Дорога на Сталинград. Воспоминания немецкого пехотинца. 1941-1943. - Цизер Бенно - Страница 21

• Предыдущая
• 21/50
• Следующая

– Вшивый ублюдок! – сказал Шейх, и вопрос был исчерпан.

Через два дня рота снова была в бою. Грузовики доставили нас, под прикрытием небольшого оврага, прямо к месту, где находился противник. Мы вскарабкались по склону и стали развертываться цепью для атаки. Затем с винтовками на изготовку мы медленно двинулись вперед.

Нас встретил бешеный огонь из стрелкового оружия. В мгновение ока мы залегли, заползая в малейшие углубления в земле в поисках укрытия.

По цепи прокатилсь команда продвигаться вперед бросками. На словах это было довольно просто. Все, что вам нужно сделать, это вскочить, пробежать пару шагов, затем снова залечь. Но требовалось немало мужества, чтобы стать мишенью, покинув свое укрытие и полагаясь на судьбу. Никто не хотел первым вскакивать и привлекать внимание бдительного противника. В то же время никто не хотел отставать, чтобы не прослыть трусом. Ты прижимаешься к земле, стреляешь пару раз наугад и мельком оглядываешься на своих товарищей, чтобы знать, далеко ли они ушли вперед и не наступила ли твоя очередь.

Ответный огонь становился все плотнее. Русские ввели в бой легкие минометы и стали причинять нам массу неприятностей. Наши броски становились все короче, а промежутки между ними длиннее. Потери возросли. Многие сгибались пополам и падали, больше не поднимаясь, и со всех сторон были слышны крики раненых. Темп атаки спал.

В этот момент мы получили неожиданную поддержку. С ревом появились три пикирующих бомбардировщика «Штука», которые на небольшой высоте два-три раза закладывали вираж, каждый раз под все более острым углом. Затем они вдруг спикировали, открыв ураганный огонь всеми имеющимися средствами, и пронеслись со свистом прямо над нашей головой. Сотни крошечных смертоносных вспышек извергали стволы их пулеметов. Рев моторов, бешеный треск пулеметов и ужасные вспышки огня пушек самолетов слились в один адский разрушительный ураган.

Мы невольно уткнулись лицом в землю. Наши нервы были напряжены до предела. Они что, приняли нас за русских? Но потом мы увидели трассирующие снаряды, бьющие точно в то место, где, по нашим расчетам, должен был быть противник. Наши самолеты взмыли высоко, зависли на несколько мгновений, как парящие птицы, затем вновь устремились вниз на русских. Затем они поднялись вверх и улетели обратно на свои базы.

Стрельба позади нас прекратилась. Русские, очевидно, отступили, углубившись в близлежащий лес.

И опять нам был дан приказ двигаться вперед, но на этот раз он не вызвал такого ужаса в наших сердцах.

Вдруг слева от нас раздался сильный взрыв, через несколько мгновений еще один. По цепи пронзительным криком срочно передали предупреждение:

– Мины! Осторожно, мины! Санитаров сюда!

Еще один взрыв и сдавленный крик, вопль человека о помощи, перекрестные крики резких команд и продолжительные стоны.

– Людей с носилками! – раздавался крик то здесь, то там. – Носилки сюда!

– Там парень истекает кровью, он умрет. Где, черт возьми, эти санитары?

Но еще одна мина, совсем близко, и истошный крик Ковака:

– Это Фогт! Фогта зацепило!

Мы робко подошли к Фогту. Боже Всемогущий! Ему оторвало обе ноги! Вот он лежит, задыхаясь, в луже крови. Его глаза, неестественно большие, остановились на Францле; рука в пятнах крови была поднята в мольбе.

– Ульмер… дай мне свой пистолет… пожалуйста… Со мной все кончено… пожалуйста… или сделай это сам.

Приковылял фельдшер, но бросил лишь мимолетный взгляд на изуродованное тело, покачал головой и потащился дальше. На него кричали со всех сторон.

– Ульмер, – умолял Фогт, но его голос становился слабее, – пожалуйста, пристрели меня… ты… ты… друг…

Францл бросил на меня беспомощный взгляд. Должен ли он? С Фогтом было все кончено, он безнадежен. Разве не было нашим долгом избавить его от мучений? Мы оба так думали, Францл и я. Но ни у одного из нас не хватало мужества. Мысли путались у меня в голове. Как завороженный, я уставился на изуродаванные бедра и вспоротый живот, которые превратились в одну сплошную массу изодранной плоти, одну большую рану.

– Францл, сделай это, – выдавил я из себя шепотом. – Или мне это сделать?..

Последовал последний предсмертный вздох, и побелевшее лицо медленно уткнулось в землю. Страдания Фогта кончились.

На краю леса возле перевернутого русского мотоцикла лежала мертвая женщина в форме. Очевидно, она наехала на одну из своих же мин. Я почувствовал что-то похожее на удовлетворение. Все, что осталось от адской машины, было осколком металла, торчащим из земли. Было совершенно безнадежным занятием пытаться обнаружить мины. Каждый шаг нес смерть, шла дьявольская игра со смертью.

Со вздохом глубокого облегчения мы углубились в прохладу леса. Вероятность того, что здесь мины, была невелика. С фланга, обливаясь потом, подошел лейтенант Штрауб:

– У вас есть раненые?

– Нет, никто из нас не ранен, за исключением сержанта Фогта.

– Я знаю о нем. Мне тоже ужасно жаль. Еще день-два, и он бы ехал домой для прохождения спецкурса… Поддерживайте контакт со своим левым флангом, остерегайтесь снайперов на деревьях – третий взвод уже нарвался на них.

Мы медленно пробирались сквозь густой подлесок. Ветки звонко били по нашим каскам, хлестали по лицу и рукам. Сапоги цеплялись за разросшийся колючий терн. Сквозь листву пробивались золотые лучи солнца, ласкавшие пышную зелень папортника и мха. Это была романтическая картинка, но не для нас.

Совершенно неожиданно мы столкнулись лицом к лицу с тремя русскими, поднявшими руки вверх. Их форма была прекрасным камуфляжем. Они могли легко разделаться с нами. Что нам с ними делать? Ковак предложил, чтобы они несли боеприпасы, и они с величайшей охотой взвалили ящики на плечи. Мы поставили их в середине нашей группы. Затем, сделав перекличку, чтобы не потерять контакт друг с другом, осторожно продолжили движение.

Слева от нас послышалась пара винтовочных выстрелов, затем несколько выстрелов справа от нас, и вдруг автоматная стрельба. Из предосторожности мы остановились. Один из пленных возбужденно подбежал к Котваку.

– Там! – крикнул он. – Там.

У этих русских зрение было лучше, чем у нас. Я посмотрел в направлении его протянутой руки, но ничего не заметил. Ковак выстрелил. Стреляя с упором в бедро, Францл дал очередь из автомата по чаще. Затем мы услышали визгливые голоса, и медленно приковыляли четверо русских и сдались. Один был ранен в руку. Они указали еще на одного, тот был мертв. Пуля пробила насквозь его каску.

Штрауб появился снова и сказал, что скоро мы выйдем на вырубленный участок леса, где будем ждать. Он забрал с собой пленных, а Ковак пошел с ним.

Становилось темно. Два русских бомбардировщика покружились над головой. Мы думали, что нам не нужно их бояться, что они никогда не осмелятся сбрасывать бомбы, поскольку могли попасть по своим. Однако они бомбили. Но взрывы прогремели далеко позади нас. Звук был такой, как будто сотня деревьев была разбита в щепки; был страшный грохот, но для нас он оказался не опаснее, чем далекая буря.

Мы провели ночь на краю вырубки, неприятную ночь. Каждому второму приходилось стоять на часах, но даже те, кто получал возможность поспать, почти не могли сомкнуть глаз. Мы вскакивали от каждого шороха. Но обошлось без всяких происшествий.

На следующий день мы пришли к огромному полевому складу боеприпасов. Тысячи снарядов всех калибров были сложены под деревьями. Мы были осторожны, потому что противник не уничтожил такое большое их количество, когда отступал. Мы опасались использования им взрывателей с часовым механизмом или дистанционных взрывателей и поторапливались. Судя по широким, протоптанным тропам, ведущим из этого места, лес кончался.

Мы оказались правы. Не встречая никакого сопротивления, мы вскоре достигли последнего ряда деревьев. Мы прочесали весь девственный лес.

Ближайший к нам солдат передал:

• Предыдущая
• 21/50
• Следующая