Осторожно, женское фэнтези. Книга 2 (СИ) - Шевченко Ирина - Страница 87

— Вы…

— Невыносим. Невозможен. Я помню. Но это ненадолго, потерпите…

— Не смейте так говорить, — всхлипнула я.

— Это правда, Бет. Я всегда говорю правду… почти всегда. А они не говорят… Василиск, да? На вас защита от ядов, но если это что-то экзотическое… Я подумал: василиск, гидра или мисайский гриб — редкие, но достать можно. А мне вводят антикоагулянты, разжижают кровь… значит, василиск. Я прав?

— Да, — сказала я коротко, чтобы он не услышал в моем голосе слез.

— Значит, голова работает… Вы понимаете… понимаете, что все, что я скажу дальше, тоже не предсмертный бред. А я скажу…

— Не нужно…

Он усмехнулся снова:

— Все еще убегаете, мышка моя?

— Нет. Не хочу, чтобы так…

— Думаете, я хочу? Но это… это скромная просьба. Две просьбы. Во-первых, сейчас вы уйдете. Уйдете и не вернетесь в эту палату, пока все не кончится. Не вернетесь, даже если вам скажут, что я хочу вас видеть. Я боюсь, что не до конца буду в здравом уме и… Видеть вас я все равно не могу. Глаза уже… Не приходите. Обещайте, что не придете.

— Нет…

— Обещайте, Бет. Давайте простимся сейчас, как… как друзья…

— Друзья? — мне уже не плакать хотелось — выть в голос.

— Да. Друзья. И вторая моя просьба, как к другу… Пойдите в мой кабинет. Там должно быть открыто. В верхнем ящике стола… мой ежедневник… Заберите его. Выбросьте, сожгите… Или оставьте себе, если хотите. Только чтобы он не попал в чужие руки. Там не рабочее… не только рабочее, но мне бы не хотелось…

— Рисунки, — улыбнулась я сквозь слезы. — Я видела. Извините.

С нежностью погладила его по щеке и закусила губу до боли, поняв, что он не чувствует уже моих прикосновений.

Но говорит еще. Улыбается, хоть и заметно, каких усилий ему это стоит.

— Видели? И как?

— Красиво. Эльфы. Эльфийки. Едино…

Я осеклась на полуслове. Сглотнула комом стоявшие в горле слезы. Вдохнула глубоко.

— Единорог, — проговорила осторожно, боясь спугнуть блеснувшую впереди робкую надежду. — Единорог, доктор. Вы говорили, что его кровь — абсолютное противоядие. Значит…

Он едва заметно покачал головой:

— Забудьте, Бет. Никто не позволит…

— Только не умирайте, — приказала я ему, с силой сжав в ладонях серое холодное лицо. — Дождитесь меня, хорошо? Я быстро. Обещаю.

— Бет…

Я не слышала, что он говорил мне в след. Гораздо важнее, что он скажет, когда я вернусь. И что скажу ему я.

Если я не кинулась бежать со всех ног, то только потому, что добираться в эльфийское посольство бегом было бы слишком долго. Но и портальной сетью я воспользоваться не могла. Нужно было найти проводника из старших магов. Любого.

Первым в коридоре мне встретился Крейг.

Я вцепилась в его рукав мертвой хваткой и поволокла к выходу, попутно объясняя свой нехитрый план. В глазах полицейского, сейчас ни капельки не косивших, вспыхнула было радость надежды, но очень быстро потухла. Потому что эльфы. Законы, правила, дипломатические отношения и прочая внешняя политика.

— Нужно хотя бы попытаться, — сказала я убежденно. — Я сама поговорю с лордом Эрентвиллем, как частное лицо. Никаких вмешательств в международную политику. Не можем же мы просто сидеть и ждать, пока он умрет?

То ли инспектор не хотел сидеть и ждать, то ли, посмотрев на меня, решил действовать по принципу «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», но согласился меня провести, и через минуту — я даже за верхней одеждой не стала заходить — мы стояли у ворот посольства.

— Леди Элизабет Аштон, — церемонно представилась я дежурившему у калитки стражу. — Я хотела бы встретиться с лордом Эрентвиллем. Полагаю, он знает, по какому вопросу.

Общения с Грайнвиллем хватило, чтобы понять, что эльфы в курсе всего, что происходит в академии, и новости, неизвестно по каким каналам, они узнают одними из первых.

Страж, выслушав меня, склонил на несколько секунд голову, словно раздумывал, что ответить, а затем, распрямившись, проговорил с равнодушной вежливостью:

— Лорд Эрентвилль вас примет, леди Элизабет. Без сопровождения.

Крейг, сам не желавший влезать в международные отношения, не протестовал.

На крыльце особняка меня встретила леди Каролайн, прекрасная и печальная.

— Мне очень жаль, — проговорила она с почти человеческой искренностью и истинно эльфийской сдержанностью.

Ее отец, ожидавший меня в малой приемной на втором этаже здания, был еще более скуп на слова. Выслушал мою просьбу и бросил коротко и веско:

— Нет.

— Лорд Эрентвилль, я вас умоляю, — если бы думала, что это поможет, то и на колени перед ним упала бы, — это единственный шанс. Единственное средство против яда василиска.

В лице эльфа не дрогнул ни единый мускул, и рисунок на щеках оставался неподвижен, когда нелюдь решил расширить свой ответ:

— Эноре кэллапиа неприкосновенны. Это — незыблемый закон.

— Когда речь шла о вашей жизни, доктор Грин не побоялся пойти на нарушение незыблемых законов, — напомнила я. Хотелось верить, что мой голос звенел от гнева, а не от отчаяния. Как верить и в то, что пока я спорю с поборником идиотских, никому не нужных правил, не случится ничего непоправимого.

— Доктор Грин не нарушал законов, — выговорил невозмутимо посол. — Он нашел способ их обойти. И я не оспариваю того, что жив лишь благодаря его находчивости и целительскому гению. В данном случае обойти закон невозможно.

— Но я не прошу…

— Просите.

— Это исключительный случай! — сорвалась я на крик. Сложно держать лицо, когда это лицо уже в слезах. — Так сделайте исключение!

— Подобное исключение создаст прецедент, — парировал он ровно.

— Но он же умрет!

Идя сюда, прекрасно зная о непробиваемости эльфов, я все равно отчего-то не сомневалась, что все получится. Загорелась этой идеей, как только вспомнила о единороге. Лорд Эрентвилль разбил мои иллюзии в прах еще до того, как открыл рот, одним своим видом, но надежда долгие секунды продолжала теплиться в душе. Теперь и этот робкий огонек медленно гас. Ощущение безысходности захлестнуло с головой, боль и вина, от которых не спрятаться, убеждая себя в том, что сделала все возможное.

— Доктор Грин — хороший человек, — сказал посол, и тон его можно было даже принять за сочувственный. — Я скорблю вместе с вами.

— Чтоб вы сдохли, — зло прошептала я. — Чтоб вы…

— Вам нужно на воздух, Элизабет, — леди Каролайн, достойная дочь своего отца, за время короткой беседы не вставившая ни слова, подошла ко мне и властно взяла под руку. — Я проведу вас по галерее.

Она потащила меня к двери, и ее родителю, к счастью для него, не пришло в непробиваемую остроухую голову сказать мне что-нибудь отмороженно-вежливое на прощание.

Полуэльфийка, как и обещала, вывела меня не на внутреннюю лестницу, а на открытую галерею, тянувшуюся на уровне второго этажа вдоль боковой стены здания. Но свежий воздух оказался плохим успокоительным для меня.

А вот пощечина подействовала.

— Полегчало? — процедила сквозь зубы внезапно растерявшая аристократичные повадки девица.

— Д-да, — я прижала ладонь к горящей щеке.

— Вот и хорошо, — Каролайн снова взяла меня под руку и медленно повела вдоль высоких арочных проемов. — Платье не помешает тебе прыгнуть?

— Куда? — растерялась я еще больше.

— Туда, — она кивнула вниз, на хорошо просматривающийся с галереи домик единорога. — Поговори с ним. Возможно, он придумает, как тебе помочь. Но придется меня ударить. По-настоящему ударить.

— Зачем?

— Затем, что твоя магия в этих стенах бессильна, — склонившись к моему уху, зашептала Каролайн. — А меня тут слишком хорошо знают, чтобы поверить, что я просто так тебя упустила. Поняла?

— Поняла, — кивнула я, в самом деле начиная что-то понимать.

— Ударишь меня, спрыгнешь. Отобьешься от стража, что бросится к тебе от ворот. Он плохой боец, это будет легко. Помнишь, как открывать дверь? Рычаг вниз. Внутри тоже есть рычаг, справа. Поднимешь и повернешь, и снаружи никто уже не откроет.