Тайна Нереиды - Алферова Марианна Владимировна - Страница 64
- Предыдущая
- 64/93
- Следующая
– Вы не поняли, – горло сдавило так, что каждое слово приходилось выталкивать, каждое причиняло боль. – У нас мало шансов вернуться из Нисибиса живыми. Возможно, у нас вообще нет шансов. Думаю, монголы нападут на этот город.
У него не было таких данных. Просто он это знал.
Опять никто не вышел из строя.
– У нас приказ сопровождать тебя повсюду, – сказал Рутилий. – Мы все идем в Нисибис. И как можно быстрее.
Трибун велел выгружать лошадей из вагонов. Белый жеребец Цезаря с темным пятном на лбу, почуяв вольный ветер, рвал уздечку.
– Красавец, – улыбнулся Рутилий. – Но я бы предпочел вездеход. Сейчас, после дождей, мы можем надолго увязнуть в какой-нибудь луже посреди степи.
– У царя Эрудия не нашлось подходящего вездехода.
– Может, ты все-таки объяснишь мне, почему ты так рвешься в Нисибис? – спросил Рутилий.
– Не сейчас.
Степь после обильных дождей цвела. Желтые и красные тюльпаны, голубые и белые кроксы, анемоны, пурпурные пионы – сплошной пестрый благоухающий ковер. Но эти эфемеры скоро исчезнут под палящими лучами. Так, наверное, с точки зрения богов выглядит жизнь людей. Только вряд ли она кажется небожителям столь же прекрасной.
Отряд Элия шагал по дороге, горланя только что сочиненную песню:
«Хромой Цезарь отправился в поход.
Никто не знает, куда он заведет…»
Глупая песня. Но еще глупее обижаться на подобные куплеты. Элий пробовал подпевать вместе с другими. Получалось сносно. Три центурии пехоты, не считая фургонов с провиантом и боеприпасами – маленькая армия. Личная охрана Цезаря. Опальный Цезарь. Опальная охрана. Все они идут добровольно. А для чего они идут? Для того, чтобы составить доклад, который никому не нужен. Руфину кажется, что он посылает их в ловушку. Элий делает вид, что в эту ловушку лезет. У Руфина свой замысел, у Элия свой, столь безумный, что он боится кому-нибудь о нем рассказать. Но Элий не может отступиться от задуманного – безумцы не отступают.
Сначала Элий ехал верхом, но, видя, что Рутилий и центурионы идут вместе с подчиненными, тоже спешился и зашагал рядом с Рутилием. Трибун покосился на затянутые в ортопедические башмаки ноги Цезаря и неодобрительно качнул головой:
– Больше мили не пройдешь.
– Пусть будет миля, – согласился Элий.
Он был в броненагруднике, как и все гвардейцы, красный плащ прикрывал плечи. Плащ, на котором не заметна кровь. Шарф на шее, чтобы доспехи не терли кожу. Шлем висел на груди. Элий так же высок и широк в плечах, как его преторианцы. Вот только шаг у него далеко не военный. И все ж он не отставал, преодолевая с каждым шагом не только жару и пыль, но и собственное увечье.
Милю они давным-давно отмахали. Рутилий протянул Цезарю флягу. Элий смочил губы. Ног он не чувствовал, но шел дальше.
– Война – это не сенат и не арена Колизея, – сказал Рутилий.
– Значит, мне придется пережить еще и это, – отвечал Элий.
– «Пережить»? – передразнил трибун.
– Послушай, Рутилий, за то, что ты сделал в Резайне, я могу отдать тебя под суд.
– Я защищал тебя. И вполне оправданно мог применить силу.
– Не о том речь. Я говорю о пытках.
– Да, можешь отдать под суд. Не буду спорить.
– Теперь ты идешь со мной на смерть. Это ты тоже знаешь?
– Да.
– Стыкуется одно с другим?
– Вполне.
Десятая [76] когорта Первого Непобедимого легиона независимой Месопотамии рыла окопы. Солдаты в одних шароварах и головных платках лениво взмахивали лопатами. Сигнумы когорт, украшенные крылатыми быками, были воткнуты в белый песок.
В полдень работы прекратились. Солдаты уселись в тени палатки, ели вчерашние черствые лепешки, запивали водой и курили. Когда на горизонте показалось белое облако и стало расти, кое-кто поднялся и стал вглядываться в даль, силясь различить, что же там впереди. Прозвучал сигнал тревоги, но легионеры слишком поздно поняли, что опасностью грозит именно это облака. Схватив лопаты вместо винтовок, новобранцы попрыгали в недорытые окопы. И тут пылевое облако их накрыло. Из него выскочили низкорослые мохнатые лошадки и с разбегу перемахнули через траншеи. Всадники ужасно орали и размахивали кривыми саблями. Кто-то из солдат пытался подставить под удар лопату, кто-то рухнул на дно окопа, надеясь спастись. Но последний кочевник, перемахнув через траншею, швырнул на дно гранату. Десятой когорте в тот день не повезло.
Батарея успела сделать один-единственный залп, и тут же среди артиллеристов замелькали всадники в синих чекменях. Варвары беспрепятственно ворвались в неукрепленный лагерь, потоком разлились меж палаток. Началось избиение. Легат легиона, юный племянник Эрудия, вскочил на быстроного жеребца и пытался вырваться из ловушки, но зоркий глаз степняка заметил рубины на золоченом броненагруднике. Аркан захлестнул шею легата, и незадачливый полководец рухнул в пыль. Жеребца поймал другой варвар. Никто не пытался оказать сопротивления. Большинство поднимало руки, но в плен взяли немногих, остальных перебили. Через час осле начала атаки Первый Месопотамский легион, гордость царя Эрудия, перестал существовать.
Глава V
Грандиозные игры Триона
«Сенатор Бенит заявил, что теперь, когда гладиаторы сражаются только ради денег, они должны убивать друг друга. Иначе поединки бессмсыленны. Его предложение нашло неожиданную поддержку не только у зрителей, но и у самих гладиаторов.
– Я всегда мечтал совершить убийство на арене, – признался Красавчик. – Нынче не нужен особый дар общения с гением. Гении рядом и мы видим, что это ничтожества. Главное для гладиатора – иметь волю к убийству».
До Нисибиса они добрались, как и обещал Рутилий, на следующий день. Расположенный на холме возле реки Джаг-Джаг, посреди пологой равнины, город жил в основном торговлей. Крепость оказалась куда в худшем состоянии, чем ожидалось. Когда-то здесь были мощные укрепления. Сейчас стены обросли лавчонками и крошечными домишками без дверей. Циновки над входами поднимались на палках и подпирались шестами. Женщины и дети, одинаково загорелые и одинаково ободранные, раскладывали товар прямо на мостовой. Несколько храмов, посвященных римским богам, кирпичные, без мраморной облицовки, с обсыпавшейся во многих местах штукатурной, не блистали ни сокровищами, ни красотой. Часть населения поклонялось Ахуре Маздре, но с ленцою, без должного фанатизма. Горит священный огонь на алтарях – и ладно. Повсюду сновали собаки, десятки, сотни собак. Город этот был метисом – не римский и не восточный, здесь все смешалось – богатство и бедность, роскошь и грязь, культура и суеверия, дома и притоны, таверны и лавки, фонтаны и пальмы, мостовые и грязные лужи, в которых валялись свиньи. Свиней было превеликое множество. На базаре торговали финиками, из фиников варили кашу, с ними пекли лепешки. Из фиников делали очень крепкий и очень вкусный ликер. Косточки от фиников валялись в пыли и норовили попасть в сандалии. Элий представлял Нисибис куда более загадочным и роскошным. А увидел обыкновенный провинциальный городишко Востока. И почему именно здесь должна быть построена спасительная стена?
Начальник железнодорожной станции лениво отбивался от наседавших римлян, свалившихся ему на голову неведомо откуда. Выяснилось, что вторая железнодорожная ветка так же перерезана. И никто почему-то не собирался ее чинить.
– Кто отвечает за железную дорогу? – рявкнул Рутилий так, что смотритель станции покачнулся вместе со стулом и едва не упал.
– Начальство в отъезде, – пробормотал смотритель.
– Значит, ты?
– Нет… – выдавил чуть не плача смотритель.
– Здесь никто ни за что не отвечает, – меланхолично ответил пожилой обритый наголо римлянин в замызганной тоге, сидящий в углу за столом. Стол перед ним был завален бумагами, в руках римлянин вертел стило. – Это не Рим.
- Предыдущая
- 64/93
- Следующая
