Е2-Е4 или совсем другая история. Часть 2. Ученик Хогвартса (СИ) - "Рада Девил" - Страница 316

Столько условий… Ты же не думаешь, что можешь помешать ей «выбрать хозяина», - хмыкнул Гарри, который был прекрасно осведомлен, что палочка - это артефакт, реагирующий на особенности личной магии. Поэтому никого она не выбирает, как любит красиво выражаться Олливандер. Играет роль лишь совместимость ее магической настройки, существенно зависящей от материалов, из которых палочка изготовлена, с личной магией волшебника, взявшего ее в руки. По большому счету зачастую колдовать можно и чужой палочкой, только заклинания будут выходить не совсем корректными – слабыми или слишком сильными, получаться не с первой попытки, а некоторые и вовсе окажутся недоступными. Гарри вертел новую палочку в руках, любуясь ее красивым дизайном, который, как утверждали книги, тоже имел большое значение, являясь одним из условий, создающих ее уникальные магические свойства.

Я не специалист по изготовлению волшебных палочек и не эксперт по их проверке. Но, думаю, Том согласится со мной. Мы ведь никуда не спешим? На каникулах обязательно опробуем твою бузинную палочку, - примирительно сказал Северус, чтобы немного сгладить впечатление от своего отказа немедленно взять в руки палочку с третьим пером Фоукса. Он предчувствовал, что она еще преподнесет им сюрпризы в будущем.

Гарри ничего не оставалось, как уложить ее в футляр и спрятать на дно своего зачарованного рюкзака, до содержимого которого никто не мог добраться. Позже он, конечно, продемонстрирует эту палочку друзьям, но не позволит никому из них дотронуться до нее, помня о словах Северуса об эксперименте.

Сириус решил, что до встречи с Гарри ему следует сначала обуздать в себе избыток импульсивности, вызываемый резким приливом магии, особенно остро ощутимый для него из-за того, что предыдущие годы он провел в Азкабане, не имея возможности творить волшебство. Нет, его магию никто не блокировал, но волшебную палочку у него отобрали, а специальные чары, наложенные на тюремные камеры, не давали возможности даже попытаться использовать и малейшие навыки беспалочковой магии. Так что этот своеобразный застой теперь давал о себе знать почти болезненными вспышками раздражения, ярости, несдержанности, мстительности и даже иногда жестокости.

Грюм научился избегать наказания от магии уз, делая гнусные замечания не в адрес самого Сириуса, а, к примеру, в адрес его погибших друзей или Поттера, или напоминая о его прошлых неприятностях и промахах. Блэк понимал, что не имеет права на каждом шагу ставить для супруга запреты, потому что, в конце концов, можно в запале ошибиться и ненароком приказать такое, что магия посчитает более значительным и случайно снимет предыдущий запрет на сохранение в тайне местопребывания самого Сириуса. Он видел, что именно этого добивается Аластор, поэтому на его провокации реагировал своеобразно – заставлял учить наизусть книгу истории рода Блэк, если действия супруга не сильно его раздражали, или сбрасывал злость вместе с сексуальной разрядкой. Грюм дома ходил без личины и, если бы не деревянный протез, слегка портящий всю картину, то выглядел бы весьма привлекательно для многих волшебников. Так что Сириус не гнушался близких контактов со своим супругом. Пусть между ними не было любви и уважения, но это не мешало ему получать удовольствие от исполнения своего супружеского долга, как он любил повторять. Да и Грюму в последнее время, видимо, их постельные игры приносили некоторое удовольствие, иначе, зачем бы он так настойчиво злил Блэка?

Сириус разбирался в деловых бумагах, заключал через гоблинов финансовые сделки, стараясь уменьшить ущерб, нанесенный его супругом, читал прессу, выпытывал у Грюма новости, которые не попадали на страницы газет, и старался разобраться, во что же его втянул Альбус полтора десятка лет назад. Почему-то сейчас у Сириуса начали появляться вопросы там, где раньше их не возникало. Возможно, это было связано с тем, что время от времени в его памяти всплывали воспоминания о каких-то прошлых событиях, о которых он то ли напрочь забыл, то ли прежде не придавал им особого значения. Порой ему казалось, что он сходит с ума от раздвоения восприятия определенного своего действия в прошлом. Например, он ясно помнил, что сделал все правильно во время какого-то события, но сейчас четко видел, что был настоящим идиотом, не замечая очевидного и творя несусветную глупость. Такие приступы начали проявляться все чаще, поэтому Сириус и принял решение немного повременить со встречей с Гарри, опасаясь все испортить своей неуместной очередной вспышкой «откровения из прошлого». Но он не бросал попыток узнать о крестнике как можно больше. И Аврорат ему в этом немного помог, отправив Грюма в Хогвартс для охраны студентов от возможного нападения маньяка Блэка, сбежавшего из Азкабана.

Дамблдор был даже рад увидеть Грюма в числе авроров, прибывших для своеобразной охраны школы в этом месяце. Чтобы враг – Блэк не смог найти лазейку, изучив привычки авроров, Министерство приняло решение проводить их смену каждый месяц. Вот таким образом в Хогвартс попал и Грюм в компании еще двоих коллег. Работали авроры в школе под прикрытием отвлекающих чар, так что только преподавательский состав знал об их присутствии. Студентам было решено ничего не говорить и не привлекать к действиям авроров их внимания, чтобы не нагнетать лишнего страха на детей, щадя их неустойчивую психику.

Только вот для самого Грюма его назначение было как кость в горле. Он за два месяца немного освоился с узами, навешанными на него Блэком, а Альбус теперь изо дня в день, по незнанию, норовил поставить его в положение, когда до грани, за которой начиналась боль, оставалось совсем чуть-чуть. Каждый раз Грюму приходилось поднапрячь свои способности хитрить и изворачиваться так, чтобы Дамблдор от него отстал. Аластор боялся, что если Альбус по его поведению или из его слов догадается о том, что Блэк сейчас у себя в особняке, то магический откат может оказаться столь сильным, что он его не перенесет. С магией шутить Грюму было не с руки. За время после возвращения Сириуса из Азкабана он перечитал много книг из родовой библиотеки Блэков, куда его, как провинившегося щенка за шкирку, приволокли и ткнули в то самое издание, в котором был описан ритуал привязывания непокорного супруга. Блэк, когда немного пришел в себя, решил, что Грюму стоит знать, чего делать не стоит ни в коем случае, чтобы узы ему не навредили. В конце концов, смерти ему Сириус не желал, как бы ни злился и не презирал его.

Так что амбиции и светлые идеи Дамблдора теперь занимали далеко не первое место в жизненных приоритетах Грюма. Он сейчас выполнял приказ супруга, пристально наблюдая за Поттером. Он-то знал, что никакого появления Блэка в Хогвартсе не предвидится, хотя и ожидал, что Сириус, узнав о назначении, потребует провести его для встречи с Поттером. Однако Блэк удивил своей рассудительностью и не стал рваться в школу, а лишь высказал пожелание побольше разузнать о Поттере.

Грюм не имел представления о том, что Снейп предупредил Гарри о присутствии авроров, в частности Грюма, в школе. Поэтому все его наблюдения были скучными и не приносили никакой интересной информации. Поттер учился, ходил в библиотеку, не пропускал обедов и завтраков, он не хулиганил и не грубил учителям. Почти все время рядом с ним крутился кто-то из его друзей, преимущественно малолетний щенок Малфоя. Это раздражало Аластора больше всего. Старший Малфой очень удачно в свое время вывернулся на суде после гибели Волдеморта и не попал в Азкабан. Да еще и часть своих соратников спас, благодаря своей смекалке. Пока Альбус тогда сообразил, что и к чему, заседатели успели запороть десятка полтора, не меньше, дел, вынеся по ним оправдательный вердикт. Грюм удивлялся тому, что Дамблдор позволил своему подопечному дружить с Малфоем, а еще он не понимал, как можно вообще было допустить, чтобы Поттер попал на Слизерин, где учится большинство наследников из чистокровных родов, которые не поддерживали политики Дамблдора. На все отговорки и откровенное нежелание Альбуса что-либо пояснять, Грюм твердил: