Цветы цвета неба (СИ) - Гиппиус Рина - Страница 35

При имени сына я подняла голову, попыталась было подняться, но Торгест меня остановил:

— Ну куда ты пойдешь. Только ребенка испугаешь. Иди выпей успокоительного и ложись спать. Ты слишком увлеклась с энергией, тебе восстановиться надо. А я тут обо всем позабочусь.

Я кивнула и ушла.

Торгест сам все сделал, как и обещал. Организовал похороны, договорился в лечебнице.

Эймунда пришлось снова отправить к Вильев. Там о сыне позаботится их няня. А они и Стейнир прибыли на похороны.

Неделя прошла как в бреду. Я что‑то делала, куда‑то ходила, но в полной мере отчет себе не отдавала.

— Ну‑ка возьми себя в руки! — строго выговаривал мне подруга. — Ты посмотри на кого стала похожа! Пугало в огороде и то презентабельнее выглядит. Совсем себя запустила! Хочешь, чтобы сын, когда вернется, пугаться тебя стал? Подумай об Эйме!

Эймунд. У меня остался только он. Я же все ради него сделаю. Прежде всего ради него живу.

— Да, ты права, что‑то я совсем расклеилась.

За сыном я поехала уже сама.

— Мама, это правда, что деды больше нет? — первым делом спросил Эйм, когда меня увидел.

— Да сынок, правда, — сдерживая слезы ответила я.

— А ты сводишь меня к нему на могилку? Я же с ним так и не попрощался, — грустно спросил сын.

Я чувствовала себя виноватой перед ним. Все‑таки и правда не дала попрощаться с дедом как положено. Но наверно я бы не выдержала, если бы сын рядом. Да и как бы он реагировал, если бы видел свою мать в таком ужасном состоянии?

— Свожу, — ответила я Эйму.

Прибыв в Катомипаи, мы зашли в цветочный магазин, взяли самый большой букет темно — красных, практически черных, роз, который смог бы понести сын и пошли на кладбище. Нести цветы Эйм вызвался сам.

— Я должен делать все сам, — ответил мне мой маленький мужчинка, когда я спросила не тяжелый ли букет и может быть я его сама понесу.

На могилу цветы возложил он так же сам. Причем с самым сосредоточенным и серьезным видом. Сын вообще за эти дни приобрел излишнюю для его возраста серьезность.

Быстро вытерев выступившие слезы, чтобы их не заметил Эйм, я взяла его за руку и повела домой.

— Мама, ты же понимаешь, что я теперь главный мужчина у нас в семье? — спросил у меня сынуля, когда мы шли домой.

— Конечно, понимаю, — улыбнулась я ему.

— Поэтому я обещаю, что никому не дам тебя в обиду и буду всегда защищать! — с жаром произнес мой самый главный защитник.

— Я верю тебе.

Эйм пришел ко мне в спальню, когда я укладывалась спать.

— Тебе наверно страшно спать, но не бойся, я с тобой, — сказал сын.

Забрался ко мне под одеяло, прижавшись ко мне своим худеньким телом. Наверняка ему самому было не по себе ночевать дома после смерти деда, но признаться главный мужчина нашей семьи в подобных страхах не мог.

— Спи спокойно, мой защитник, — прошептала я, поцеловав его в макушку.

Со дня смерти отца прошел месяц. Немного притупилась боль потери. Я смогла начать свыкаться с мыслью, что мы с Эймом теперь одни. Больницу я решила передать под руководство гильдии. Приходить туда без отца я уже не могла. Немногих больных я принимала на дому, но только в крайних случаях. Денег у нас было в достатке. Лорд Магнир был наделен титулом барона. При этом ему принадлежало поместье в провинции Фреванисии. По завещанию все его имущество переходило ко мне и Эймунду. Но поскольку он еще несовершеннолетний, то я распоряжаюсь его долей. Я же решила все свое время посвятить воспитанию сына.

Я сидела в кабинете и читала газету. Со времен моей беременности я не пропускала ни одного выпуска 'Аударийского вестника'. Главная статья была посвящена таинственной смерти жены наследника — принцессы Сарики. Она погибла две недели назад на охоте. Упала с лошади. Подробностей было немного, но как писал журналист, не все верили, что смерть ее была случайной.

— Дами, к вам там гвардейцы императора — позвала меня Гуда. Она упорно продолжала обращаться ко мне на вы, при этом называя Дами. И не переубедить ее, тем более я ей в дочери гожусь. Ну да ладно.

Я спустилась в гостиную, по пути прихватив пару игрушек Эйма. Он так и не научился прибирать за собой.

В гостиной меня ждали два гвардейца. Крепкие мужчины, с какими‑то одинаковыми лицами, хотя вряд ли они родственники. Да и невыразительные они. Ничего особенного.

— Здравствуйте, господа. Чем обязана? — обратилась я к гвардейцам.

— Леди Риндамия, вам послание от секретаря императора, — произнес один из них, протягивая мне запечатанное письмо. Почему же секретарь не воспользовался почтовиком?

Наверно мой вопрос отчетливо был виден у меня на лице, так как все тот же гвардеец сказал:

— Послание срочное и ответ требуется немедленный.

Странно все это.

'Приветствую вас, леди Риндамия.

В течение получаса вам необходимо собрать все необходимые вам вещи, прежде всего лекарства и то, что вам обычно требуется, когда вы отправляетесь к пациенту, а также личные вещи на несколько дней. Эти двое гвардейцев сопроводят вас во дворец. Все подробности по прибытию.

Секретарь его императорского величества, граф Гислирв Конет'

У придворных было принято обращение согласно их титулам. И зачем мои услугу понадобились графу Конету? Или самому императору?

Спрашивать меня собираюсь ли я отправиться в дворец, меня явно никто не будет. Придется идти за вещами. Да еще и неизвестно на какой срок. Ох не нравится мне все это.

— Ждите меня. Я буду готова через полчаса, — сказала я гвардейцам, не обращаясь ни к кому из них конкретно.

Все тот же мужчина кивнул мне, и я пошла на верх. В детской, сидя у стола, за которым что‑то писал Эйм, меня ждала Гуда.

— Я отправляюсь в императорский дворец. Как долго меня не будет я не знаю. Гуда, Эйм остается на тебя. Я буду писать каждый вечер. Будешь пользоваться почтовиком лорда Магнира, — тут я перевела дух. — Если в течение недели я не вернусь или вдруг от меня не будет вестей, то отвезешь его к Вильев.

— Дами, что‑то случилось? — все же спросила женщина.

— Наверно и случилось. Как я понимаю, им понадобились мои услуги целителя, — успокаивала и Гуду, и Эйма, да и саму себя я.

— Мама, а можно я поеду с тобой? — подал голос сынуля.

— Нет, родной. Я же не по своей воле туда еду. Не переживай, я постараюсь вернуться как можно быстрее.

Сцепив зубы, я пошла в свою комнату собирать вещи. Кинула в сумку платье, пару рубашек и юбку. В саквояже был стандартный набор лекарств, который я брала, когда шла к пациенту домой. С какой именно болезнью мне придется столкнуться я не знаю, так что выбирать не из чего. Беру все.

Вроде готова. Зашла в ванную. Точно, я же не взяла ничего отсюда. Покидала нужные вещи в сумку, вернулась, чтобы умыться. Холодная вода немного взбодрила.

Я замерла на пороге детской. Сынок все также сидел за столом. Писать он научился совсем недавно и теперь подолгу просиживал за прописями. Все пытался научиться аккуратнее выводить буквы. Тихо вздохнув, я подошла к нему, провела рукой по нежной щечке. Как бы он не хорохорился, для меня он все равно малыш. Я вдохнула все еще не выветрившийся с него детский сладкий и молочный запах. Поцеловала вихор на затылке.

— Ну все родной, я пошла. Жди от меня письма. Напишу, как освобожусь. И слушайся Гуду.

Сынуля крепко обнял меня за талию. Слова с трудом были слышны:

— Я тебя очень люблю, мамочка.

— И я тебя, родной, люблю. Больше всех, — прошептала я ему на ухо, как будто доверяла самый большой секрет. — Гуда, закрой за мной.

У калитки нас ждала карета с гербом внутренней стражи. Я забралась во внутрь. Двое гвардейцев расположились напротив. На меня они не смотрели, каждый из них направил свой взгляд в окно. А я. не стесняясь, их рассматривала. Они действительно какие‑то невзрачные, обычные и непримечательные. Если меня попросят их описать через пару часов после встречи с ними, я вряд ли вспомню хоть одну мало — мальски запоминающуюся черту. Специально что ли таких подбирают?