А «Скорая» уже едет (сборник) - Ломачинский Андрей Анатольевич - Страница 12

Положив голову на локоть, упертый в окошко переборки, слушаю рацию.

– «Ромашка», ответьте десятой!

– Слушаем вас, десятая.

– Мы свободны на Целинной.

– Запишите вызов – Лесная, дом восемнадцать, квартира сорок шесть, там семьдесят один год, «плохо».

– С заездом на станцию можно?

– Нет, «десятка», вызовов много.

– Вас поняли.

Вот так. Ругнешься разве что про себя. «Десятка» поехала на очередное «плохо». А плохо, скорее всего, бесчисленной по счету бабушке с приступом артериальной гипертензии, у которой кончились таблетки. Или она таблеткам просто не доверяет, а верит исключительно во внутривенные инъекции. Или участковый врач, как часто они делают, сказал ритуальную фразу: «Будет плохо – вызывайте “Скорую”». И вместо обеда бригада сейчас будет ломиться сквозь пробки на улицу Лесную, чтобы минимум сорок минут провозиться с этой бабушкой, угрохав все это время на выслушивание ее жалоб, снятие основной и контрольной ЭКГ[12], ковыряние в ее заросших жиром руках в поисках ломких и бегающих вен, назначение лекарственных препаратов, которые необходимо приобрести, и схемы их приема. При этом зная, что ничего бабуля, конечно, покупать не будет – больно хлопотно и дорого. В следующий раз она снова вызовет «Скорую». Так удобнее.

– Бригада восемнадцать, ответьте «Ромашке».

– Отвечаем!

– Вы где находитесь?

– Везем больного в нейрохирургию.

– Работайте быстрее. У вас меньше всех вызовов.

– Как умеем, так и работаем, «Ромашка»!

– Отзвонитесь из нейрохирургии.

А может, восемнадцатая больного давно уже сдала и стоит, сейчас, спрятавшись где-нибудь за углом, а врач с фельдшером торопливо жуют прихваченные с собой со станции пирожки, или купленные в ларьке рогалики. Как воры, прячутся, от своих же бригад и от идейно озабоченных доброжелателей, которым сам вид праздно стоящей машины «Скорой помощи» кажется оскорбительным. Ведь где-то же люди в этот момент умирают! А мы стоим, банально жрем, вместо того, чтобы сломя голову мчаться и всех подряд спасать! В первые годы работы в ответ на реплики таких вот товарищей мне хотелось схватить их за шевелюру и как следует приложить головой обо что-нибудь твердое и угловатое, пока оно не станет красного цвета. Ведь ни один же из таких вот доброхотов, вызывающих бригаду к лежащему на улице бомжу, елозящему в собственном дерьме и рвотных массах, не подойдет к нему сам. Зачем, ведь испачкаться можно! Гораздо проще делать добро чужими руками.

– «Ромашка», ответьте пятой!

– Слушаем вас, «пятерка».

– Маша, у нас тут конфликтная ситуация! Тут во дворе труп, нас не выпускают родственники! У водителя отобрали ключи, угрожают избить!

– Сколько их?

– Много, не знаю сколько! Да какая разница?

– Ясно, «пятерка», сейчас позвоним в милицию.

– Машенька, побыстрее! Они пьяные, с ними невозможно разговаривать! Орут!

– Дарья Сергеевна, сейчас сообщу! Бога ради, будьте там поспокойнее! Не провоцируйте!

Вот так. Людская благодарность, мать ее ети. Я слышал, как злосчастной «пятерке» этот вызов передавали по рации. Повод к вызову – «посинел». Здоровые и живые люди, как правило, не синеют. Это значит только одно – они нашли эту пьянь уже тогда, когда наступило трупное окоченение, но вместо милиции вызвали «Скорую». И сейчас друг перед другом играют в скорбящую родню. А местом приложения этого пьяного артистизма является наша бригада.

– Бригада семь, ответьте «Ромашке»!

– Отвечаем.

– «Семерочка», там нашу пятую бригаду на Горной не выпускают родственники. Милиция обещалась быть не раньше, чем через час.

– Слышали по рации, «Ромашка». Нам ехать туда?

– Да, сгладьте там ситуацию, как сможете. Там девчонки одни с кучей пьяных мужиков!

– Вас поняли, «Ромашка». Едем.

Милиция обещалась через час. Это значит, что раньше, чем черед два – три часа их можно не ждать – проверено. А ведь только вид человека в форме деморализует пьяных дебоширов. На «семерке» вся смена сегодня – молодые крепкие ребята, да только что они могут? Если будет драка, мы же еще и окажемся виноваты. Закон не защищает медиков так, как правоохранительные структуры. Это если на милиционера при исполнении напал, то сразу статья, громадный штраф или срок. А в нашем случае все оформляется как «бытовуха», более того, на нас вполне могут подать в суд. Мол, не оказали помощь, допустили смерть, «а что очки товарищу разбили», так это все только в состоянии аффекта и горя безвременной утраты. И не в коем случае не в пьяном угаре.

– «Ромашка», ответьте двенадцатой!

– Слушаем, один – два.

– У нас тут ДТП, четверо пострадавших, пришлите кого-нибудь для транспортировки.

– Скольких сможете взять?

– Все четверо тяжелые, возьмем двоих.

– Секунду, один – два. Бригада девять, бригада четырнадцать, ответьте «Ромашке».

Все, пообедали. Я молча протягиваю Валерке и Офелии по пакетику сухариков. Врач устало берет в руку рацию.

– Бригада четырнадцать слушает…

Нам достался толстый дядька армянской национальности, извлеченный из раскатанной почти в лепешку когда-то шикарной «Ауди», с открытыми переломами голеней и разбитой головой. Правда, к нашему приезду «шоки» уже успели сделать все, что требовалось – остановили кровотечение, зашинировали и перевязали болтающиеся отломки, поставили периферический катетер[13], в который воткнули капельницу, наложили на голову гемостатическую повязку. Когда мы подъехали, то еле протолкались сквозь гомонящую толпу, полностью блокировавшую движение на дороге. Наш пациент лежал на асфальте, мокром от крови, уже собравшейся сгустками, на вытащенной из машины клеенке. Толпа, как водится, негодовала.

– Садисты, что творят, а? Человека на бетон голый, в самую кровищу положили!

– Вон, дрянь какую-то подстелили! Бомжей на ней, наверное, таскают, а тут мужчина нормальный – а они его туда же!

– Во-во, еще такие же приехали!

Распихивая доброжелателей, мы подбираемся, наконец, к больному. «Шоки» не отвечают на ругань, потому как заняты реанимацией особенно тяжелого пострадавшего – фельдшер с врачом проводят СЛР[14], с хрустом продавливая его ребра и сопя мешком Амбу, второй фельдшер торопливо выволакивает из машины дефибриллятор[15].

– Козлы, что ж вы делаете! Щас же всю душу из него выдавите! Смотри, смотри, что творят! Врачи, мать их!

– Кто вас учил, дебилов? За что вам зарплату платят? Я, вот, когда в больнице работала…

Старая песня. Удивительное дело – при любом мероприятии такого рода в толпе находится как минимум с десяток медработников, которые, однако, скрывают свою принадлежность к службе «Красного креста», пока нет медиков настоящих, зато открывают рты, когда за дело берется бригада «Скорой помощи». И начинают учить, указывать, распоряжаться! Где же вы были раньше, уважаемые, со своими знаниями, умениями и навыками, когда больной кровью истекал, упав с высоты? Когда горлом булькал и синел, вытащенный из воды? И, что самое страшное, это умники ведь даже не думают, что творят, выкрикивая свои комментарии. Им что – ляпнули, покрасовались, перед всеми эрудицией блеснули и ушли. А толпа ловит каждое слово, особенно если состоит из родных и близких. И, не приведи Господи, если больной умрет, нас же просто разорвут! Не раз и не два бывали ситуации, когда приходилось убегать с вызовов, уворачиваться от камней, от ножей и прочих, попавшихся под руку атрибутов выражения чувств разгневанной родни, после такой вот консультации со стороны. Конечно, нам же умный человек из толпы сказал – а мы не сделали! Потому больной и умер! И вовсе не потому, что у него вместо легких кровавая каша, а мозги частично на асфальте.