Воспитание чувств - Хейер Джорджетт - Страница 68

– О, так вы думаете, она научит меня, как полагается вести себя светской леди? – с тревогой осведомилась Геро.

– Ничуть не удивлюсь этому, – ответил мистер Рингвуд. – Еще не встречал другой такой пожилой леди, которая бы так во всем разбиралась, как моя бабушка.

А Геро вдруг охватили сомнения.

– Но, быть может, она не захочет, чтобы я жила у нее, Джил? – спросила девушка.

– Захочет. Точно. Думаю, вы ей пригодитесь. У нее есть мопс. Злобное вонючее существо. Однажды укусил меня за ногу. Вы сможете выгуливать его. Ему нужны прогулки. По крайней мере, они были нужны, когда я видел его в последний раз. Естественно, он мог уже и сдохнуть. Было бы неплохо.

Ферди, внимательно прислушивавшийся к разговору, счел нужным вмешаться:

– Не согласен с тобой, Джил, старина; решительно не согласен! Верно подмечено – Котенок не сможет выгуливать мопса, если тот сдох. Ей нет смысла ехать в Бат.

– Бат! Так она живет в Бате? – вскричала Геро, прежде чем оскорбленный в лучших чувствах мистер Рингвуд успел дать Ферди достойную отповедь. – О, ничего лучше и быть не может: потому что именно в Бате я должна была стать гувернанткой, а Шерри это место не нравится, и он не станет меня там искать! Ох, Джил, какой вы умный и добрый!

Мистер Рингвуд, покраснев, принялся все отрицать. Ферди согласился, что Джил всегда был ловким малым, и лишь Джордж так и остался при своем мнении. Однако он оставил свои сомнения при себе до тех пор, пока невозмутимый камердинер мистера Рингвуда не проводил Геро с ее горничной наверх. Но уж тут он недвусмысленно высказал друзьям все наболевшее, причем суть его возражений сводилась к тому, что, какими бы ни были отношения Шерри с его женой, они женаты законным браком, и потому было бы верхом неприличия для Джила или кого-либо еще помогать Геро скрыться от собственного супруга.

– Мне нет до этого никакого дела, – заявил мистер Рингвуд. К тому времени он успел сменить теплый халат на синий сюртук и жилет, а сейчас был занят тем, что запихивал в саквояж предметы туалета, которые могли ему понадобиться для ночлега вне дома.

– Вижу, – парировал лорд Ротем, – но позволь уж сказать тебе, что ты не единственный из нас, кто способен думать! Я не имею в виду Ферди: и сам знаю, что он не может, но я-то могу, и, более того, я уже подумал! Мне чертовски нравится Котенок. Однако – будь я проклят! – Шерри ведь мой друг.

– И мой тоже, – откликнулся мистер Рингвуд, нашедший внутри домашних тапочек укромное местечко, куда положил щетки для волос.

– Ну, если он твой друг, то ты не имеешь права прятать его жену от него!

– Нет, имею. И давно об этом думал.

– Давно думал о том, чтобы спрятать от него Котенка? – осведомился лорд Ротем таким тоном, словно не верил своим ушам.

– Ты глупец, Джордж. Такой же большой, как и Ферди. Я думал о Шерри и Котенке. Люблю обоих.

– Мне тоже они оба нравятся, – встрял Ферди. – Более того, Шерри – мой кузен. Но он не имеет права вести себя с ней, как проклятый мужлан. Кузен он или не кузен. Бедная крошка! Дьявол, Джил, она почти ангел!

– Нет, – заявил мистер Рингвуд, обдумав его слова. – Не ангел, Ферди. Душка – да. Ангел – нет!

– Да какая разница, кто она! – вмешался Джордж. – Для нас важно лишь то, что она жена Шерри!

Мистер Рингвуд метнул на него взгляд исподлобья, но промолчал. После недолгой паузы Джордж заявил:

– Не наше это дело, что бы мы о нем ни думали. Но вся штука в том, что она действительно нуждается в зрелой даме, которая наставила бы ее в житейских премудростях.

– Она ее получит, – изрек мистер Рингвуд.

– Да, все это прекрасно, однако, хотя я не хочу сказать, что он поступает правильно, Шерри был не так уж и не прав, решив отправить Котенка ко вдовствующей миледи.

– Ты знаком с моей теткой Валерией, Джордж? – пораженный в самое сердце, спросил вдруг Ферди.

– О боже, я знаком с ней, конечно! Но…

– Никогда бы не подумал.

– Не в этом дело, – вмешался мистер Рингвуд. – А в том, что, как только что сказала Котенок, Шерри не любит ее.

– Я бы не стал этого утверждать, Джил, – запротестовал Ферди. – Он никогда не говорил мне, что не любит ее!

Мистер Рингвуд закрыл саквояж и защелкнул замки.

– Я знаю Шерри, – заявил он. – Но не знаю, любит виконт Котенка или нет. Пришло время понять это. Если хотите знать мое мнение, он и сам этого не ведает. Если не любит, то нет решительно никакого смысла отправлять Котенка к вдове. Впрочем, поразмыслив, могу сказать: смысла все равно нет, если он и любит ее, потому что так он сам этого не узнает. Но если он любит ее, то ему не понравится пребывать в неведении относительно того, что с ней сталось. Может, он будет сильно скучать по ней. Может, начнет хоть немного думать.

Джордж, окинув приятеля хмурым взглядом, спросил:

– Ты собираешься сказать Шерри, что не знаешь, куда подевалась его жена?

– Вообще ничего ему не скажу, – заявил мистер Рингвуд. – Он не догадается, что я имею к этому какое-либо отношение. Я все обдумал. Ты скажешь Шерри, что я уехал в Хартфордшир, потому что мой дядя, кажется, собрался наконец умереть.

– Я сам скажу ему об этом, если Джордж не захочет, – предложил Ферди.

– Нет, не скажешь, – ответил мистер Рингвуд. – Потому что ты едешь со мной в Бат.

– Только этого мне не хватало, Джил! – слабо запротестовал Ферди.

Джордж, чело которого разгладилось, заявил:

– В самую точку, Джил, клянусь богом! Проклятье, Шерри надо преподать урок, я и сам давно думаю об этом. Я скажу ему, что ты уехал в Хартфордшир! Да, и, бог свидетель, очень постараюсь, чтобы он не спросил меня, что сталось с его Котенком!

– Да, но я не желаю ехать в Бат! – заявил Ферди.

– Вздор! Разумеется, ты поедешь! – коротко бросил Джордж. – Ты же не оставишь бедного старину Джила одного в столь трудном деле! Кроме того, это будет выглядеть лучше, если вы оба станете сопровождать Котенка. Ты же знаешь Шерри! Или забыл, что он вызвал меня на дуэль только за то, что я поцеловал ее? Если он узнает о том, что Джил разъезжает по стране с ней вдвоем, он наверняка вырежет ему печень и поджарит ее. А вот если и ты поедешь с ним, виконт не станет возражать.

При такой постановке вопроса рыцарские инстинкты Ферди тут же проявили себя во всей полноте, и он заявил, что будет стоять рядом с Джилом насмерть. После некоторого размышления он даже признал, что предпочел бы не встречаться со своим кузеном Шерри на следующий день. Затем Джордж потребовал гарантий в том, что камердинер мистера Рингвуда Чилхэм станет держать рот на замке, а когда его уверили, что этот малый – самый сдержанный человек на свете, заявил: на сегодня они сделали все возможное и теперь им остается лишь дождаться завтрашнего дня.

После этого все трое джентльменов покинули дом, Ферди отправился к себе на Кэвендиш-сквер, а мистер Рингвуд, позабыв о своей простуде, в компании Джорджа двинулся к его обиталищу на Райдер-стрит.

Когда Геро не появилась за столом во время завтрака, виконт не слишком удивился, а потому и никак не прокомментировал ее отсутствие. Он и сам спал неважно нынче ночью. Визит виконта в «Уайтс» давешним вечером лишь подтвердил его худшие опасения. Один из начисто лишенных такта джентльменов даже имел наглость упомянуть в разговоре с ним предполагаемые скачки, в которых должна была принять участие Геро, и, вместо того чтобы угостить этого господина сочным хуком в челюсть, ему пришлось спустить дело на тормоза, заявив: все это выдумки и он удивлен тому, что кто-то может полагать иначе.

После этого Шерри отправился домой, где и написал сухое краткое письмо леди Ройстон, отменяя состязание. Ему потребовался целый час, чтобы составить послание, и виконт извел на него несколько листов бумаги, не получив хотя бы того удовлетворения, что окончательный вариант содержал все чувства, которые он испытывал к этой леди. Спал его светлость беспокойно, поэтому утром встал с тяжелой головой, что отнюдь не убавило его решимости увезти и спрятать Геро до тех пор, пока в свете не забудут о ее последней по счету эскападе. Шерри не собирался рисковать тем, чтобы его супруге отказали в пригласительном билете в «Олмакс»; и, следует отдать должное виконту, беспокоился он больше о ней, нежели о себе. Он решил все обстоятельно разъяснить Геро по дороге в Кент, потому что, хотя и разозлился на нее ужасно давеча вечером, был не из тех, кто долго помнит обиду, и уже жалел о том, что столь стремительно покинул ее комнату, даже не попытавшись утешить или иным способом развеять страхи супруги.