Привет, Афиноген - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 101

— Лучше вы мне оставьте на столе грамотный документ, — благодушно откликнулся Карнаухов. — Иначе я вам оставлю на память выговор с занесением.

— В таком случае у меня еще есть время, — рыдания опять неудержимо прорывались, — не задерживайте меня.

— Ступайте, Инна Борисовна, и постарайтесь не отвлекаться посторонними вещами.

Явившиеся на планерку руководители группы застали шефа свежим, подтянутым и радостно улыбающимся.

: — Товарищи дорогие, — сказал он, не дожидаясь по обыкновению, пока все рассядутся, а курящие «контра- бандно» задымят сигаретами. — С сегодняшнего дня я отменяю еженедельные планерки. Они нерезультативны. Достаточно собираться раз в месяц: каждый последний понедельник. В остальные понедельники я буду встречаться только с теми из вас, у кого действительно неотложные и серьезные вопросы лично ко мне.

Десять начальников групп, люди в основном пожилые, работающие в отделе не один год, переглянулись и

стали подниматься один за другим, выравнивая'стулья, на которых было расположились для привычно–затяжного обмена шпильками. Только Мефодьев не удержался: _#

— Может, раз в год собираться еще лучше? * Перед праздником Первого мая, — съязвил он.

— Я рад, что в отделе появился новый повод для острот, — ответил Карнаухов. — С шуткой и работа спорится. Кстати, именно к вам, Кирилл Евсеевич, у меня серьезное дело. Задержитесь, пожалуйста.

Мефодьев стариковским взглядом не сумел проникнуть, приоткрыть завесы, опущенные Карнауховым, наткнулся на свежевыбритое, собранное в веселую маску лицо.

— Коля, что там у тебя с сыном? Не таись, давай обсудим, — сказал он, когда они остались вдвоем.

— С сыном порядок. Правда. Ошибка вышла. Я у тебя хочу спросить, почему ты в отпуск не идешь? Лето на исходе. Или зимой собрался?

Мефодьев посчитал, что старый его друг совсем расквасился.

— Я вчера на рыбалку ходил, Коля. Хорошо. На воде кувшинки покачиваются. Эти самые, с длинными ногами, шныряют.

— Сороконожки?

— Жуки–плавунцы. Сидишь, Коля, в воду упулишь- ся — ничего не надо. Поплавок колышется, ветерок в кустах шебуршит. Мысли в голове от воды легкие, замечательные. Век бы так просидеть. Пойдем в выходной вместе?

— Обязательно пойдем..'. А с отпуском–то что у тебя? Почему не отвечаешь?

— Так вроде неохота пока. Не решил еще. —.

— Ну ступай тогда, прости за беспокойство.

Мефодьев помедлил, потрогал худую свою шею движением, каким женщины тайком проверяют, не слишком ли открыта у них грудь.

— Мы с тобой общую линию не выработали, начальник. Для собрания.

— Неужели? — Карнаухов улыбнулся с внезапной белой сумасшедшинкой, отстранил от себя взглядом Ме- фодьева далеко к стене. — Неужели у тебя хватило совести мне это сказать?

— Чего ты, Коля? Чего?

— Мы с тобой для того прошагали рядом сто лет, чтобы у первой остановки линию вырабатывать? Ты, коммунист, не помнишь, какая у нас общая линия?!

— Остынь, Николай Егорович!

— Линия у нас — я тебе напомню — строительство коммунистического общества со всеми вытекающими последствиями. Затем и жили, с тем и в землю ляжем.

Лицо Мефодьева побагровело.

— День сегодня такой… неподходящий. А то бы ты услышал, Николай Карнаухов, какая у нас общая линия. А то бы я, может, за язык–то тебя и дернул, чтобы он у тебя не болтался, как у твоего бешеного пса Балкана.

— Дерни, чего.;. Самый тот день.

Мефодьев забарахтался, вытянул себя со стула.

— Не идет тебе, Коля, играть в детские игры.

— Ну, ну.

— Надумаешь, позови.

— Кирилл Евсеевич! — Карнаухов обогнул свой стол и приблизился к другу, сильно сдавил его плечи. — Не понимаешь?.; Ну, ну.:. — будто жалея, слегка оттолкнул. — Детские игры? А ты думаешь, дети глупее нас? Возможно. Они чище зато.

— То дети, Коля. Чистенькие взрослые частенько подставляли под пули себя и друзей. Чистоплгойные.

— Иди, Кирилл. Работай.

— Погоди уж. Я тебе договорю…

— Не надо, я понял. Иди.

— Давай обсудим, прошу тебя, не чуди!

Карнаухов вернулся, сел на стул, возвысился над телефоном.

— Ты, Мефодьев, всю сознательную жизнь в рядовых сотрудниках протопал, а мне десять лет назад предлагали институт возглавить. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что я никогда не ловил рыбу там, где ее не может быть.

Мефодьев вышел и сумел так хлопнуть дверью, что ручка с внутренней стороны отскочила и повисла на одной петле. Ловко хлопнул, не очень сильно, но с при- хлестом.

Карнаухов позвонил в милицию.

Капитану он коротко доложил о своей встрече, на пляже и о безымянном звонке по телефону.

— Не подумайте, товарищ главный начальник милиции, что я их боюсь. Некогда мне со шпаной возиться. Чего они у вас без надзору на воле гуляют. Это не- пор! ж.

Голобородько ответил не вдруг, покашлял.

— Мы их скоро заарестуем, Николай Егорович, всю бражку. Потерпи немного.:. Сам ты, кстати, можешь пройти по мелкому хулиганству. Но я тебя привлекать не буду, потому что расцениваю твой поступок как факт содействия нашим органам.

«Так, — подумал Карнаухов, повесив трубку, — хотя бы это дело быстрее спихнуть. Викентия можно привести в порядок. Можно и необходимо».

Взглянул на часы — одиннадцать. Самое время повидать своего заместителя Сухомятина, подпортить ему слегка аппетит перед обедом. На планерке Георгий Данилович присутствовал и произвел впечатление человека невыспавшегося и что–то дожевывающего на ходу. Да и сейчас еще он окончательно не проснулся и не дожевал.

— Хотел с вами потолковать, Георгий Данилович.:, собственно, давно надо было.

— Слушаю, Николай Егорович. — Сухомятин сама любезность и внимание, но без подхалимажа, без «чего и шолите?» Он догадывался, о чем его хотел спросить Карнаухов, и приготовил уклончивый ответ — комар 4ioca не подточит. Карнаухов попросит показать ему тезисы выступления на собрании, имеет на это право, а у Сухомятина их нет. Нету! Не успел, к сожалению, набросать. Вот только теперь собирается запереться в библиотеке и взяться. Готов выслушать пожелания.:. Сухо- мятин ошибся.

— Хочу выяснить, каков ваш статус в отделе, — сказал Карнаухов. — То есть, какие функции вы выполняете?

Сухомятин дернулся.

— Я — ваш заместитель. По положению.:.

— Не по положению, а фактически — чем вы занимаетесь?

— я… —.

— Подождите, — Николай Егорович повелительно поднял руку, — чтобы не тратить зря ваше время, я сам отвечу. Вы у нас толкач, Георгий Данилович. Да, да, Георгий Данилович, не смотрите так, будто вы увидели голую женщину. Вы форменный толкач!

— Объясните! — Изумление подавило все остальные чувства Сухомятина. — Вы шутите?

— За последние два года вы самостоятельно не довели до конца ни одной работы, не закрыли ни одной темы. Я могу это доказать, но зачем? Вы сами прекрасно все знаете. Однако я не утверждаю, что вы человек для отдела бесполезный. Отнюдь… Благодаря исключительно вашему умению и своеобразным способностям мы почти никогда не оставались без премий. Я помню, как обстояли дела до вас. Иной раз и работа стоящая, и люди потрудились на славу, но ведь надо оформить столько бумажек, получить столько виз — кондрашка хватит. Потом чуть ли не каждый квартал новые положения, новые условия — поди угонись. А вы все это, голубчик, преодолеваете, шутя и играя. Для вас ведь не существует в этой области тайн, как не существует и закрытых дверей с табличкой «посторонним входить воспрещается». Верно?.. Ну, ну, тут есть чем гордиться, это особый талант. Для вас пробить премию, все равно что кроссвордик расщелкать. Цифры за вас свидетельствуют. Я тут проверил — в среднем после вашего появления в отделе мы все стали получать в полтора раза больше. Да вам надо поставить памятник у входа в отдел: «Благодетелю от премированных почитателей».

— Позвольте.:.

— Свежий пример. Группа Мефодьева только начинает разработку, а уж она проведена по всем важнейшим планам. Хоть авансом деньги выписывай. Кстати, почему бы нам не предложить метод предварительного денежного поощрения имени товарища Сухомятина? Звучит?