Вниз и влево (СИ) - А. Эльстер - Страница 55

...Он лежал на земле у земляной баррикады, грудь его вздымалась часто и мелко, а из-под спины расползалась кровавая лужа. Будто чувствуя что-то, он повернул лицо к Прибке - и взгляд его встретился со взглядом Эльзы. Она зажала себе рот рукой: в третий раз она увидела, как размыкается система связей, как рушатся по линии их взгляда шестерни и передачи все на свете связавшего Закона...

Эльза вскочила. Она больше не рассуждала: бросившись бежать, она оставила за спиной и Колесничего, и "инквизицию" с ее хитрой игрой. Она отбросила очередной свой просчитанный план, - Тадеуш снова смешал ей все карты. Но это было неважно перед лицом нависшей над ним смерти. Она должна была до него добраться сейчас, со своим талисманом - а потом она придумает что-нибудь еще, это еще не конец...

Она выбежала из здания, едва не угодив под неприятельский огонь. Кристалл треснул снова; сохранив равновесие, Эльза развернулась и провела лучом гиперболоида по второму этажу. В окнах забурлило пламя, крыша просела и с грохотом легла на перекрытие.

Пригибаясь, она добралась до машины, кем-то оставленной, завела ее, рванула с места. Кто-то послал очередь ей вслед. Талисман Эльзы оплатил ее спасение: пули ушли чуть вбок и свистнули мимо нее, прострелив лобовое стекло. Машина скрылась за поворотом.

...Это характерно для замкнутых систем, лихорадочно думала Эльза, выкручивая руль. Количество вероятностей событий умножается, количество частей системы увеличивается, она разрастается, а ее управляемость падает. Чтобы скомпенсировать хаос и неупорядоченность, в нее приходится встраивать все новые "костыли". И уж совсем усложняется дело, когда ты изначально не имеешь о своей системе полной информации...

"Но... в третий раз! - вклинивалась другая мысль, - В третий раз решаться на дружбу после отречения..! Так, вообще, бывает?!"

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,

в которой Тадеуш находит решение.

...Тому назад с неделю Тадеуш очнулся, - и первое, что он понял, было: он именно пришел в себя, а не пробудился от сна. Он попытался открыть глаза. Удалось с трудом: голова раскалывалась, а левый глаз, кажется, заплыл. Где он находится, он сообразить с ходу не смог; то есть, находился он, конечно, в подземельях, но именно эту пещеру узнать не удавалось... хотя... ах, да. Конечно, он ее знал, просто теперь она превратилась в кабинет их главного по снабжению... которого звали только по прозвищу: Ткач. Обстановка была спартанская, но она сильно меняла облик... А вон и он: кажется, что-то пишет. Горит керосиновая лампа...

Тадеуш опять закрыл глаза. Память постепенно возвращалась. Сегодня... двадцать первое? Нет, этого не вычислить: кто знает, сколько он тут провалялся. Но он точно вспомнил, что дело было двадцатого. Тогда была драка.

Он вспомнил: их троица как раз возвращалась на базу, как в большой пещере перед лагерем они заметили толпу. Люди возбужденно гомонили. Приблизившись, Тадеуш и его товарищи увидели сцену, достойную средних веков.

...В кругу людей к каменному столбу была привязана девушка. Она смеялась, закатывала глаза, богохульствовала и выкрикивала бессмыслицу. У ног ее в беспорядке были свалены дрова, на которые уже плеснули бензин. Рядом стоял и ждал "инквизитор" с факелом. Второй по памяти читал: "Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают...", а еще трое держали под прицелами окружающих. Тадеуш с командой, выстроившись привычным образом, протиснулись через толпу - и тут "инквизитор" поднес свой факел к куче дров. Она полыхнула; огонь обнял дико закричавшую "ведьму", и в толпе тоже раздались крики.

Тадеуш бросился к "ведьме", хватая ее за руку. Теперь огонь не должен был ей вредить, но девушка кричала по-прежнему: двух секунд хватило, чтобы на теле ее возникли ожоги. Второй рукой он выхватил нож, перерезал веревки - и уже обеими руками подхватил обмякшее тело, вытаскивая его из костра.

Сзади уже вовсю шла драка. Он аккуратно положил "ведьму у стены, за камнем - и обернулся как раз вовремя. Нападавший выстрелил в упор; как всегда, это не причинило Тадеушу вреда. Он бросился вперед, выбивая из рук "инквизитора" автомат; в этот момент на него прыгнул сзади второй, валя его наземь. Первый тут же оказался рядом, - вцепился в медальон, что свесился на цепочке из ворота рубахи, и резко дернул, врезав при этом Тадеушу под дых. Это была ошибка: медальон сработал по назначению, задымившись в руке нападающего, - и тот с воплем его выронил. Впрочем, Тадеуш этого не увидел: тот, кто его свалил, умудрился вырваться из его хватки, и теперь раз за разом "угощал" его обрезком железной трубы, удары которой приходились, куда попало. Тадеуш собрал остатки сил в кулак, извернулся и схватил с пола медальон, умудрившись достать противника с ногой в челюсть. Тот отлетел, упал и больше не шевелился.

Крякнув, Тадеуш попытался подняться. Адреналин все еще глушил боль, но встать на ноги почему-то не вышло. Он огляделся, приподнявшись на локте. Стычка закончилась. Двое "инквизиторов" ушли, но двоих связали их же веревками, и толпа потащила их в лагерь. Товарищи Тадеуша, кажется, были в порядке, - по крайней мере, они на ногах держались. Над ним склонился Милош. Быстро оценив ситуацию, он взвалил Тадеуша на плечо и понес...

Последнее, что сохранила память, было их прибытие в лагерь. С него сняли рубаху, кто-то ощупал ребра, сказал: три сломано... потом было что-то про сотрясение мозга... а потом, наконец, нахлынула боль, и Тадеуш провалился в беспамятство.

...Понятно, заключил он. Кажется, святой отец был прав: в самом деле, медальон его хранил. Стоило остаться без него - и тут же пришлось вспомнить, каково это, когда у тебя нет никаких чудесных свойств. Даже не двигаясь, он чувствовал, как ноет тело.

Тадеуш снова открыл глаз - тот, что не заплыл. Человек за столом из ящиков явно не заметил, что его гость пришел в себя; он продолжал что-то писать, не поднимая головы. Тадеуш нечасто встречался с ним, но вот что было странно: каждый раз он ловил себя на ощущении вроде дежа-вю. И еще: почему-то Милош тоже начал казаться кем-то смутно знакомым, - хотя раньше он искренне уверил Эльзу, что впервые его встретил в день покушения. Нет, кажется, он все же видел его - когда-то... может быть, очень давно. Но Тадеуш никак не мог вспомнить, как и когда это было, и правда ли это была вообще, - хотя память на лица у него была отличная. К тому же, у него была очень развито некое "шестое чувство" - он лучше запоминал общие ощущения от людей, чем их внешность.

И вот сейчас... когда он открыл глаза, лежа на низком топчане из ящиков, а этот человек сидел, склонившись над бумагами, и пламя керосинки дрожало, бросая отсветы... Тадеуш, вдруг вспомнил и это лицо, и позабытый образ этого человека целиком - словно ожил отпечаток, некогда оставленный в его сознании. Сам себе удивляясь, он произнес:

- Отец?..

Тот замер на мгновение, но поднял на Тадеуша совершенно спокойный взгляд. Лодзянский настолько часто в разных вариациях представлял себе этот момент, что уже пережил заочно все возможные исходы и был готов к неизвестному.

- Да, Тадеуш. Я велел принести тебя сюда, потому что тебе того и гляди проломят голову во сне.

Тадеуш попытался вскочить, но Лодзянский быстро подошел и удержал его.

- Обниматься будем после, а то придется обнимать тебя вместе с этими ящиками. Что так смотришь? Я это, я. Да, я не умер, когда ты был маленьким - хоть тебя и уверяли в обратном.

- А мама...

- Мать - единственная, кто знает... из гражданских.

В "комнату" неслышно вошел Милош. Тадеуш перевел на него взгляд:

- А... Милош?..

- А Милош Ковалевский - твой родной дядя. Брат твоей матери. Он тоже замечал, что ты раздумываешь, где ты его видел. И, раз уж ты нас узнал и все равно об остальном спросишь, скажу тебе сразу: я не знаю, будешь ли ты рад, что меня встретил. Я за тобой наблюдал и понял: у тебя... строгие принципы. Ты прав, по большому счету, а у нас вся жизнь состояла из выбора между плохим и плохим.