Ангел с железными крыльями (СИ) - Тюрин Виктор Иванович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/111
• Следующая

Грохот орудий я услышал задолго до того, как мы въехали в город, где находился полевой лазарет. Местных жителей почти не было видно, а вот людей в шинелях и фуражках с кокардами было изрядно. Наглухо заколоченные магазины, выбитые окна, разрушенные заборы и бродячие собаки на пустынных дворах говорили о войне, разрухе и бегстве жителей из города. Где?то впереди, не переставая, гремела артиллерийская канонада.

Поплутав по улицам, машина, наконец, подъехала к каменному зданию с фальшивыми колоннами и аляповатыми украшениями из лепнины. Над его крышей вился белый флаг с красным крестом, а перед главным входом кружился людской водоворот, состоящий из раненых, сестер и врачей. Чуть в стороне стояло около десятка телег, на которые сейчас укладывали и рассаживали раненых сестры и санитары. Машина, объехав их, остановилась напротив центрального входа. Спрыгнув с кузова, я спросил первого попавшегося мне на глаза санитара, где найти главного врача. Тот не замедляя шага и не глядя на меня, махнул рукой в сторону госпиталя и быстро сказал: — Там спросите!

Войдя в холл, я почти сразу наткнулся на группу из трех врачей. На мой вопрос откликнулся мужчина выше среднего роста, широкоплечий, с большой седой головой и резкими чертами волевого лица.

— Это я. А вы кто?!

— Богуславский Сергей Александрович.

— Гм! Я вас не таким представлял. Вы прямо… как медведь, батенька! Вон плечищи какие!

— Что с Наташей?! У нее горячка?

— Тут такое дело вышло…нехорошее. Даже не знаю, как и сказать! Знаете, солдатам правду — матку режу! Говорю, как есть! Без ноги будешь или без руки, а тут….

— Говорите!

— Вашу сестру изнасиловали.

— Кто?!

— Немцы. Пятнадцатого сентября, ближе к вечеру, в Сморгонь ворвался немецкий кавалерийский полк. Наши, в спешке, начали отступать. Шесть телег с ранеными, врач и две медсестры попали в плен. Видно, ездовые, в спешке, да в потемках, с дороги сбились. Спустя три дня подошло подкрепление, и в тот же день город был отбит. Тогда их и нашли. Наташа, после случившегося, полностью ушла в себя. К тому же простудилась сильно. Несколько дней была высокая температура, бредила, кричала. Вот я и дал телеграмму.

— Где она?!

— Идемте!

Полевой госпиталь находился в здании усадьбы. В комнатах с высокими потолками, пахло лекарствами и мочой, а на койках, стоявших почти впритык друг к другу, лежали и сидели раненые. В женском отделении, в самом дальней комнате, за отделенной ситцевой занавеской углу, стояла кровать сестры. В первый момент мне даже показалось, что это не она, а какая?то другая девушка. Свалявшиеся волосы, худое изможденное лицо, почти сошедший синяк на правой скуле. Но хуже всего были ее глаза. Они были потухшими и пустыми, словно та Наташа, которую я знал, умерла.

— Сестренка! Ты как?

Она словно очнулась, посмотрела на меня. Взгляд сначала был настороженным, но потом снова стал прежним, равнодушным.

— Сережа. Приехал.

— Как ты себя чувствуешь?!

— Душа болит, — в следующее мгновение ее глаза наполнились слезами и она заплакала. Она не закрывала лицо руками, не кричала, а просто лежала, а по ее худым щекам текли слезы. Не зная, что делать, я развернулся к Павленко, но тот только пожал плечами и сказал: — Тут я помочь бессилен. Давайте, лучше Людмилу Сергеевну приглашу. Она с ней, вроде, нашла общий язык.

Он ушел, а я повернулся к Наташе.

— Успокойся, хорошая моя, — я попытался погладить ее по руку, как она вдруг вскрикнула: — Не надо! Не трогай меня, пожалуйста!

— Хорошо, Наташа. Хорошо. Ты, как только встанешь на ноги, мы с тобой поедем домой. Будешь варить мне борщи, и заживем мы, как прежде.

— Как прежде уже никогда не будет. Никогда! Ты понимаешь — никогда! — в ее голосе звенела приближающая туча — истерика, которая вот — вот должна была пролиться новыми слезами. — Я не могу спать! Каждую ночь вижу их….

— Наташа, здравствуй!

Я обернулся на голос, раздавшийся за моей спиной. В двух шагах от кровати стояла стройная и довольно симпатичная женщина, лет тридцати пяти. У нее были внимательные и добрые глаза, но еще в них была боль. Тщательно скрываемая душевная боль, которую мне нередко приходилось видеть в глазах моей матери, когда та сидела у моей постели. Я поднялся.

— Сергей Александрович. Брат Наташи.

Она внимательно оглядела меня, а потом сказала: — Где?то таким я вас и представляла. Наташа рассказывала мне о вас. Говорила, что я сразу вас узнаю: в плечах косая сажень и кулаки крепче железа. Меня зовут Людмила Сергеевна. Вы выйдите пока, Сергей Александрович, и подождите меня за дверью.

— Хорошо.

Я стоял в коридоре и ничего не чувствовал, только в голове, как метроном, стучала одна мысль: убить, убить, убить, … Видно нечто подобное этим мыслям отразилось и на моем лице, потому что когда врач вышла, она бросила на меня теплый, сочувствующий взгляд и тихо сказала:

— Не сжигайте себя, Сергей Александрович. Судьба так сложилась, и поправить что?либо уже не в наших силах.

— Я спокоен. Вы лучше о Наташе расскажите.

— Хорошо. Идемте к окну. Там поговорим.

Я ожидал, что она начнет говорить, но врач молчала, глядя через стекло на серое осеннее небо и мокнущие под мелким секущим дождиком голые деревья. Ее поведение показалось несколько странным, но чем оно вызвано мне стало понятно только в процессе нашего разговора.

— Скажу вам прямо, — начала говорить она, продолжая смотреть в окно, — у вашей сестры сильнейший психологический надлом. Насколько мне известно, у нее два с половиной месяца был убит жених, теперь она сама подверглась насилию и издевательствам. Под таким грузом и более сильный человек может сломаться, а тут хрупкая девушка. Как вы могли отпустить ее на фронт? Не понимаю!

— Я не уменьшаю своей вины, но скажите: как можно удержать человека, который просто игнорирует ваши слова и доводы. Силой? Закрыть на ключ?

— Извините меня. Это ваши семейные дела и я не должна была это говорить! Я не психиатр, а врач — терапевт, но при этом считаю, что по приезде в Петербург ей нужно будет лечь в больницу. В психиатрическую клинику.

— Когда она сможет встать на ноги?

— Через три — четыре дня, а вот насчет психики тут все намного сложнее. Для начала дам совет: не торопитесь с отъездом. В Минске, в госпитале, есть врач такого профиля. Очень хороший специалист, но ему надо будет заплатить.

— У меня есть деньги.

— Тогда езжайте в Минск и договаривайтесь с ним. Христофоров Сергей Осипович. Если, даст бог, все будет хорошо, через неделю вы сможете увезти ее домой.

— Вы не знаете, как все случилось?! Наташа не говорила?

— Нет. Подобные вопросы вызывали у нее плач и истерики, но и без нее я знаю что произошло, — она с минуту молчала, потом продолжила. — Второй изнасилованной девушкой была моя младшая сестра. Она легче перенесла то, что с ними случилось. Мы с ней на фронте с февраля пятнадцатого года. За эти месяцы она многое видела и пережила, к тому же… она не была девственницей, как ваша Наташа. У нее есть жених, поручик Мелентьев Иван Васильевич. Вы можете с ним поговорить. Он командует третьей ротой.

— Где сейчас ваша сестра?!

— С оказией отправили домой. Теперь извините, мне надо идти работать, а вы идите, посидите с ней.

Я сидел у кровати сестры, пока та не уснула, затем вышел в коридор и стал у окна. Серое небо, мокрые унылые деревья. На душе у меня была такая же серая, жидкая, холодная грязь.

"Где мне их искать? Немцев там тысячи…. Погоди! Ведь врач назвала мне фамилию жениха своей сестры. Мелентьев. Иван Васильевич. Точно! Может он что?то конкретное знает?!".

Выйдя из госпиталя, я сразу обратился к молоденькому прапорщику, в новой, еще не обмятой, топорщащейся, шинели, который куда?то спешил с деловитым видом.

— Извините! Как мне попасть в третью роту?

Он резко остановился, окинул меня слегка удивленным взглядом, потом спросил: — А вы кто будете?

— Богуславский Сергей Александрович. Поручик в отставке.

• Предыдущая
• 41/111
• Следующая