12 историй о настоящей любви (сборник) - Блэк Холли - Страница 16

Я рыдал, пока отец не подошел и не отвесил мне оплеуху. Прямо там, при всех. Возле маминого гроба. Дал затрещину, как нашкодившему щенку.

В тот день я дал себе слово.

Что больше не заплачу.

Никогда в жизни.

Что бы ни случилось, кто бы ни заболел или умер.

– Э-эй, – Хейли помахала рукой у меня перед лицом. – Шай, как слышно? Прием!

Я сделал глубокий вдох, а потом медленно выдохнул. И вместо истории о маминой смерти рассказал, как впервые увидел снег.

Два года назад мы всей семьей поехали в горы неподалеку от Сан-Диего и поселились в кемпинге, в большой палатке, которую одолжили у дяди. Родители обещали нам с сестренкой настоящий снег, но в первые три дня мы так его и не увидели. Было просто холодно. И ветрено. Большую часть времени мы провели в палатке, играя в дурацкие игры вроде «Уно»[6], мексиканского домино или «Лотереи»[7]. Зато на четвертый день мы проснулись утром – и вот оно. Большие красивые хлопья падали с неба, укрывая землю и все вокруг. Я рассказал Хейли о том, как отец катал сестренку на санках с горки неподалеку от кемпинга, а мы с мамой упали на спину в сугроб и стали махать руками и ногами, изображая летящих ангелов. Как парочка хихикающих малышей. А когда мы встали и посмотрели, что получилось, оказалось, что наши ангелы как будто держатся за руки.

– Ну вот, уже лучше, – улыбнулась Хейли.

Я пожал плечами. Перед глазами все еще стояли картинки из той жизни, что когда-то была у меня.

– Забавно, правда? – продолжала она. – Вот так ждешь не дождешься чего-то – например, снега. А потом раз – и все, уже хочешь, чтобы он поскорее кончился.

Она указала на большое окно, за которым все падал и падал снег.

Мы немного посидели, глядя на него, а потом Хейли рассказала, как впервые узнала, что на свете существуют разные расы. Почему-то прошлой ночью ей вдруг вспомнилась эта история. Может, какой-то телепередачей навеяло. В общем, жила-была маленькая девочка в богатом пригороде Портленда. И вот, на шестой день рождения родители решили сводить ее на мюзикл. Устроили все по высшему разряду: нарядили дочку, усадили в папин «мерседес» и повезли в город. Когда они проезжали мимо «Макдоналдса» где-то на окраине, в окне вдруг показались странно одетые женщины с тоннами макияжа на лице. Это были проститутки, но малышка Хейли тогда еще не знала, кто это такие. Сидя в машине в нарядном белом платье, она во все глаза разглядывала их, ведь ничего подобного ей раньше не встречалось. Загорелся красный свет, и отец остановил машину прямо перед этими женщинами. А Хейли все смотрела и смотрела, пока одна негритянка не обернулась и не встретилась с ней взглядом. Девочка застыла, не в силах отвести глаз. Через несколько секунд женщина в блестящих туфлях на шпильке подошла вразвалку к самому окну машины и спросила, тыча пальцем в лицо Хейли: «Чего уставилась, белая девчонка? Завидно, что ли, а?»

– Не знаю, почему я тебе это вдруг выложила, – проговорила Хейли. – По-моему, я никому об этом больше не рассказывала. Даже самым близким подругам.

Воцарилось неловкое молчание. Мы словно открыли друг перед другом грудную клетку и показали бьющееся сердце. Ну и как после этого вернуться к непринужденной болтовне?

Через несколько секунд Хейли сказала, что ей надо в душ. Я опять сел на диван и открыл книгу, но в голове все крутилась история Хейли. Почему она рассказала ее мне? Потому что я мексиканец? И, скорее всего, вырос в похожем месте? А может, это не имеет ко мне никакого отношения. Мы просто остались одни во всем доме во время снегопада. Вот рассеются тучи, а с ними и этот наш странный сон на двоих растает, словно и не было его никогда.

Я успел раз шестьдесят прочитать один и тот же абзац, но так и не понял, о чем там говорится. Наконец, Хейли вернулась в гостиную. Мокрые волосы, свежий макияж – она была очень хорошенькой.

– Боже, как приятно быть чистой.

– Твоя правда, – преодолев слабость, я оторвал себя от дивана.

– Когда соберешься в ванную, может, сделаешь уже что-нибудь с этими вихрами?

Я стянул шапку.

– С этими-то?

Она подошла и слегка взъерошила мои волосы, застав меня тем самым врасплох.

– Ну, лысина тебе точно не грозит.

Я натянул шапку обратно.

– В общем, если передумаешь насчет ужина – приходи. Можно даже поздно.

– Ладно.

Когда я открыл ей дверь, Хейли снова посмотрела мне прямо в глаза, и у меня опять возникло то самое «непонятное чувство».

– Не понимаю, как звонок домой может растянуться на целый вечер. Но как знаешь, конечно.

Слегка помахав рукой на прощание, ушла.

И только спустя несколько часов я обнаружил, что она оставила в хозяйской ванной полотенце и сумочку с туалетными принадлежностями.

В тот вечер я так и не пошел ужинать к Хейли.

Но и домой не стал звонить.

Я доел шоколадку Майка, осушил целый пластиковый стаканчик водки, поиграл на гитаре в ванной, а потом сделал что-то и вовсе странное: забрался в ванну и уснул. Понятия не имею, почему. Не то чтобы меня срубило на месте. Просто не хотелось идти ни в гостиную, ни в спальню. Я положил гитару Майка на пол, залез в ванну, съехал немного вниз, чтобы опереться головой о край, закрыл глаза и стал размышлять о жизни.

Дома у меня было четкое представление о себе, но здесь, в Нью-Йорке, от него не осталось и следа. Тут все как-то завертелось, вышло из-под контроля. А теперь я вдобавок был чертовски голоден. Кто-то словно выкручивал мои внутренности, как половую тряпку.

Мне хотелось одного: поговорить по душам с мамой, как в старые добрые времена.

Но это было невозможно.

Проснулся я с легким похмельем. Оливка сидела на крышке унитаза и внимательно смотрела на меня. Мне вдруг стало чертовски стыдно. Да, перед кошкой. Серьезно. Я не хотел, чтобы она застала меня в таком виде. Спящим в ванне. Говорят, животные гораздо лучше считывают эмоции, чем люди. Так вот, интересно, что Оливка тогда поняла обо мне?

Хотя нет, лучше мне этого не знать.

Вылезая из ванны, я услышал, как Хейли постучала в дверь. Натянув шапку, я бросился в прихожую и уже хотел было открыть, но тут меня вдруг охватила паника. Одежда! На мне были те же джинсы и рубашка, что и накануне. И ведь не сделаешь вид, что ночевал где-то еще.

Распахнув дверь, я выпалил:

– Ну вот, сегодня я весь вымазался в кетчупе. Пришлось переодеться во вчерашнее.

В руках у Хейли, стоявшей на пороге, на этот раз была не только сменная одежда, но и тарелка с маффинами.

– Я испекла их утром, – произнесла она, не обращая внимания на мою ложь про кетчуп, – и решила, что надо куда-нибудь их срочно отнести, а то сама все слопаю за четверть часа.

– Спасибо, – ответил я, снова испытывая прилив каких-то странных чувств.

Хейли не отдала мне тарелку; вместо этого она отодвинула меня и прошла на кухню.

– Кстати, они с бананово-ореховой начинкой. Спрячу их в холодильник от Оливки…

– Нет, стой! – крикнул я.

Поздно.

Хейли застыла перед пустым холодильником Майка. Посмотрев в него еще немного, она повернулась ко мне с озадаченным выражением на лице.

– Но здесь же ничего нет.

Сердце ухнуло в пятки.

Хейли поставила тарелку с маффинами на полку, закрыла холодильник и стала исследовать шкафчики. Я уже не пытался ей помешать, а просто смотрел, как она открывает и закрывает дверцы, одну за другой.

– Зачем ты мне соврал? – спросила наконец Хейли с болью в голосе.

Я рассмеялся, пытаясь сгладить неловкость.

– Да ладно, с чего бы мне врать тебе?

– Ты же сказал, что Майк и Дженис оставили припасы.

– Так и было, – подтвердил я, старательно продолжая улыбаться. – Просто… я все уже смел. Глупо вышло, правда? Рождество ведь еще только завтра. Наверно, придется все-таки выбраться в соседний магазин.