Ментаты Дюны - Герберт Брайан - Страница 78

Однако императора представление не заинтересовало. Музыка была прекрасная, но исполнительница показалась ему блеклой, особенно в таком блестящем окружении. Сальвадор скучал; от досады он выпил красного вина, приправленного меланжем, больше обычного. Рядом с ним стоял нервничающий придворный сомелье, готовый, если император потребует, принести из винного погреба еще одну бутылку.

Доротея разглядывала Сальвадора: он был чересчур озабочен своими воображаемыми болезнями, все сильнее тревожился и становился все нетерпимее после того, как год назад казнил своего врача из школы Сукк. Сальвадор не решался допустить к себе нового врача, пока все доктора не пройдут специальную подготовку, которая сделает их верность императору непоколебимой. Доротея не знала, какая мания победит: страх перед врачом-заговорщиком или хроническая ипохондрия.

Взмахом руки император велел исполнительнице умолкнуть, и она так удивилась, что уронила балисет. Служитель в мундире торопливо увел ее. Девушку сменил чтец, предположительно коренной житель Арракиса, который должен был читать традиционные пламенные стихотворные сказания зенсунни. Чтец, морщинистый, обветренный, был в пустынном плаще и черном, сберегающем влагу костюме, но Доротея подметила, что фильтры прикреплены неправильно и вообще все это похоже на театральный костюм, а не подлинное снаряжение для пустыни.

Звучным голосом мужчина стал излагать древнее сказание о двух детях: брате и сестре, – которые убежали из своего сиетча, на песчаных червях добрались до великого Танзеруфта и больше не вернулись. Они стали легендой; столетия спустя их видели едущими на гигантских червях; они навсегда остались детьми и не выросли, не стали взрослыми. Сам по себе сюжет был интересным, но голос рассказчика показался Доротее нудным, а актерские способности – средними.

– Спасибо, – остановил Сальвадор чтеца, который собирался начать что-то новое. – Достаточно.

Рассказчик поклонился и торопливо удалился, а император снова отпил вина. Сальвадор раздраженно посмотрел в сторону двери, где ждали своей очереди новые артисты. Три жонглера в экстравагантных костюмах скользнули на площадку, но едва успели начать свое представление, как император отпустил их.

– До конца месяца больше никаких жонглеров! Это указ императора! Я не настроен на такие забавы. Если увижу еще одного жонглера, проткну его мечом.

Сальвадор усмехнулся, глядя, как жонглеры убегают, спотыкаясь, а Родерик озабоченно посмотрел на него. Последовало некоторое замешательство: решали, кто выступит дальше; император меж тем раздраженно откинулся на спинку трона.

– Довольно на сегодня глупых развлечений. Умный культурный человек терпит это лишь до определенного предела. Мне нужно еще пряного вина и немного спокойствия и умиротворения.

Глядя мимо трона, Доротея встретилась взглядом с Родериком. Она видела: братья хотят, чтобы вечер закончился побыстрее. Возможно, Сальвадора отвлекут наложницы.

Несмотря на слова императора, придворные продолжали болтать о своих делах. По мнению Доротеи, среди них было очень мало серьезных или интересных людей, но Родерик – совсем другое дело. Принц всегда по горло занят, пытаясь помешать брату выставлять себя глупцом, как бы ни настаивал Сальвадор, что умен и образован.

У главного входа Доротея увидела женщину в черном, незаметно пробиравшуюся вдоль стены. Это не была одна из ста преданных императору сестер, последовавших за Доротеей во дворец. Пришедшая не привлекала к себе внимания, но Доротея узнала сестру Арлетт – свою родную мать!

Доротее потребовались все силы, чтобы справиться с собой. Ее мать была миссионером, привлекала в школу Ордена новых учениц. Образы Другой Памяти показали Доротее много подробностей из жизни матери – как ее разлучили с маленькой дочерью, как Ракелла отослала ее, помешав установить связь с дочерью. Позже она точно так же отослала саму Доротею, чтобы та наблюдала за батлерианским движением на Лампадасе… тоже чтобы помешать ей сблизиться с матерью?

Очнувшись от дурмана, вызванного ядом, став «новорожденной» Преподобной Матерью, получив доступ к Другой Памяти, Доротея узнала эту жестокую правду, узнала и о том, что Орден владеет запрещенными компьютерами. Это настроило ее против столь кощунственной деятельности.

Зачем Арлетт пришла сюда? Она даже не знает, что Доротея – ее дочь, если ей не рассказала Ракелла. Нет, престарелая Преподобная Мать никогда этого не сделает. Но Ракелле известно, что Доротея знает правду. Почему же из всех сестер она послала сюда именно Арлетт?

Мысль о возможной причине принесла неожиданную острую боль. Что-то случилось с Преподобной Матерью?

Пока Родерик уводил брата из тронного зала (императорский сомелье послушно шел за ними), Доротея скользнула между переговаривающимися придворными, разочарованными тем, что развлечение так внезапно кончилось. Доротее нужно было узнать, зачем сюда явилась ее мать.

Арлетт видела, что она приближается, и ждала, старательно скрывая чувства. Придворные постепенно выходили из зала, и две женщины нашли место, где можно было спокойно поговорить. Мать тихо, так, что слышала только Доротея, сказала:

– Я принесла важное сообщение с Уоллача-IX.

Доротея ответила, словно делая большое одолжение:

– Я выслушаю, хотя у Преподобной Матери Ракеллы нет официального разрешения обучать новых учеников.

– Император Сальвадор не определил условия точно.

Доротея лишилась тесных связей с сестрами, сохранившими верность Ракелле. Не соглашаясь с соперницами в философском смысле, Доротея не хотела им мстить. Она надеялась, что Преподобная Мать сумеет преодолеть искушение и искренне примет батлерианскую философию, но пока школу на Уоллаче-IX поддерживала «Венхолдз», этого не могло быть. Правоверные сестры – последовательницы Доротеи станут сильнее, а обученные узнающие правду все больше будут доказывать свою полезность.

По сравнению с главной ее целью сестры Ракеллы ничто.

Доротея посмотрела в светло-голубые глаза Арлетт; даже черты у них были одинаковые – тот же нос, та же самая линия подбородка. Как она может не видеть этого? Решив покончить с тайной, которую Ракелла породила так давно, Доротея сказала:

– Это личное дело, мама, или ты здесь по другой причине?

Арлетт, словно в замешательстве, отвела взгляд.

– Я не Преподобная Мать. Я еще не прошла Боль.

Доротея жестко сказала:

– Я имела в виду не это, мама. Много лет назад ты родила на Россаке дочь. Ты была к ней привязана, но Ракелла отослала тебя раньше, чем эта связь окрепла… как связь Ракеллы с тобой, ее родной дочерью.

Арлетт казалась ошеломленной и озадаченной.

Доротея продолжала:

– Разве Преподобная Мать не рассказывала тебе, что стало с твоим ребенком? С твоей дочерью? – Она выпрямилась. – Я, Преподобная Мать, получила доступ к памяти своих предков – включая воспоминания моих матери и бабушки. Твои и Ракеллы Берто-Анирул.

Глаза сестры-миссионера блестели.

– Ты моя дочь?

Она не сердилась, только смотрела ошеломленно. Очевидно, Ракелла ей ничего не рассказала.

– У меня есть воспоминания о том дне, когда сестры унесли меня, только что родившуюся, стерли все записи, поместили среди других детей – и отослали тебя. На самом деле я все это помню лучше тебя. В Другой Памяти я вижу, как ты занимаешься любовью с мужчиной, моим отцом, купцом с Хагала, который прилетел на Россак за лекарствами из джунглей. Его звали Хакон Ируит. Ты считала, что у него забавный смех и застенчивая улыбка.

Доротея продолжала, и каждая ее фраза была подобна выпущенному снаряду.

– Ты шесть раз занималась с ним любовью. У его губ был вкус горьких ягод. В тот раз, когда зачали меня, вы лежали на поросшей папоротником поляне под высоким серебристым деревом. – Она подняла брови. – Я помню, как ты смотрела на зеленую бабочку, лежа на спине в мягком мху.

Слова Арлетт прозвучали не громче легкого вздоха.

– Ее крылья были как многоцветное стекло.