Самый лучший враг - Емец Дмитрий Александрович - Страница 76

«Теперь я понял, чего мне всегда не хватало! И почему я был так бездарен в музыке! Мне не хватало красок! Цвета! Мне нужно было понять, что музыка — такая же материя, а не тренькалки и свистульки!» — подумал Буслаев, и, обиженная таким определением, музыка осыпалась на него с потолка цветными брызгами.

Правда, обижалась она недолго и вскоре соткалась опять. Мефодий продолжал эксперименты. Вспоминая боевые маголодии, которые показывала ему Дафна, он пытался повторять их. Пальцы были по-прежнему неуклюжи, но он ясно видел, что боевая маголодия начинается со сгущения цвета. Несколько созвучий, подгоняемых ритмом, пятом света бегут по потолку. Точно капля по травинке, когда на нее осторожно дуешь. С другой же стороны навстречу этой капле бежит такая же, зеркально похожая. В какой-то момент капли замирают, затем сталкиваются — и происходит ослепительная вспышка.

Меф повторил простейшую маголодию трижды или четырежды. Поначалу в последний момент капли разбегались, а когда он все же заставил их встретиться, вспышка вышла такой яркой, что не ожидавший этою Буслаев на секунду ослеп и даже вынужден был сесть.

И хорошо сделал, потому что с потолка ему на голову посыпались обращенные в пыль осколки стекла.

«Что это? — О, нифего особенного! В убефище мофно не спефить! Светлый страф Фефодий героифески унифтофыл перегоревшую ламфочку!›› — весело шепнул ему на ухо голос мысленной Шмыгалки.

Меф попытался закрепить успех, повторив маголодию несколько раз, но сделать этого ему не удалось. Похоже, Варсус снаружи увидел вспышку, потому что уже через несколько секунд куда более сильная маголодия ударила в закрывавший магазин холст. Брызнули стекла. Вдребезги разлетелась кирпичная колонна.

Сообразив, что вслед за маголодией сюда влетит и тот, кто ее послал, Мефодий вскочил. Прежняя дорога через витрину была теперь отрезана: Варсус перехватил бы его на выходе. Но раз магазин имел лестницу, значит, занимал не один этаж, а два. Сообразив это, Буслаев захромал вдоль стены до ближайшей двери. Толкнул ее. Дверь оказалась открытой. Волоча за собой прицепившийся к его ботинку бесконечный шпагат, Буслаев заковылял по коридору, по дороге оставляя Варсусу мелкие рунные сюрпризы, которые должны были его задержать.

Вскоре он добрался до следующей двери, соединявшей бывшую парикмахерскую с холлом второго этажа. Эта была уже посерьезнее: железная, тяжелая и запертая. Не имея больше времени на эксперименты с флейтой, Меф вскрыл дверь тем методом, который практиковали Ирка с Багровым: прежде превратил ее в огромное печенье, которое, разумеется, легко прошиб плечом.

Дверь еще не рухнула и только осыпала его сдобными крошками, когда за его спиной послышался гневный вопль. Это Варсуса обвил тот самый шпагат, который прежде приставал к ботинку Мефа. Пастушок наносил ему удары рапирой и кинжалом, но, несмотря на явную смертельность ран для его слабых бумажных боков, шпагат продолжал опутывать его, в то время как пластиковые бутылки с увлечением барабанили Варсуса по голове и плечам. Не дожидаясь, пока Варсус одержит над бутылками неминуемую победу, Буслаев пробился в холл, а оттуда к ближайшему окну. Дернул его на себя, резко толкнул заевшую раму и вылетел наружу, лишь немного опередив осколки.

Материализовал крылья и быстро стал набирать высоту. Ему удалось подняться этажей на десять, прежде чем первая из маголодий пастушка прочертила глубокую борозду на стене дома. Буслаев торопливо вильнул, спрятавшись за угол. Пастушок помчался за Мефодисм за спирали. Он очень спешил. Новых атакующих маголодий не было: все дыхание Варсуса уходило на работу крыльями. Огибая дом, Мефодий посмотрел вниз и, к своему удивлению, обнаружил, что летит быстрее Варсуса. Он не нашел этому объяснения, пока, пролетая мимо зеркального окна, не увидел отражение своих белых крыльев — ослепительно прекрасных, отталкивающихся от воздуха с легким пружинным прогибом.

Зазнавшись, Буслаев отвлекся и к следующему углу дама подлетал уже не столь осмотрительно. Налетевший шквальный ветер толкнул его под маховые перья, отбросив, по счастью, не на стену, а от нее. От неожиданности он закувыркался в воздухе. Ветер! Проклятье! У тех двух стен его не было, и он совершенно забыл о нем.

Мефодий пытался выровняться, но его продолжало вертеть. То ноги оказывались выше головы, то мелькало небо, то с ближайшего балкона, раскинув рукава, как живая, прыгала желтая пайта, сорванная тем же буйством ветра.

Помогая крыльям, Буслаев неловко взмахивал руками и опомнился, только когда спатой плашмя хлестнул себя по носу. И хорошо еще, что плашмя, потому что можно было и нос себе отхватить Дафна вечно ругала его за эти руки, которыми он пытался помогать себе во время полета.

—      Какие руки?! Зачем руки?! — стонала она. — Прижимай их к телу! Сам подумай: какой смысл вертеть руками, если сзади у тебя огромные крылья? Это все равно что грести с одной стороны веслом, а с другой — чайной ложечкой!

Когда Мефодию наконец удалось выровняться, он обнаружил, что потерял высоту и теперь находится где-то на уровне пятого-седьмого этажа. Перед ним, почти вровень, спиной к высотке повис Варсус. Расстояние между ними метров семь для маголодий — идеально, для спаты — вообще никак.

Пастушок это прекрасно понимал, как понимал и то, что Мефодию теперь от него не оторваться. Вздумай он снижаться или набирать высоту, первая же маголодня прошьет его насквозь. Лицо у Варсуса было торжествующим. Он знал, что победил, и длил момент победы. Меф видел, как Варсус медленно, явно издеваясь, двумя пальцами снимает со своей дудочки какой-то волосок.

Решившись, Буслаев сунул спату под мышку и под-нес к губам свою флейту. Первая попытка — неудача. Вторая попытка — опять неудача. Алые капли, сгустившиеся было на стене дома, не пожелав сталкиваться, разбежались точно тараканы. Варсус с иронией наблюдал за ним, как хороший стрелок наблюдает за испуганным дедком, который в панике пытается вставить в двустволку патроны с противоположной стороны дула. Наблюдал, а сам продолжал подносить к губам спою дудочку.

Мефодий закрыл глаза, потом широко распахнул их, чтобы видеть краски, и, ни на что уже не надеясь, попытался в третий раз. Капли цвета столкнулись за спиной у Варсуса. Воздух содрогнулся точно от удара грома. И — все. Больше ничего не произошло. Буслаев с недоумением уставился ма пастушка, который ничуть не пострадал. Разве что поморщился от резкого звука.

—      Не получилось! — крикнул Варсус. — Сочувствую! Кажется, напоследок ты разобрался в маголодиях, но — ха-ха! — в плоскостных! Это двухмерные маголодии, как рисунки на бумажке! Понимаешь? Они работают только на стене!.. Пусть тебя утешит, что за минуту до смерти ты вышел на правильную дорожку, которая со временем…

—      Оглянись! — сказал Мефодий, не отрывавший взгляда от дома, на котором все еще плясали цветовые полосы.

—      Смысл?

—      Оглянись!

Варсус недоверчиво обернулся, но было уже поздно. Длинная полоса жест, сорванная маголодией с козырька ближайшего балкона и раскрученная ветром, острым фаем хлестнула по верхней трети его левого крыла.

Варсус падал, точно перо из подушки. То, ускоряясь, кружился вокруг своей оси, то вдруг замирал, после чего сразу нырял вниз на метр или полтора. В падении он успел атаковать Мефодия маголодией и даже попал, но в его маголодии почему-то не оказалось силы. Буслаев ощутил ее как сухую холодноватую вспышку, слегка ослепившую его и обжегшую, но не больше, чем это бывает от газа, когда он с шумом вспыхивает, заполняя пространство у плиты.

А потом пастушок, все так же продолжавший то вращаться, то проваливаться, упал на землю. Упал и сразу вскочил. Упрямо махнул крыльями, пытаясь взлететь, но почему-то не оторвался от земли, а был отброшен и прокатился по асфальту.

К тому времени уже и Мефодий, успев снизиться, сел шагах в десяти от него, держа наготове и флейту и спату. Он и сам не понимал еще, что происходит с Варсусом и почему тот внезапно утратил способность к полету, равно как и силу своих маголодий.