Частный детектив. Выпуск 5 - Пратер Ричард Скотт - Страница 37

Кто же им сказал?

— Я.

Я сказал.

Я — Шелл Скотт.

Я — частный детектив. Мой офис и дом находятся соответственно в Лос—Анджелесе и Голливуде, в предсердии и желудочке страны Ротозеев и Глупцов, но даже при этом только ветреная фортуна могла избрать меня орудием безудержного идиотизма в городе Ангелов. И неслыханного обращения с Джонни Троем. Но от фортуны можно ждать чего угодно!

Полагаю, что безумие охватило город на три дня. За эти три дня я нарвался — или вырвался — из лап босса мафии и его многочисленных подручных; от главы самого модного агентства в стране; от самых странных типов, которых я когда либо встречал: художников, писателей, скульпторов и поэтов и тому подобных; от парочки хорошеньких девушек: от самого знаменитого в стране говоруна, который столкнулся с Зигмундом Фрейдом в самаритическом сражении во имя оболвания простых смертных и положил его на обе лопатки. Я даже встретился с обоими кандидатами на пост президента Соединенных Штатов. Один из них пожал мне руку, второй обозвал ублюдком. Да, так грубо.

Были и другие. Но главное — покойный Джонни Трой.

Разумеется, он не был покойным, когда я встретился с ним. Он был даже излишне живой, и, возможно, самый красивый мужчина, которого я встречал в своей жизни. Здоровенный верзила. Мой рост равняется шести футам и двум дюймам при весе 206 фунтов, достаточно солидный малый, верно. Но Трой при таком же весе, разве что на пяток фунтов потяжелее, был выше меня на целый два дюйма. Он был сложен как молодой Атлас. Ему было 28 лет; он нравился всем женщинам, начиная с тринадцатилетних. Старушки питали к нему материнские чувства: те, что помоложе, мечтали быть задушенными в его объятиях; ну а самые юные согласны были, на худой конец, называть его своим братом.

Я не преувеличиваю. Он был величайшей фигурой, появившейся на горизонте идолопоклонства примерно со времен Рудольфа Валентине Представляете, этакая комбинация Дугласа Фербенкса, Энрико Карузо, Махатма Ганди и Джонни Эплсида.

Он был певцом.

Этим, конечно, объясняется не все. Но для начала возьмите его голос, которому невозможно было не поверить. Все эпитеты употреблялись, в превосходной степени. Критики не критиковали. Молодежь до двенадцати лет при виде его замирала в восторге, дамы среднего возраста провожали его обожающими взглядами, бабушки нежно улыбались, на их физиономиях появлялось умиротворенное выражение.

Мужчины восхищались тоже. Получалось, что он вроде затрагивал в женской душе одни струны, а у мужчин — другие, и нравился мужчинам не меньше, чем представительницам прекрасного пола. У меня самого не менее двадцати пластинок Джонни Троя, среди них есть несколько редких. И я мог часами слушать золотые ноты, сладостное печальное пение, богатые низкие тона и великолепную дикцию Джонни Троя.

Несомненно, он был самым популярным исполнителем поп–песен: любовь и весна, луна и разлука. Но в его репертуаре имелось и несколько негритянских религиозных гимнов, спиричуэлов, которые, казалось, затрагивали что–то хорошее, глубоко запрятанное в душах людей. На одной пластинке Джонни записал только религиозные гимны; она разошлась тиражом 2 миллиона 300 тысяч, если верить статистике.

Я еще не все сказал про Джонни Троя, в свое время добавлю еще кое–что. Но для меня эти три невероятных дня начались с визита ко мне маленькой девушки Сильвии Вайт, сестры Чарли Вайта. Чарли был компаньоном Джонни Троя, даже больше: ближайшим другом, приятелем, “сиамским близнецом по духу и разуму”, как его называли, верным Пятницей Джонни. И Чарли Вайт умер.

Он умер в четверг.

Его сестра явилась ко мне в субботу. Должно быть, с этого начались трюки чертовой судьбы.

Утром по субботам я либо еду к себе в офис на окраине города, либо не еду. Это зависит, обычно, от моего желания.

В эту субботу работать не хотелось, и я остался. Проснулся без будильника, что для меня не только не характерно, но и вообще беспрецедентно; соскочил с кровати лишь для того, чтобы почувствовать, с каким бы удовольствием еще повалялся часок–другой. Ах, Лидия, подумал я. Лидия была тем томатным соком, которым я накануне полакомился. Голова зверски трещала: разумеется, мы с ней изрядно выпили… Фактически у меня болела не только голова, я не вполне отдохнул. Но зато чувствовал себя на высоте.

Душ, бритье, кофе, небольшая уборка. Покормить тропических рыбок в аквариуме. Потом подмигнул портрету безнравственной, но чертовски эффектной Амелии на стене, которая, казалось, отвлекала меня от мыслей о завтраке. И вдруг — бог! Такой звук издает звонок на входной двери в мою квартиру номер 212 в Спартанском многоквартирном отеле Голливуда.

Я пошел отворять.

— Мистер Скотт?

Она походила на фарфоровую куколку…

Сначала я принял ее за подростка, девочку лет девяти–десяти, но потом получше вгляделся в ее миловидную мордашку и миниатюрную, но отнюдь не плоскую фигурку, притягивающую взгляд своими плавными линиями. Ей было лет 20, максимум 21 год, но ростом она была не больше пяти футов, возможно даже на пару дюймов пониже.

— Да, мадам. Шелл Скотт. Входите…

Она вошла как–то неуверенно.

— Я звонила вам в офис. Надеюсь, вы не…

— Все в порядке. Очевидно, вам известно, что я детектив?

— Да, вот почему… Поэтому я здесь.

Мы уселись на шоколадно–коричневом диване и внимательна посмотрели друг на друга. Похоже, я ее немного напугал. Начать с того, что я раз в восемь превосхожу ее размерами. Затем, — почти белые волосы, длиной примерно в дюйм, дыбом стоящие на голове… Они необычайно упругие. Вероятно, если бы я их отпустил подлиннее, я бы походил на дирижера симфонического оркестра при исполнении современной музыки. И такие же светлые брови, к счастью, менее пружинистые, над серыми глазами, на, как мне хотелось бы думать, не совсем устрашающей физиономии. Правда, пару раз мне ломали нос, однако хирургу, позднее, удавалось восстанавливать его в первозданном виде. А один умирающий бандюга отстрелил мне мочку левого уха прежде, чем окончательно испустить дух. С моим лицом случались вещи, которые противопоказаны даже бамперам машин. И тем не менее у меня чудом уцелели хорошие белые зубы, квадратная челюсть, да и загар у меня красивый… Во всяком случае, у меня определенно здоровый вид, а это немало, согласитесь!

Но хватит о себе.

У нее были неправдоподобно голубые, почти фиалковые глаза с поразительно длинными ресницами и гладкие черные волосы, откинутые с высокого лба. Кожа белая, почти светящаяся. Кто–то написал, если я не ошибаюсь, про Шелли, что у него кожа с подсветкой изнутри. Если это так, то у Шелли цвет лица был точно таким же, как у этой девушки. У нее были тонкие черты лица, маленький ротик с розовыми губами и голос, напоминающий перезвон китайских колокольчиков.

Она разгладила широкую юбку своего яркого платья с красно–сине–желтым рисунком, провела рукой по черным волосам и заговорила:

— Меня зовут Сильвия Вайт. Мой брат — Чарли Вайт, друг Джонни Троя. Лишь несколько месяцев назад мы вновь повстречались с ним после многолетней разлуки. Мы родились в Спрингфилде, штат Калифорния. Нет, конечно, штат Иллинойс; там я прожила до одиннадцатилетнего возраста. Чарли на шесть лет старше меня. Затем наша семья распалась. После развода мать уехала вместе со мной. Чарли остался в Иллинойсе с отцом. Мать вышла замуж вторично, мы перебрались в Южную Америку, а полгода назад вновь возвратились в Штаты, в Калифорнию.

Мы с Чарли время от времени обменивались письмами, так что мне было известно, что он в Калифорнии. В июле месяце я его разыскала. Мне казалось глупым жить так близко и не видеться с ним. Мы ведь брат и сестра.

Она впервые слегка улыбнулась, чуточку расслабившись.

— У-гу. Значит, вы с ним встретились в июле? Впервые, как я понимаю, за 10 лет?

Она снова улыбнулась.

— Совершенно, верно, мне 21 год. Сначала мы держались почти как чужие, но постепенно все стало на свои места. Он преуспел в жизни, у него была прелестная квартира в Роял Кресте…