Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв - Райс Крейг - Страница 60

Он замешкался, но, увидев, что лезвие у моего ножа вдвое короче, обрел в себе уверенность и быстро приблизился. У меня было искушение немного с ним поиграть, но было жарко, я устал и хотел спать, а когда играешь с кем-то в кошки-мышки, заслуживаешь, а иногда и добиваешься неприятностей. Я уклонился от его неуклюжего удара, повернул нож лезвием внутрь и сделал аккуратный хирургический надрез. Нож выпал у него из пальцев на некоторое время, если не навсегда, они оба лишились возможности действовать правой рукой.

Рикки попятился, схватившись за запястье, пристально глядя на кровь, струившуюся из-под пальцев.

— Тебе лучше бы перетянуть руку жгутом, прежде чем ты истечешь кровью, — заметил я.

Я сделал шаг, наступил на лезвие его ножа и, подняв рукоятку ножа вверх, переломил его. Кажется, лезвие было не из особенно хорошей стали. Я оттолкнул ногой обломки в его сторону.

— Чем неопытнее новичок, — сказал я, — тем длиннее лезвие.

Я отступил на несколько шагов, не поворачиваясь к нему спиной, пока совершенно не убедился, что он не может на меня напасть, воспользовавшись левой рукой. Чтобы прийти в себя, ему требовалось слишком много времени. Я повернулся и пошел через автостоянку, доставая платок, чтобы тщательно вытереть мой маленький нож, прежде чем его убрать. Затем я поднял голову, когда маленькая открытая машина, которую я узнал, так круто свернула с улицы на автостоянку, что будь на ее месте обыкновенный седан[15], то его бы занесло с визгом. Я остановился на том месте, где в этот момент находился, и подождал, пока она ко мне подъедет. Мойра распахнула правую дверь.

— Садись! Быстрее!

— Что за спешка? — спросил я с удивлением в голосе. Надо сказать, что девушка, с которой я провел ночь, была очаровательна, а я не был суперменом.

Мгновение она пристально меня рассматривала и увидела на платке, которым я неторопливо вытирал нож, пятна. Затем она взглянула на стоянку, туда, где один человек лежал без сознания на земле, а другой стоял, прислонившись к машине, сжимая запястье и не сводя глаз с сочившейся из руки крови.

Она сказала:

— Черт бы тебя побрал, кончай рисоваться и садись в машину, прежде чем еще кто-нибудь оттуда не вышел.

Я сел. Она резко развернула маленький «мерседес» и выехала со стоянки.

— С тобой… все в порядке? — спросила она, не поворачивая головы.

— Да.

— Что они собирались с тобой сделать?

— Среди прочего была упомянута операция.

— Как же гнусно могли с тобой обойтись. — Затем она сурово сказала: — Если бы он мог придумать что-нибудь более гнусное, то он бы и это сделал!

Она бросила на меня внезапный, испуганный, вопрошающий взгляд, и я понял, что она подумала. Она оставила меня наедине со своим отцом… пленником… и нашла меня на улице, разгуливающим на свободе.

Я произнес:

— Все нормально, Мойра. С твоим отцом все в порядке.

— Я спрашивала? Разве я его не проклинаю?

— Каким бы отвратительным он ни был, он все-таки твой отец, как ты как-то сказала, — заметил я.

Она возмущенно заговорила, затем вздохнула:

— Конечно, кровные узы и вся прочая дребедень. Будь все это проклято, но это — правда. Я никогда не смогла бы чувствовать то же самое… — Она бросила на меня взгляд, вспыхнула и замолчала.

После паузы она сказала, полностью изменив тему разговора:

— Ты не спросил меня, как прошла моя поездка.

— Расскажи мне о ней.

— Этот человек — мерзавец из мерзавцев.

— Я знаю, — подтвердил я. — Он напоминает тебе меня.

Она повернулась ко мне.

— Фенн, — сказала она, пробуя это слово на вкус. Вкус был неважным. — Он не сказал мне ни одного лишнего слова. Он ко мне не притронулся. Но в мыслях?! Господи, мысленно он изнасиловал меня один раз во время затора и дважды во время остановок на светофорах. Эти мысли так сильно его занимали, что у него мышцы сводило. Я ни за что не стала бы работать в той же фирме, что и он.

Конечно, эта его слабость была отмечена в досье, но я был рад убедиться в этом, выслушав точку зрения женщины.

— Проклятье, я обрадовалась, когда машина, которая следовала за нами, остановилась, чтобы его забрать, — сказала она. — Я боялась, что он войдет со мной в дом, несмотря на приказание отца. Я подождала, пока они скроются из вида, вскочила опять в машину и помчалась как дьявол… Надеюсь, с Шейхом все в порядке, он остался там в одиночестве. Малыш, ты думаешь, безопасно ехать домой?

Я быстро обдумал этот вопрос. Мартелл мог захотеть сразу же приехать за мной снова, но я сомневался, чтобы Фредерикс ему позволил. Я так ей и сказал:

— Я показал себя довольно крутым, когда обработал этих молокососов. Твой папаша оценит это как профессиональную работу.

Она мельком на меня взглянула:

— Профессионал. Я не предполагала, что лучше бы было спросить, какая у тебя профессия.

— Лучше бы не спрашивать, — сказал я. — Я мог бы тебе сказать.

— Я все же думаю, что ты — государственный служащий. Даже если…

— Даже если что?

Она отрицательно покачала головой:

— Я не знаю. Полагаю, что мне не следует это знать. Как ты думаешь, твое освобождение обеспечивает нам безопасность, если мы поедем домой?

— Твой отец действовал торопливо, и двое его парней выбыли из строя, по крайней мере на время. Он не захочет делать ту же ошибку снова. Он догадается, что я не просто влюбленный турист, и наведет обо мне справки, прежде чем предпримет дальнейшие действия.

— Надейся, — сказала она, — потому что мы уже приехали.

Мы остановились на дороге против маленького голубого дома, подобрали газеты, лежавшие на ступеньке, и вошли внутрь. Я снова ощутил странное чувство вины. Я привез свою девушку домой среди бела дня, после долгой и беспутной ночи.

У пса была прекрасная мягкая плетеная циновка рядом с небольшим камином в конце гостиной. Прежде чем за нами закрылась дверь, он отреагировал на наше появление, открыв один глаз, чтобы осторожно на нас посмотреть, и снова закрыл с облегчением; мы не принадлежали к той разновидности людей, которые пинают ногами.

— Замечательный сторожевой пес, — прокомментировал я. — Я где-то читал, что собаки этой породы в давние времена у себя на родине использовались даже для охоты на леопардов, но полагаю, что современное поколение значительно больше подходит для шоу и охоты за зайцами. Странно, как удается добиваться потери смелости у животного, если в этой породе она сохранялась довольно долго.

Я дразнил ее, и она отреагировала сразу же:

— Ты несправедлив! Просто потому, что ты не… Я потребовала от него слишком многого. Он просто не понял!

— Может быть, и так, — сказал я. — Но мне наверняка очень не хотелось бы пускать его против настоящей грозной рыжей рыси, а она весит только тридцать фунтов… Ладно, ладно, — сказал я, ухмыляясь, когда она готова была вспылить. — Он — большой смелый пес, и он просто не хотел делать больно тем несчастным молокососам… Ой!

Она ударила меня ногой. Я схватил ее, и мы немного поборолись, нельзя сказать, чтобы совсем шутя. Она, действительно, была сумасшедшей. Затем ее пыл мгновенно угас, она рассмеялась, тяжело дыша, я проследил за ее взглядом и увидел наши отражения в большом зеркале рядом с дверью, два избитых типа, слишком долго не спавшие, в слишком сильно измятой одежде. Она высвободилась и напряженно уставилась на себя в зеркало.

— Господи! — сказала она. — Неудивительно, что папа сказал…

Гримасничая, она рассматривала себя в зеркало, затем протянула руки к поясу, а потом назад к молнии и позволила платью соскользнуть к ее ногам. Она переступила через него и отшвырнула ногой в открытую дверь спальни вместе со слетевшей с ноги туфлей. Вторая туфля последовала вслед за первой, и она подняла руки вверх, вынула несколько булавок из волос и встряхнула ими, чтобы расправить. Волосы были длиннее, чем я думал; мягкие и блестящие, они упали на ее обнаженные плечи.