Рота - Подопригора Борис - Страница 51

• Предыдущая
• 51/62
• Следующая

– Прошвырнулся, – ответил Числов с какой то странной интонацией. Полковник попытался посмотреть ему в глаза, но капитан отвел взгляд.

– Хм, – сказал Примаков. – Похоже, действительно «прошвырнулся». Ну а насчет рапорта… как?

Числов в один затяг «добил» свою сигарету:

– Александр Васильевич… товарищ полковник… Я… Вы меня извините за ту… цидулю… Порвите ее, если… В общем, я… никаких рапортов писать не собираюсь, и…

– Понятно, – повел подбородком Примаков. – Только зачем же рвать то… такой документ. Вот станешь генералом – я тебе эту… бумажку… подарю – для семейного архива. Потом в музей сдашь. Хм хм… М да… Сережа… А ты больше мне ничего не хочешь рассказать?

Числов недоуменно вскинул голову.

– Нет… А что?

– Ничего, – пожал плечами Примаков. – Ничего такого военно морского… За исключением одной непонятной такой мульки… Иванцову сегодня звонили… М да… Из Москвы… Хм хм… Из Генерального, ты понимаешь, штаба… И из ГУКа – тоже звонили. И знаешь, по поводу кого?

– Не знаю, – насупившись, ответил Сергей.

– А я тебе скажу, – ласково «успокоил» его Примаков. – По поводу некоего капитана Числова… М да… Касательно его перевода в город на Неве… Кстати, знаешь, на какую должность?

– Не знаю, – помотал головой Числов. – И знать не хочу… Не согласен я на эти переводы…

– Что значит «не согласен»… – начал было Примаков, но Сергей не по уставному перебил его:

– Александр Васильевич… Я… Я там в Питере с одной девушкой познакомился – это ее штучки…

– Да? – дернул бровями полковник. – Как интересно… Ты знаешь, Сережа, насколько я в курсе, – Иванцову звонили мушшыны… Причем в погонах, причем – в ого го каких… Иванцов аж по стенкам бегает, как с ним разговаривали: почему это он толком не знает, кто такой «сам капитан Числов» из какой то там роты… Генерала чуть кондратий не хватил.

Сергей достал свои сигареты, нервно закурил:

– Это она… Ее штучки… Понимаете, Александр Васильевич, она – олигархиня… Ну, богатая очень. И в Москве у нее не просто «все схвачено», а… Только я ни в какой Питер не поеду. Это она так считает – хочу, принесите на блюдечке. Хренушки! Я – офицер, а не пупс…

Примаков некоторое время глубокомысленно молчал, потом так же глубокомысленно заметил:

– Да а… Действительно, ты там в Питере… прошвырнулся… Ну а мосты, там, архитектура… – все цело? Эрмитаж там… Что там еще есть? Надеюсь, – сильных разрушений не произвел?

Числов понимал, что полковник откровенно насмехается над ним, поэтому молчал.

– Ладно, Сережа, – вздохнул наконец Примаков. – После «выхода» поговорим… Проветришь на горном воздухе мозг… там олигархинь нету… я надеюсь. Вот… а потом как то надо это все… хм хм… разрулить… Тебе с твоей… м да… девушкой… Желательно, без вовлечения… хи хм… генералов в ваши, ое ей, отношения…

– Да, Александр Васильевич, – клятвенно прижал руки к груди Числов. – Я то здесь… Это она…

Полковник сдвинул брови:

–Что?! Детский лепет! При чем здесь я, это все она… Ты – офицер, или где?! Если офицер, то должен знать, как угомонить свою бабу, кем бы там она ни была! Ясно?

– Ясно…

– Ну и ладушки… хм хм… А то у вас там – какие то проблемы в отношениях, а почему то я, немолодой уже полковник, получаю от товарища генерала в жопу по самое «здрасьте»… Ладно, удачи тебе.

– Спасибо, Александр Васильевич.

Примаков пожал капитану руку, потом не выдержал и обнял его, затем, словно устыдившись проявления своей «лиричности», резко зашагал прочь. Правда, через несколько шагов все же обернулся снова:

– Числов!

– Я, товарищ полковник.

– А где этот, как его… любимец то мой… Панкевич?!

– Не знаю… Здесь где то… Позвать?

– Да нет… Это я так… раз под руку сам не подвернулся – пущай живет…

…Рыдлевка, не знавший, – не ведавший, что его только что «пронесло», в этот момент разбирался в своей палатке с Арой:

– Азаретян, закрой дверь… Ты у меня в папке рылся? Оборзел совсем? Тебе Арарат показать?

Ара засопел, переступил с ноги на ногу, потом выпалил:

–Я не рылся, товарищ старший лейтенант… Там фотки сверху лежали… Я хотел их вернуть… Это – Родионенко, а грешили на Конюха… Вы забыли просто… А я Тунгусу отдал, и он… Ну, чтобы Веселый с Конюхом помирился.

– Вы охуели совсем, – сказал старший лейтенант, покрутив головой. – Вся ваша банда… Я после выхода с вами отдельно займусь… Оборзели в корягу…

Ара переминался с ноги на ногу и вздыхал, как лошадь.

– Ладно, – сказал Рыдлевка. – Возьми мой аппарат. Там новая пленка… Умеешь? Наснимаешь всех… Кто первый в Моздок полетит – отпечатает. Даю пятьдесят рублей… Остальные – соберете сами. Ты – ответственный. Нет, ответственный – Николаев… Передай. И… кончайте это все… Совсем охуели… Впитал?

– Впитал, – вздохнул Ара, взял фотоаппарат и, лихо отдав честь, строевым шагом вышел из палатки…

Ровно в 6 часов утра 28 февраля рота майора Самохвалова вышла из своего базового района в направлении Улус Керта. На родном «бугорке» оставили только усиленное отделение для охраны. На «выход» пошли восемьдесят девять человек. Самохвалов принял решение выдвинуться к Исты Корту пешим порядком не из любви к «прогулкам по пленэру» – так, без техники, он надеялся обеспечить большую скрытность, потому и выходили затемно… А с техникой – какая уж тут скрытность. Армейская техника – она даже глухих разбудить может… Теоретически решение на такой марш, может быть, было и правильным, но скрытность выхода обеспечить все равно не удалось. За «бугорком» плотно наблюдали из села – в одном из домов на высоком чердаке не спали два «мирных крестьянина» в длинных закрытых рубашках из плотной ткани. Чердак этот был оборудован прибором ночного видения.

Один из «крестьян» пытался что то по чеченски объяснить в трубку «кенвуд»; на том конце его не понимали, и «крестьянин» перешел на русский:

– Брат, у тебя чеченцы есть? Позови сейчас.

«Крестьянин» раздраженно вздохнул и сказал напарнику:

– Одни арабы и афганцы. Вонючие… Что?

Он напряженно прижал мембрану к уху, потом помотал головой и сказал напарнику:

– Там какой то Тарджумон нист[28]. Знаешь?

– Нет, – покачал головой напарник. – Абу Кутейба знаю, Сайда знаю. Этого – не знаю…

Видимо, на том конце трубки наконец то заговорили по русски, потому что первый «крестьянин» вдруг закивал и обрадованно сказал:

– Да, да… Хорошо, брат… Гоблины уходят в гору. Много. Откуда знаю? Видно. Только что пошли. Не знаю, по направлению Улус Керт. Скажи Абу Кутейбе или Хамзату. Хорошо, брат…

…В нескольких километрах от горы Исты Корт, куда ушла рота Самохвалова, находился заброшенный лагерь строителей ЛЭП – несколько вагончиков времянок с остатком надписей на стенках, сохранившихся еще с советских времен, – «Ордена Знак Почета трест Гроз энергомонтажстрой», «Экран социалистического соревнования» и «Валерка ишак». Сейчас в этом лагере располагался отряд Хамзата. Этот отряд давно уже не был мононациональным – Хаттаб Хамзату, конечно, доверял, но «усилил» на всякий случай его «войско» – дагестанцами, таджиками, узбеками, а также несколькими арабами и афганцами. С тех пор в отряде основным языком общения стал русский…

…У одного из костров в добротной турецкой униформе сидел на корточках Хамзат, лишь накануне вернувшийся из питерской командировки. Хамзат насадил на веточку кусок хлеба и обжаривал его в пламени костра, когда к нему подошел командир десятки Магомед – уголовного вида дагестанец в характерной каракулевой шапочке. Хамзат поднятой рукой ответил на приветствие и спросил с усмешкой, кивнув в сторону арабо афганского костра:

– Ну что там? Братья успокоились наконец?

Магомед осклабился, показав рондолевые зубы:

– Все тыхо, командыр… Братья не поняли, почему село нэльзя… Сколько ночь идем – горы, спим – земля… Село – рядом… Это твой тейп? Там русский баба есть?

– Откуда, – улыбнулся Хамзат. – Я ночью ходил… Мне – можно. Арабы и афганцы – нельзя… Не будем ссориться…

• Предыдущая
• 51/62
• Следующая