Не было бы счастья - Антонова Александра - Страница 22

― О, да это же «Столичные ведомости»! Где тут у нас гороскоп? Ага, вот. Весы: «Не забывайте: не все то золото, что блестит. Открытие сделано. Вы на верном пути. Взаимоотношения приобретают устойчивость. Остерегайтесь сжигать мосты».

Я сосредоточилась, стараясь уловить суть пророчества… Ничего не получилось. Ну, и ладно. Приступим к собственному плану.

Внимательно оглядев роскошную мебель карельской березы, восточные ковры и приличную коллекцию китайских ваз, я приветливо улыбнулась Федору.

― А знаешь, мне нравится твоя комната. Но в ней столько восточного, гаремного. Думаю, тебе подошло бы что-нибудь не такое слащавое, более строгое и лаконичное. Так и быть, могу поменяться с тобой светелкой.

― Нет, спасибо. Идея с гаремом мне по душе.

― Федор! Дамам надо уступать. Нельзя быть таким эгоистом. Пожил в гареме, дай другим приобщиться.

― Ну, ладно, ладно, ― понял он, что я просто так от него не отстану.

В несколько ходок мы перетащили наши вещи, и я в порыве благодарности даже чмокнула его в щеку и попросила всем говорить, что переехали мы еще вчера.

Так, первый пункт плана выполнен. Теперь надо уверить Влада, что я не мужчина. Порывшись в своем скудном гардеробе, я облачилась в нескромные шорты и топ, который представлял собой трикотажную полоску ткани на двух бретельках. То есть, все, что надо, было подчеркнуто, а остальное откровенно выпирало наружу. Пусть теперь попробует заявить, что я мужчина!

По моим подсчетам, Влад жил в бамбуковой комнате со шкурой бенгальского тигра на полу. В комнате было тихо, я несколько раз постучала, никто не ответил, дверь была заперта.

― Уехал он, ― прочирикала Глаша, неслышно подкравшись в своих чувяках. ― Утром сел в машину и укатил. Но к вечеру, сказал, вернется.

Глаша похромала дальше, а я расстроилась. Ну, как мне теперь выяснить, что такое пароль, кому его говорить и о какой сумме шла речь?

Я побрела в светелку. Вошла в нее и остолбенела, узрев Федора на своей девичьей кроватке. Он развалился, как у себя дома и мучился над кроссвордом.

― Ты что тут делаешь? ― возмутилась я. ― Вот взял моду мять мои подушки.

Он отложил газету, встал и потрогал мой лоб.

― Нет, температура нормальная. Вот уж не думал, что девичья память на практике выглядит склерозом. Мы только что поменялись комнатами. Ну, вспомнила?

Я хлопнула себя по лбу и потащилась к двери, но, взявшись за ручку, остановилась.

― Федор, какие ассоциации у тебя вызывает слово «пароль»?

― Пароль ― отзыв, «Сезам, откройся», «Здесь продается славянский шкаф?», ввод кода для доступа в компьютерную программу. А что?

― Нет, ничего, ― потянула я на себя дверь.

― Э-э, нет. Сядь, давай, все по порядку. Хватит ерундой заниматься, в конспираторов играть, Лиза, или как тебя там?

Он захлопнул дверь и прислонился к ней, сложив на груди руки. Я похватала ртом воздух и плюхнулась в кресло.

― Ты откуда знаешь, что я не Лиза?

― А кто только что читал гороскоп для Весов? У Лизы день рождения в декабре. А, кроме того, я знаком с настоящей Елизаветой Петровной.

― Как? Так это с тобой она сбежала, ограбив бабушку, а потом поссорилась и наложила на себя руки?.. Боже! Она вовсе не покончила с собой! Как же я раньше не догадалась! Это ты ее убил и закопал в орешнике, а теперь тебя потянуло на место преступления… А-а-а! завопила я и приготовилась сигануть в окно, спасаясь от душегубца.

― О, Господи! Прекрати орать. Я никого не убивал! Сядь. Замолчи, а то поцелую.

Я вернулась в кресло, прихватив подушку для самозащиты. Федор походил по светелке: два шага в одну сторону, два ― в другую.

― Как тебя зовут?

― Полина.

― Красивое имя… Какую бабушку ограбила Лиза?

― Мою бабушку ― Эмму Францевну.

И сама не зная как, я рассказала ему и про визит Галицкого, и про просьбу Эммы Францевны взять имя Лизы, и про подмену паспорта, и про пластическую операцию, диету и загадочную смерть настоящей Лизы. Под конец я совсем расстроилась, так мне стало жаль непутевую Лизавету, а заодно и себя. Сердобольный Федор принес мне рулон туалетной бумаги, и я извела половину, используя в качестве носовых платков.

― А ты откуда Лизу знаешь? У тебя с ней какие отношения?

― Никаких у меня с ней отношений. Соседи по даче. Мы с ней с детства знакомы. Потом выросли, лет десять не виделись. А месяца два назад она мне позвонила. Лиза ― девушка впечатлительная, поэтому, когда она сказала, что ей грозит смертельная опасность, я не поверил. Она просила приехать в Трофимовку и спасти ее… Ну, у меня тоже свои дела, работа, то да се. Пока отпуск оформил… В общем, приехал сюда, а здесь ты.

― Скажи, Федор, мы с ней похожи?

― Точно не знаю, мы столько лет не виделись… Вы с ней роста одного, но она попухлее будет, голос похож. Может, еще в глазах что-то общее ― херувимная беззащитность… Многие мужики от этого дуреют, им хочется быть сильными, храбрыми и благородными, ― и он посмотрел на меня, как на личного врага.

Вот те раз! Я думала, что выгляжу уверенной в себе, независимой эмансипе, а тут выясняется, что все это самообман. Я обиделась.

― Ладно, некогда мне с тобой разговаривать, ― и направилась к двери.

― Э-э, нет. Так дело не пойдет. Выкладывай, что там с паролем, подпер он дверь плечом.

― Ничего особенного. Эмма Францевна придумала новый пасьянс и ищет ему название. «Пароль» ― звучит интригующе, ― отодвинула я его от дверного проема и направилась к себе, репетировать перед зеркалом взгляд скучающего циника и выражение лица «эмансипированная женщина на свободном выпасе».

Гоша валялся на восточном ковре и мусолил резиновый мяч.

― Хватит бездельничать. Приступаем к выполнению плана «Б».

Гоша обрадовался, бросил игрушку и с готовностью уселся около двери. Я переоделась в сарафан, повязала на голову скромный платочек и вернула глазам выражение беззащитности.

Летний день полыхал зноем, трелями кузнечиков и ароматами трав. Мы, не спеша, прогулялись до Трофимовки. По пути помахали рукой и хвостом дяде Осипу, который отдыхал в тени яблони. В деревне нам попался на глаза только один абориген. Он спал под забором, прикрыв лицо кепочкой.

В церкви было сумрачно, прохладно и тихо. Вначале мне показалось, что внутри никого нет. Однако возле конторки, где продавались свечи, и стояла кружка для сбора пожертвований на ремонт храма, шевельнулась тень.

― Здравствуй, дщерь моя, ― окатил меня баритоном отец Митрофаний. Рад видеть тебя, Лиза. Ты по делу зашла или просто так?

― Э-э, заинтересовал меня вот какой вопрос, батюшка. Вы рассказывали, что у монаха Авеля осталось от неудачного брака три сына. Не знаете ли вы их судьбы? Может быть, им передался дар предвидения?

― Хм-м, ― поправил он очки в модной оправе. ― Действительно, интересно… Нет, я про его потомков ничего не знаю. А если б передался его дар по наследству, мы бы, я думаю, услышали об этом из летописей или мемуарной литературы.

― А верно ли, что монах Авель мог указать россыпи драгоценных камней? Или он специализировался только на воде и месторождениях металлов?

― У Авеля есть предсказания нескольких месторождений малахита в Уральских горах. Их до революции Демидовы и Савва Морозов разрабатывали. Несколько кладов отыскал святой человек и передал их государству для богоугодного дела: обустройства домов для престарелых и инвалидов.

― А как насчет серебра, платины и золота? ― не сдавалась я.

― Нет, такого не припоминаю.

Отец Митрофаний повернулся к конторке, показывая, что мое детское любопытство ему уже надоело.

― А хорошо было бы найти месторождение золота, как монах Авель. Он был святой человек, мученик, убогий, юродивый, божий человек, отшельник, скит, черный омут… ― несла я все, что приходило в голову и могло выглядеть как пароль. ―… самородки, золотой песок, желтый дьявол, голубые незабудки, орешник…

Батюшка, видимо, заподозрил у меня помешательство, так как отпрянул и испуганно воззрился на меня. Потом побледнел, взял в руки библию в серебряном окладе и шагнул ко мне.