Медиум - Буянов Николай - Страница 86
- Предыдущая
- 86/90
- Следующая
Дуло пистолета под челюстью.
Гоги держал её роскошные волосы в кулаке, отчего голова Аллы запрокинулась назад, и Игорь Иванович отчетливо видел крошечную ссадину на нежной белой шее – куда уперлось оружие.
Они вдвоем no-рачьи пятились по больничному коридору. Было гулко и пусто – больные в палатах (лежачие: тяжелое отделение), медперсонал – врач и две молоденькие перепуганные сестрички – на полу, уткнувшись в ковровую дорожку и сцепив руки на затылке…
– Гоги, успокойся…
– Лежи, тварь!
– Хорошо, хорошо… Только не причиняй ей вреда.
– Не смей мне мешать!
– Нет, нет. Я сделаю все, что ты хочешь. Я дам тебе уйти. Только прошу тебя, скажи, что делать с Аленкой? Как её расколдовать? Где её найти?
Походя Георгий сбросил с тумбочки телефон и пнул его ногой.
– Ей уже не поможешь, поздно… Дверь! Открыть дверь, всем на пол, мать вашу! Иначе я её убью!
Они двигались медленно и осторожно, будто под ногами расстилалось нескончаемое минное поле. Коридор. Дверь. Лифт. Вестибюль, напоминавший сумасшедший вокзал. Толпа ничего не подозревающего народа, все ещё находятся в счастливом неведении, но их путь – Аллы и Георгия – лежал уже в ином измерении, где время приостановило свой бег…
Улица, «рафик» «Скорой помощи»… Куда уйдешь, находясь практически в центре большого города, пусть на машине, пусть имея заложницу… Все это понимали, кроме Гоги. Он не думал об отступлении, в нем жила лишь жажда разрушения… Саморазрушения с той минуты, когда в небольшом доме под черепичной крышей, на веранде, увитой диким виноградником, он подошел к девочке, поймал её доверчивый взгляд светло-карих глаз и сказал:
– Ну, здравствуй. Ты можешь называть меня Жрец.
– Жрец!!!
Он обернулся. Так обратиться к нему мог только один человек, кроме Аленки… Лифт уже остановился на первом этаже, автоматические двери начали медленно разъезжаться в стороны.
– Артур?
И они прыгнули, не сговариваясь, одновременно, словно всю жизнь репетировали этот трюк по сто раз на дню. Колесников – сшибая обалдевшую Аллу в сторону и накрывая собой («Игорь! Господи, какая же я дура! Беспросветная дура!!!»), и Артур – грудью на черное дуло, как в жерло действующего вулкана, на обжигающее пламя выстрела, оглушительно грохнувшего в гулком пространстве…
И тут же, вслед за выстрелом и падающим навзничь телом («Где-то я видел этого парня, – мелькнула мысль. – Где-то я…») в уши вонзился дикий многоголосый крик. Кричали все, и все толпой ринулись к дверям, давя и топча друг друга. Кто-то перевернул инвалидное кресло, стоявшее на дороге, кто-то споткнулся и упал в проходе – тут же чей-то ботинок наступил несчастному на голову. Кровь яркими каплями брызнула на пол, но на неё никто не обращал внимания – обезумевшая толпа рвалась из вестибюля на улицу. Паника.
Жрец, вжавшись в угол, точно злобный оскаленный зверь, поводил пистолетом из стороны в сторону. Взгляд его блуждал, палец нервно подрагивал на спусковом крючке.
– Гоги, – проговорил Игорь Иванович, медленно поднимаясь на ноги и по-прежнему прикрывая Аллу своим телом. – Послушай. Ты ещё можешь уйти, здесь наверняка есть служебный вход…
Тот усмехнулся одними губами.
– Хочешь сказать, что ты меня отпускаешь?
– Его нельзя отпустить, – прохрипел Артур, зажимая рану на плече и делая попытку сесть. Гоги даже не взглянул на него.
– Игорь, он маг… Тот самый, который организовал покушение на короля Лангдарму. Ты должен его остановить. Ты должен уничтожить Шар…
– Я отпущу тебя, – твердо сказал Игорь Иванович. – Мне все равно, маг ты или нет… Только скажи, где Аленка. И научи, как снять с неё заклятие.
На улице – далеко еще, на пределе слышимости, завыли милицейские сирены.
– Гоги, я прошу! Посмотри на меня… Скажи, что делать. Или убей. Еще есть время.
– Время? – прошептал Георгий (дуло пистолета описало широкую дугу и уперлось в грудь Колесникова). – Я скажу… И смогу уйти?
– Обещаю!
– А как же Алла? – Он вдруг улыбнулся. – Помнишь свадьбу в нашей общаге? Корзину чайных роз…
– Помню, – одними губами подтвердил Колесников. – И ящик коньяка, и десять бутылок домашнего вина. Гоги, после того вина мы к коньяку даже не притронулись, он казался таким пойлом…
Картина отдавала сюрреализмом. Они остались одни среди огромного вестибюля. Многие в спешке побросали свои вещи – сумки, зонтики, пакеты с едой… Электропривод на опрокинутом инвалидном кресле оказался включенным, кто-то задел рукой рычажок, и колеса с тихим урчанием крутились в воздухе, точно покинутый детьми аттракцион.
– Мы сдвинули столы, – с улыбкой шептал Гоги, и Игорь Иванович вдруг увидел перед собой глаза безумца – разум медленно вытекал оттуда по капле, оставляя глубокие, выжженные солнцем колодцы. – Из комнаты в комнату, через весь коридор… А я был тамадой.
– Ты был великолепным тамадой.
– Да… Вечный холостяк – как вечный вдовец.
(Сирены приближались.)
– А помнишь, как тебя оставили на кафедре – выбор был между мной и тобой… И место в аспирантуре было только одно – ты или я. Счастливчик!
– Меня выперли оттуда, – сказал Игорь Иванович. – И диссертацию зарубили – меня всегда влекло в мистику, немодная по тем временам тема. Это сейчас у нас свобода тьмы… Или тьма свободы.
– Если бы можно было все вернуть назад, – проговорил Гоги. – Переиграть заново… Думаешь, мне хочется уйти? Мне нужна эта никчемная жизнь? Верни мне то время! То, что ты украл! Верни – и я верну тебе дочь! Ну?
Он грустно покачал головой.
– Не можешь… Слышишь сирены? И я ничего не могу изменить – ни прошлого, ни будущего. Какой же я после этого маг?
– Ты можешь изменить свою карму, – мягко сказал Колесников. – Чонг страдал из-за поруганного имени почти тысячу лет. Страшно! А ты имеешь выбор – сейчас, здесь. Спаси Аленку. Она-то в чем перед тобой провинилась?
– Спасти? – Георгий вдруг расхохотался. – И все останется по-прежнему, да? Меня угрохают при попытке к бегству, как бешеную собаку, ты вернешься к жене и дочери и забудешь все, как страшный сон? Так просто?!
Он преобразился. Глаза его горели злым весельем.
– Ее нельзя спасти. Даже если ты уничтожишь Шар – программа, созданная им, уже запушена. Она пойдет до конца, и ты, мразь, будешь вечно гореть в аду…
– Не-е-ет! – дико завизжала Алла.
Ноги Колесникова распрямились. Гоги невольно отшатнулся – даже перед лицом смерти разум испугался жуткой картины: громадный белый барс бесшумной молнией летел в воздухе, вытянув в струну мощное, играющее мускулами тело. Но прежде чем передние когтистые лапы достигли цели, Георгий проворно ткнул дуло пистолета себе в рот и нажал на спусковой крючок.
ТУМАН.
Плавали белые хлопья, похожие на невесомую вату – попробуй дотронуться рукой, и рука пройдет, насквозь, ничего не почувствовав. Этот Шар никогда не станет чистым и прозрачным, как тот, хранившийся (или хранящийся по сей день) в одной сказочной стране далеко на Востоке.
Время ткалось, словно гигантское полотно, и Шар летел сквозь него, окруженный оранжевыми протуберанцами, словно маленькая звезда-уродец.
Игорь Иванович не знал, что произошло с ним в этот промежуток – он видел перед собой Шар, а в нем, под прозрачной поверхностью, снежные хлопья кружились в нескончаемом хороводе… Это было бы красиво, если бы не рыжевато-серое вещество – ошметками на оштукатуренной стенке вестибюля больницы…
Мозги и кровь.
И неразрешенный последний вопрос: как спасти Аленку.
– Я не знаю, – покачал головой Артур, морщась от боли в простреленном плече.
– Тогда я ухожу.
– Как уходишь? Постой! Еще ничего не окончено! Шар ещё не уничтожен.
– Мне плевать на Шар.
– Ты ничего не понимаешь… Нельзя же мыслить так узко!
– Извини, по-другому что-то не получается. Но кое-что я все же успел понять. Ты не мог добраться до Шара – Жрец не подпускал тебя. В нем боролись искушение и страх, но страх пересиливал. И тогда он поставил перед тобой условие – Шар в обмен на мою дочь. Так?
- Предыдущая
- 86/90
- Следующая
