Коварный обольститель - Хейер Джорджетт - Страница 30

У него было бы спокойнее на душе, знай он о том, что Сильвестр вовсе не вынашивал амурных планов. Герцог устал, проголодался и откровенно сожалел, что, поддавшись минутному порыву, решил остановиться в «Синем вепре». Содействие влюбленным в их тайном побеге под венец не то поведение, которое может сделать ему честь; более того, в этом случае он оказывался уязвимым для самой строгой критики, вынести которую было ничуть не легче оттого, что она будет справедливой. Когда в комнату вошла Феба, Сильвестр, нахмурившись, смотрел на огонь и, хотя при ее появлении поднял голову, чело его разгладилось отнюдь не сразу.

В его реакции она увидела осуждение собственного наряда, поскольку до сих пор была одета в шерстяное дорожное платье. Он же, напротив, сменил штаны из оленьей кожи и двубортное короткое пальто на панталоны с длиннополым сюртуком из тонкой шерстяной ткани, а на шею изящным узлом повязал свежий платок. Несмотря на то, что наряд герцога больше подошел бы для утреннего туалета, Феба вдруг ощутила себя одетой неряшливо и безвкусно. Вдобавок, к вящей своей досаде, она вдруг принялась оправдываться, пояснив ему, что не переоделась потому, что ей еще предстоит визит на конюшню.

Но он, как выяснилось, даже не обратил внимания на то, во что она одета, и ответил ей тем небрежным тоном, который неизменно вызывал у нее внутренний протест:

– Моя дорогая мисс Марлоу, не вижу причин для того, чтобы вы переодевались или еще раз навещали конюшню нынче вечером, если на то пошло!

– Я должна удостовериться в том, что Трасти не слизал мазь, – твердо ответила она. – Я не склонна полагаться на Уилла Скелинга.

– Зато вы вполне можете положиться на Кигли.

Феба не ответила, прекрасно понимая, что Кигли, у которого уже начался кашель, не должен выходить из дома, но при этом ей не хотелось и вновь затевать ссору, раз уж она собиралась отужинать в компании Сильвестра. Метнув на него неуверенный взгляд, девушка заметила, что выражение неодобрения на его лице сменилось легким изумлением. Не подозревая о том, что по ее собственному лицу можно без труда угадать, о чем она думает, и что он правильно истолковал смену выражений, промелькнувшую на нем, она, удивившись, вопросительно посмотрела на него, склонив голову к плечу.

Феба напомнила ему маленькую коричневую птичку. Рассмеявшись, он сказал:

– Вы похожи… на воробья! Да, мне понятно, какой вопрос вертится сейчас у вас на языке, но вы не знаете, стоит ли задавать его или нет. Как вам будет угодно, мисс Марлоу: перед тем как отправиться спать, я взгляну на лошадей, и, если окажется, что этот конь со столь несообразной кличкой все-таки съел мазь, я лично поставлю ему примочку на рану!

– Вы знаете, как готовить примочку из отрубей? – недоверчиво осведомилась она.

– Лучше вас, смею надеяться. Нет, вообще-то я не имею обыкновения ставить их сам, но при этом придерживаюсь той точки зрения, что настоящий мужчина должен знать больше, чем его грумы, равно как и уметь справиться с любой проблемой, возникающей на его конюшне. Когда я был совсем еще мальчишкой, ветеринар являлся одним из моих лучших друзей!

– У вас был свой собственный ветеринар? – воскликнула она, отвлекшись на мгновение. – У моего отца его нет, хотя мне всегда хотелось иметь ветеринара! Но вы ведь не можете в этом наряде ставить примочку!

– Под страхом навлечь на себя ваше неудовольствие я готов пойти даже на такое! – заверил герцог Фебу. – Правда, Кигли будет недоволен, но я постараюсь не обращать на это внимания. Вот, кстати, я только что вспомнил кое-что, о чем намеревался поговорить с вами. Здешнее жилье для грумов – совсем не то, к чему привык Кигли: собственно говоря, тут имеется всего одна комната, в которой спит конюх; к тому же она располагается над конюшней, которая выстроена из рук вон плохо, отчего в ней очень холодно. Уверен, вы согласитесь со мной в том, что это никуда не годится, и я надеюсь, не станете возражать против тех приготовлений, которые я предпринял: дочь хозяйки отдаст свою комнату Кигли, а сама ляжет спать на раскладной кровати в вашей комнате.

– А почему она не может переночевать в комнате своей матери? – недовольно поинтересовалась Феба, коей явно пришлось не по душе очередное проявление высокомерия Сильвестра.

– Там просто слишком мало места, – пояснил герцог.

– Как насчет того, чтобы Кигли разделил комнату с Уиллом Скелингом?

– Ему будет страшно.

– Вздор! Бедный мальчишка совершенно безвреден.

– Кигли очень не любит полоумных.

– Почему в таком случае вам не поставить раскладную кровать для него в собственной комнате? – пожелала узнать девушка.

– Потому что тогда я могу заразиться от него простудой, – ответил Сильвестр.

Она презрительно фыркнула, но, очевидно, сочла его ответ вполне разумным, поскольку больше ничего не сказала. К счастью, в этот момент появилась мисс Алиса Скелинг, задыхаясь под тяжестью подноса, нагруженного блюдами, закрытыми крышками. Она была рослой девушкой с румяными щечками и широкой улыбкой; водрузив поднос на буфет, Алиса замерла на мгновение, переводя дыхание, после чего присела перед Сильвестром в реверансе и затараторила:

– Мама желает вам приятного аппетита и передает вам жареных цыплят, тушеного кролика, запеканку из риса и картофеля с овощами и потрохами, творожный пудинг и оладьи с яблоками, а еще просит, чтобы ваша светлость сообщили, не желаете ли вы на десерт пирог с мясом, который мама приготовила на ужин себе и нам с Уиллом. – Донесшееся из коридора невнятное шипение, очевидно, послужило ей сигналом, поскольку она поспешно поправилась: – Мы будем счастливы предложить вашей светлости и его тоже! Его осталось еще очень много, и он вкусный, – по секрету добавила девушка.

– Благодарю вас, я в этом не сомневался, – ответил герцог. – Однако не думаю, что он нам понадобится.

– Мы с удовольствием угостим вас, если вы передумаете, – сообщила мисс Скелинг, сгружая блюда с подноса на стол. – И не беспокойтесь о том, что на завтра ничего не останется, потому что на завтрак у вас будет вареный индюк. С утра пораньше я первым делом сверну ему шею, а потом он прямиком отправится в кастрюлю, после того, разумеется, как его ощиплют и выпотрошат. Тогда он не успеет набить желудок, – пояснила она. – Вообще-то мы не собирались убивать его, но мама говорит, что герцоги важнее индюков, пусть даже он молодой и сильный. А потом мы заберем у мистера Шепа его поросенка, и у нас будут свиные ножки и яблочко, а еще филейная часть, свиные рубцы и все остальное, ваша честь! Нет, ваша светлость! Я все время забываю, как правильно! – сказала она, одарив герцога ослепительной извиняющейся улыбкой.

– Не имеет никакого значения, как ты меня называешь, но, пожалуйста, не надо ради меня сворачивать шею вашему индюку! – попросил его светлость, метнув убийственный взгляд на Фебу, которая едва сдерживала смех.

– Подумаешь, какой-то индюк! – в приливе великодушия воскликнула мисс Скелинг. – Мы найдем себе еще, а вот живые герцоги на дороге не валяются, как сказала мама.

С важным видом сообщив им эту житейскую мудрость, девушка удалилась, громко захлопнув за собой дверь, чем заглушила неожиданный взрыв звонкого смеха, коим разразилась Феба.

– Всему виной выражение вашего лица, когда она заявила, что герцог важнее индюка! – пояснила Феба, утирая слезы с глаз. – Вам кто-нибудь уже говорил нечто подобное?

– Нет, никогда. Но я принимаю ее слова за комплимент. Однако она не должна убивать своего индюка ради меня.

– Вам достаточно лишь дать ей денег на другую пташку, и хозяйка останется вполне довольна!

– Но зато ничто не заставит меня съесть птицу, которую еще теплой сунули в кастрюлю! – запротестовал Сильвестр. – А что такое рубцы?

– В общем, это внутренности свиньи, – сказала Феба, вновь разражаясь смехом.

– Боже милостивый! Будем надеяться, снег закончится раньше, чем мы дойдем до этого! А пока кто возьмет на себя труд разрезать этих цыплят, вы или я?