Кандидат на убийство - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 42

На следующее утро, включив телевизор, он узнал, что его подзащитный, Виталий Викторович Варганов, взят под стражу и заключен в следственный изолятор Лефортово.

— Изменять меру пресечения не буду… — упрямо повторил следователь Николай Злотников, который вел дело Варганова, и постарался придать голосу твердость, что у него обычно хорошо получалось. Он демонстративно открыл пухлую папку — из тех, что лежали у него на столе, почти закрывая его поверхность, и принялся изучать ее содержимое, не обращая ни малейшего внимания на сидящего в его кабинете Гордеева. Это был явный сигнал, что разговор окончен и чтобы адвокат убирался ко всем чертям. В папке, которую для виду листал Злотников, содержалась статистическая справка, приобщенная к делу о покушении на бизнесмена средней руки. В статистике Злотников понимал еще меньше, чем в бизнесе.

…Следователь Злотников звезд с неба не хватал. На юридический факультет университета он поступил по протекции своего отца. Это был единственный раз, когда отец, начальник одного из столичных РОВД, помог ему. Дело было так. Когда Коля уже заканчивал десятый класс, отец как-то посадил его перед собой и задал вопрос, который в той или иной форме любой отец рано или поздно задает сыну:

— Ну что, сынок, кем стать хочешь?

Коля замялся, погрыз ноготь указательного пальца, потом выдавил из себя:

— Не знаю…

— Как так? — рассердился отец, который был сторонником дисциплины и порядка, а в таких важных вопросах, как выбор жизненного пути, — особенно. — Вон какой здоровый лоб вымахал, а до сих пор не знаешь, кем хочешь стать?

Коля понимал, что на этот раз просто так не отделаешься — до выпускных экзаменов оставалось месяцев пять. Надо было срочно что-то решать.

— Ну-у, — протянул он, — может быть, в консерваторию?

У отца от удивления глаза на лоб полезли.

— То есть как — в консерваторию? Ты что, играешь на чем-нибудь?

— Да, — важно ответил Коля, — на гитаре.

Он действительно пару недель назад разучил четыре аккорда и теперь мог довольно сносно играть незамысловатые песенки.

— М-да, — почесал затылок отец, — придется мне тобой вплотную заняться… Не хотелось, но придется…

Дело в том, что Злотников-старший был к тому же сторонником самостоятельного построения собственной карьеры. И давно мечтал, что его сын, время от времени извещая о своих новых успехах, будет заставлять отца гордиться собой… Но все произошло с точностью до наоборот. Коля учился как попало, ничем особенным себя не проявлял, и вот теперь — пожалуйста, его нужно устраивать в институт. Повздыхав-повздыхав, Злотников-старший все-таки поднял на уши всех своих знакомых, которые могли хоть как-то повлиять на решение экзаменационной комиссии (а оно, как не без оснований подозревал Злотников-старший, скорее всего, будет отрицательным), и все-таки с грехом пополам Коля отучился на юрфаке МГУ.

Злотников-младший с трудом отбыл пятилетнюю студенческую повинность. Аспирантура ему не грозила. Но, как ни странно, работать с бумажками во время следственной практики ему понравилось. Это, к счастью, заметили, и он по окончании университета смог устроиться в органы, хотя собственно юриспруденция со всеми вывертами и ответвлениями никогда его не интересовала. Злотникова вообще мало что интересовало в этой жизни, включая даже девушек. Эти странные создания он не понимал и даже боялся. К тому же Злотников страшно комплексовал из-за своей внешности, полутораметрового роста и ранней лысины, которой он обзавелся аж в двадцать с небольшим лет. Отец часто подсмеивался над Злотниковым: «Если бы тебе мои мозги да внешность матери, но не повезло…»

Мать Николай не помнил, она умерла, когда будущий следователь еще пребывал в младенчестве. Воспитанием его занимался отец. Если можно назвать воспитанием постоянные побои за малейшую провинность. Поэтому Злотников старался скрывать от отца все что можно. А чтобы до того не дошли какие-то слухи со стороны, так же замкнуто держался с остальными людьми. Даже с бабушкой, которая, возможно, одна и любила его по-настоящему, он вел себя крайне осмотрительно.

В двенадцать лет Злотников перенес болезнь, после которой его рост почти прекратился. Врачи ничем помочь не смогли. Он так и остался угловатым недомерком. В студенческом стройотряде Злотников попытался отпустить бороду, для придания лицу хоть какой-то солидности. Но щетина полезла какими-то неравномерными разноцветными клочками с проплешинами, и в результате Злотников получил среди сокурсников прозвище Черномор. Эта кличка отравляла все студенческие годы и последовала за ним в прокуратуру. И начальство, и рядовые сотрудники называли Злотникова за глаза Черномором. Следователь это знал и страшно переживал. Единственным путем для самоутверждения Злотникова оставалось ведение дел. Подозреваемые и обвиняемые становились жертвами комплексов мстительного следователя. Жалости от него дождаться было невозможно. Как бультерьер, он вцеплялся в горло своей очередной жертве и не отпускал, пока дело не передавали в суд или пока жертву не спасало начальство. За бульдожью хватку Злотникова ценили и потому часто бросали на сомнительные дела, которые начальство почему-либо было вынуждено вести. При этом Злотников никогда не интересовался истинной подоплекой. Дело Варганова было из этого разряда.

Я не вижу никаких оснований изменять меру пресечения в отношении Варганова, — повторил Злотников.

— Чиновник такого ранга не может быть социально опасен, вы же сами понимаете, — сказал Гордеев. — Поэтому, на мой взгляд, избрание в качестве меры пресечения подписки о невыезде было бы в данном случае самым уместным.

Злотников упрямо покачал головой:

— Следствие избрало мерой пресечения содержание под стражей.

— Варганов невиновен, — терпеливо произнес Гордеев и пристально, не отрываясь, посмотрел на Злотникова.

Вот уже минут тридцать Гордеев пытался убедить этого двадцати-с-небольшим-летнего лысеющего недомерка, что все вменяемые Варганову преступления или недоказаны, или просто сфальсифицированы. — Вот доказательства… — Гордеев вновь протянул следователю все, что удалось собрать во время поездки в Санкт-Петербург.

Злотников насмешливо уставился на пачку бумаг в руке у Гордеева.

— Я просмотрел то, что вы принесли. Но это не доказательства, это, скорее, ваше личное мнение… — Злотников продолжал «изучать» статистику и даже не притронулся к бумагам Гордеева. Он обостренно чувствовал, что Гордеев с трудом скрывает свое презрение, и от этого следователь только больше впадал в тихую ярость. Поэтому никакие аргументы на Злотникова не действовали.

— Но у меня есть свидетельские показания…

Злотников пожал плечами:

— Пожалуйста, Юрий Петрович, когда будет процесс по делу Варганова, вы можете представить любое количество свидетелей. А следствие располагает своими доказательствами и собственными очевидцами.

— Но собранные мной свидетельства, — упрямо твердил Гордеев, — дают достаточно оснований для пересмотра меры пресечения.

— Послушайте, — Злотников пошел красными пятнами, — Варганов обвиняется в получении взятки и изнасиловании несовершеннолетней… Это весьма тяжкие преступления. Вот доказательства… — Злотников ткнул пальцем в папку с делом Варганова. — Даже если предположить, что вы правы и Варганов не насиловал несовершеннолетнюю Ангелину Толстых…

— Естественно, не насиловал. И взятку не брал! Даже из оперативной съемки видно, что это дело не имеет судебной перспективы…

— Оперативная съемка не может служить доказательством в суде, — устало произнес Злотников, — и вам это прекрасно известно.

— Я знаю, — Гордеев чувствовал, что Николай Злотников — крепкий орешек, и продолжал уговоры просто из спортивного интереса — авось получится. — Но в некоторых случаях, предусмотренных…

— Хорошо… — Злотников тяжело вздохнул. — Даже если показания свидетелей не принимать во внимание, то что делать вот с этими свидетельствами? — Ловким движением Злотников раскрыл дело Варганова на нужной странице и протянул папку Гордееву: — Посмотрите.