппа. Не требуется большого воображения, чтобы увидеть ситуацию с точки зрения Лайонела, не так ли? Он ревнует брата – все больше и больше, и, наконец, яростно ненавидит. Из того, что мне удалось узнать, там была замешана молодая девушка, когда Лайонелу было восемнадцать, а Филипп на год или около того моложе. Она не была блестящей красавицей по большому счету – но она была девушкой Лайонела. До тех пор, пока Филипп не решил ее увести; и, вероятно, в пику своему брату он ее соблазнил. Именно к этой точке восходит вся трагедия. Однажды дома на уикэнд, Лайонел Лоусон попытался убить своего брата. Он использовал кухонный нож, и на самом деле ранил его вполне серьезно – в спину. Дело замяли, насколько это было возможно, и в полиции были совершенно счастливы, что смогли спихнуть ситуацию на руки школы и родителей. Была достигнута некоторая договоренность, причем обоих мальчиков забрали из школы. К ответу никто не был привлечен, и дело, как казалось, забылось. Но история не может быть забыта, или может, Льюис? Дело в том, что в возрасте восемнадцати лет Лайонел Лоусон совершил попытку убийства своего брата. Так что если, как я уже сказал, мы ищем любой гнойник – ненасытную ненависть в данном случае, – то мы нашли его: ненависть, существовавшую между Лайонелом Лоусоном и его младшим братом.