Школа выживания волчицы - Крамер Марина - Страница 22

• Предыдущая
• 22/50
• Следующая

– Все, я готов, идем ужинать! – Муж появился в комнате, уже облаченный в домашнее. С мокрой косы на макушке падали капли, оставляя следы на синем сатине кимоно.

Я выбралась из-под пледа и потянулась:

– Вредно лежать вечером, так лень потом вставать. Даже есть не хочу.

– А придется. Ты ведь знаешь, Галина будет недовольна.

Мы спустились в столовую, и папа, уже сидевший во главе стола, снял очки и ехидно поинтересовался:

– Это чем же таким заняты родители, что ребенок весь вечер от деда не отходит?

– А дед таким тоном сказал, как будто чем-то недоволен, – заметила я, садясь на заботливо отодвинутый мужем стул.

– Дед доволен. И внучка довольна. А вот морды ее родителей мне не нравятся.

– Папа, – укоризненно сказала я. – Ты бы выражения выбирал. Морды!

– Ох, простите, Александра Ефимовна, оскорбил ваш тонкий слух, – папа был явно в ударе, и это свидетельствовало только о том, что у него тоже что-то случилось. – Давай, зять, по пять капель хряпнем? – предложил он, дотянувшись до бутылки водки.

Акела не пил. За всю нашу совместную жизнь я не помнила его пьяным. И сейчас он тоже отрицательно покачал головой:

– Нет, Фима, я не буду.

– Еще бы! Ты у нас других корней, самурайских, – кивнул папа, наливая себе водку в высокую хрустальную рюмку. – Вы все больше это, как его – ссаке? – утрируя название напитка, поддел он.

Лицо Сашки осталось непроницаемым, зато я вспыхнула:

– Ты прекратишь или нет? Ребенок за столом!

– Сонюшка, ты меня, внученька, прости. Дед сегодня того, не в форме, – опрокинув водку в рот, сказал папа. – Но у него причина есть.

Соня солидно кивнула, делая вид, что вообще ничего не слышала, хотя по ее хитрым глазам было видно, что она не упустила ни единого слова.

– Соня, доедай и иди готовься ко сну, – ледяным тоном велела я и тут же почувствовала на своем колене руку мужа – этим жестом он призывал меня успокоиться.

Когда Соня убежала наверх, я тут же отбросила вилку и зло посмотрела на папу:

– Ты что тут устроил? Что случилось?

Он невозмутимо налил себе еще рюмку, выпил и, закусив пирожком, бросил:

– Ты на голос-то не бери меня, забылась? А то ведь и врежу, не посмотрю, что замужем.

– Ты на вопрос не ответил.

– А я тебе ничего не обязан отвечать, дочь моя дорогая. Доедай давай, и вон отсюда, ребенком займись, – рыкнул папенька.

Я беспомощно посмотрела на Сашу, но тот поддержал отца:

– Не спорь, Аленька. Иди к Соне.

– И не вздумай подслушивать, – напутствовал папа, хорошо осведомленный о моей привычке, пару раз спасавшей жизни всем членам семьи.

Словом, выбора у меня не осталось, пришлось идти наверх и мучиться там неизвестностью, помогая дочери расправить постель и принять ванну.

– Соня, с завтрашнего дня ты не будешь ездить в школу, – сказала я, когда переодетая в пижаму дочь устроилась в постели.

– Почему?

– Так нужно. Это будет не очень долго, к тебе опять будет приезжать учительница, но не утром, а после обеда. Помнишь, как было? – поправляя одеяло, сказала я и села на край кровати.

Лицо дочери выражало крайнюю степень огорчения и отчаяния:

– Но мама! У нас спектакль скоро, у меня там роль почти главная!

– Соня, я все понимаю, прости меня, пожалуйста. Но сейчас так нужно, понимаешь? – я обняла ее и уткнулась лицом в шейку.

Кудрявые волосы щекотали нос и щеки, а мне хотелось плакать, и было невыразимо стыдно перед дочерью за то, что ей приходится жить вот так, подчиняясь ритму отца и деда. Я вынуждена лишить ее участия в спектакле, к которому она так готовилась, общения с подружками, да просто возможности побегать по школьным коридорам на перемене. И нет мне никаких оправданий.

– Мам, – Соня гладила меня по голове маленькими ладошками, и от этого еще сильнее хотелось реветь. – Мам, ты не расстраивайся так. Подумаешь, спектакль. Будет еще один.

– Сонька… Сонька, прости меня.

Она тоже заплакала, но я всей душой чувствовала, что это слезы не по отменившемуся так внезапно спектаклю, а от невозможности видеть плачущую мать. Соня росла очень чуткой, мгновенно реагировала на перемены в моем настроении, и мои слезы, хоть видела она их крайне редко, всегда расстраивали ее.

Я постаралась взять себя в руки, выпрямилась и вытерла глаза рукавом кимоно:

– Все, давай не будем плакать. Посмотри на это с другой стороны. Будешь дома, с Галей. Я постараюсь с работы раньше приезжать. Наконец-то закончим шарф для Гали, помнишь, я начала расписывать и забросила? Надо закончить, а то некрасиво.

– А ты меня научишь? – вытирая глаза ладошками, спросила Соня.

– Конечно. И мы с тобой в магазин поедем за специальными красками для ткани, – пообещала я.

– И шелк мне купим?

– Конечно. Как учиться, если шелка нет, что же тогда расписывать?

Переключив мысли дочери на роспись по ткани, я почувствовала себя немного лучше. Действительно, мне стоит побольше времени проводить с ней, постараться увлечь ее хотя бы этой росписью, все лучше, чем девочке учиться махать мечом. Соня же так загорелась этой идеей, что даже отложила книжку, которую собиралась читать перед сном, и мы долго обсуждали, какой именно рисунок она будет переносить на ткань первым. Сошлись на двух белых журавлях, которых Соня нашла в книге японских сказок, и дочь, воодушевленная предстоящими занятиями, уснула, сунув кулачок под щеку. Я погасила ночник и на цыпочках вышла из детской.

Разговор Акелы с папой затянулся за полночь, но я не сомкнула глаз до тех пор, пока муж не пришел в спальню.

– Ты еще не спишь? – спросил он, заметив, что я сижу в постели с книгой.

– Как я могу уснуть?

– Любопытство распирает? – чуть улыбнулся Саша, сбрасывая кимоно на пол и забираясь под одеяло.

– Конечно. Что там у него?

Сашка вытянулся на кровати, закинул руки за голову и, зажмурив глаз, пробормотал:

– А вот черт его разберет, я так и не понял. Но похоже, что под Фиму кто-то копает.

– Опять?!

– Аля, такая жизнь.

– Хорошее оправдание! Жизнь, значит, такая?! – взвилась я, откидывая одеяло и разворачиваясь к мужу лицом.

– А ты что раскричалась? – негромко и спокойно спросил он, не открывая глаз.

– Да раскричишься тут с вами. Ребенок вынужден жить как заложник! Это детство такое счастливое, да?

– Уезжай.

Я опешила:

– Что?!

– Ты слышала. Уезжай в Саратов к тетке, забирай Соню и Никиту – и вперед. Поживи там, пока все утрясется. И у тебя, кстати, в том числе.

– Саша, – я не верила своим ушам. Муж предлагал мне уехать, оставить его здесь, когда вокруг непонятно что происходит. – Ты это серьезно?

– Более чем, – кивнул он, – так всем будет намного проще.

– Ты даешь, – протянула я, все еще ошеломленная его предложением. – Как же ты мог подумать, что я брошу тебя и уеду?

– Разумеется, подумать об этом я не мог, даже не мечтал. Но в глубине души надеялся, что ты прислушаешься к голосу разума. Однако вижу – нет. Голос разума – это явно не твое.

И тут почему-то мне в голову пришла совершенно нелогичная и никак не относящаяся к текущему разговору мысль. Даже не знаю, как и откуда она возникла, но я, растерянно глядя на мужа, вдруг проговорила:

– А ведь я не должна была работать с утра.

Саша открыл глаз и сел, удивленно уставившись на меня:

– Я не понял.

Я вскочила с кровати и заходила от стены к стене, растирая пальцами виски, в которых застучало от напряжения:

– Понимаешь, я вообще должна была приехать на кафедру только к часу. К часу, а приехала к восьми тридцати. Я на замену вышла, у Новосадского заболела мать, инфаркт, и он позвонил и попросил подменить. И заниматься я должна была в его учебке, понимаешь? В его! А в свою пришла бы только в час десять! Но я не работаю на чужих препаратах, потому позвонила Ленке, лаборантке нашей, и велела дать студентам ключ от моей учебки. Но на самом деле меня там до обеда быть вообще не должно было!

• Предыдущая
• 22/50
• Следующая