Путь в Беловодье - Алферова Марианна Владимировна - Страница 42

• Предыдущая
• 42/91
• Следующая

– Я ничего не могу сделать! – Эту фразу Роман расслышал отчетливо.

В этот миг за окном в доме Роман различил какое-то светлое пятно… Светлые волосы! Гамаюнов оглянулся. Роману показалось, что Гамаюнов его видит. Колдун отпрянул, прижался к ограде и перевел дух. Светлые волосы. Так вот, оказывается, где Стен! В этом доме, как в тюрьме, Иван Кириллович заключил своего ученика-врага Стеновского. Зачем? Ответа Роман не знал. Но ощутил яростное желание проникнуть внутрь и освободить пленника. Любой ценой освободить.

Роман подхватил пустой кувшин и понесся назад, к дороге, ведущей в Беловодье: только там он мог вернуться внутрь. На миг мелькнуло опасение: вдруг Гамаюнов не пустит его назад? Тут же колдун подавил тревогу, вызвав в душе покой и безмятежность – стекло стоячей воды в безветренный день. Миг – и стало все безразлично, безбольно, но и без веселья – тоже. Ровная поверхность, ничем не возмущенная – с этим чувством в душе колдун миновал границу беспрепятственно. Впрочем, пребывать в таком состоянии он долго не мог. Первая мысль, сомнение, порыв – и вода уже волнуется, бурлит и бьется о берег. Колдун улыбнулся. Но тут же вспомнил о том, что Нади больше нет, и улыбка его умерла. Надя вернется еще…

Вернется ли?

Роман почувствовал, как внутри него все холодеет. А почему, собственно, он поверил Ивану Кирилловичу?! А? Если Гамаюнов про Лешку солгал, то и про Надю тоже. Наверняка. Откуда Гамаюнову знать, как продлить заклинание? Причем, чужое заклинание. Роман не ведает, а Гамаюнов может? Да нет, не может он ничего. Солгал, чтобы заставить Романа починить ограду. А Надя тем временем умерла. Трое суток истекли, и ее не стало. Стеновского хозяин Беловодья держит в плену, чтобы тот не открыл правду господину Вернону, не разоблачил Гамаюнова и его интриги.

Все последние часы Роман жил невероятной, сладкой надеждой. Надя вернется… И вот все рухнуло!

«Я убью этого мерзавца за его ложь!» – мысленно воскликнул колдун. И сам себя одернул: «Зачем? Ведь это глупо».

Но Гамаюнов обманул, обманул… Сказал – продлю заклинание. Роман успокоился, и…

«Надя, Наденька, я бы сумел за эти часы что-нибудь сделать», – уверял колдун. Хотя знал, что ничего бы не успел. С пробитой оградой Беловодье ни на что не способно.

Что ж теперь, бросить все и бежать? Нет, сначала надо добраться до Стена. А потом уж решать, что делать.

Роман вернулся в дом и принялся вновь цедить воду.

Ему зверски захотелось есть. Борща захотелось. Тина после колдовского сеанса ему непременно борщ подавала. Борщ у нее всегда выходил отменный. Здесь и готовить не надо. Налил в миску молока. И нате – на весь дом запах. Роман выхлебал белую жидкость с клецками, закрыв глаза. Без удовольствия. Какое-то пресное едло получилось. То есть, мясом попахивало, овощной вкус был, а борща не вышло.

Он запил свое кулинарное творение молоком, превращенным в крепкий кофе. Кофе у него получался почему-то лучше, чем борщ.

Воды за это время нацедился полный кувшин. Теперь надо незаметно для Ивана Кирилловича пробраться к дому Гамаюнова и поговорить со Стеном. Но просто так Гамаюнов к своему логову господина Вернона не подпустит. Кого-нибудь наверняка поставил охранять. Грега, например. Роман поглядел на перстень с зеленым ноздреватым камнем. Задействовать оберег? Честно говоря, прибегать к своему дару внутри чужого колдовского круга опасно. У каждого колдуна свой почерк, даже если они опираются на одну и ту же стихию. Вон, как поначалу Романа с души воротило от здешней воды.

И тут догадка явилась: а что если пройти через не заделанный пролом в ограде? Пролом довольно узок, но, если постараться, то можно протиснуться. Вполне можно. Меснер бы не пролез, и Баз тоже, а Роман, пожалуй, сумеет. Колдун стиснул зубы и уставился на серебряную флягу. Отверстие сделалось чуть больше, капли зачастили. Ожерелье пульсировало в такт падению капель. Скорее же, ну, скорее! Вода прибывала. Второй кувшин был уже почти полон.

Роман схватил кувшины и кинулся вон из Беловодья.

Вновь сквозь светлые воды проступили очертания комнаты.

Воспоминания лились, как вода, событие за событием, но пока Роман не добрался до главного.

Скорее же!

Вновь вода пролилась на лицо.

Колдун вернулся в свои

ВИДЕНИЯ.

Роман примчался к нужному разлому.

Надеялся, что с этой стороны никто не заметит вторжения. На всякий случай колдун облился водой, наложил заклинание невидимости, чтоб на расстоянии Гамаюнов не смог его ни углядеть, ни распознать иным способом, и шагнул в пролом. Перед глазами сделалось красным-красно, появился соленый привкус крови, голова закружилась, боль пронзила каждую клеточку тела, и… Роман уже стоял на белой дорожке. Слева и справа полусферами высились груды серого тумана. Перед ним был дом, дорожка вела к белым ступеням. Две нимфы (густой туман имитировал мрамор) застыли у входа.

Колдун поднялся по ступеням, ожидая, что за окном покажется силуэт. Никого. Роман вошел. Паркет блестел бледным золотом, – из просторной гостиной в прихожую лился по всему дому мягкий свет, на удивление ровный, не солнечный. В уютной гостиной старинная мебель, кремовый шелк на стенах, гардины, – все по-домашнему обжитое, будто связанное невидимыми нитями. Роман погладил спинку кресла. В своем видении, в своей мечте он видел Надю сидящей именно в этом кресле.

Надя… Сердце сдавило от боли. Уже целый час как действие его заклинания льдом кончилось.

Колдун толкнул дверь, ведущую в соседнюю комнату. Она медленно, будто нехотя, распахнулась. Внутри вместо света – серая хмарь. Крутящаяся, пронизанная более плотными и более темными тенями. По всем расчетам, это была как раз та комната, в окне которой Роман видел силуэт. Комната казалась очень большой. Противоположную стену не разглядеть. Или это тени создавали иллюзию огромного пространства?

Раздался звук шагов, глухой, будто кто-то приближался издалека.

– Стен!

Никакого ответа.

– Лешка!

Чья-то смутная фигура показалась. Тот, кто выходил из глубины комнаты, был ростом ниже Стена. Гораздо ниже.

– Алексей, это я, Роман.

– Роман… – донеслось из комнаты эхом.

Там, внутри, не было света. Но и тьмы не было тоже. Роман вгляделся. Белое восковое лицо, белые, будто покрытые инеем, волосы. Человек смотрел на Романа и улыбался.

– Надя! – выкрикнул он. Сердце подпрыгнуло, забилось в горле.

Роман хотел броситься в комнату, но ожерелье, будто строгий ошейник, рвануло назад и остановило. Роман закричал – от боли и радости одновременно. Он протянул руки, хотел обнять ее.

Надя замерла. Бесцветное лицо, отсутствующий, будто обращенный внутрь взгляд, – его любимая была всего в двух шагах, и вместе с тем запредельно далеко. Она медленно повела головой из стороны в сторону. Роман понял наконец, что не может ее коснуться, и опустил руки.

– Наденька, милая, девочка моя, ты жива? – Он давился словами – ожерелье по-прежнему сжимало горло.

Значит, не обманул Иван Кириллович! Правду сказал? Нет, не правду, не правду! Ведь это не заклинание льдом – Надя движется, живет! Что ж получается? Гамаюнов ее оживил? Выходит, у него есть живая вода? Лгал все-таки? А, плевать! Главное – Надя жива!

Она заговорила: он видел, как губы ее шевелились. Но слов не услышал. Потом, наконец, долетели слова – с опозданием на несколько секунд.

– Я умерла, там в будущем. Но здесь я пока жива. – Ее голос звучал тихо и отчетливо. Но без всяких эмоций. – Она уже сомкнула губы, когда он еще слышал окончание фразы.

– Что значит – здесь?

– Здесь – в прошлом, – опять с запозданием пришел ответ.

– В каком прошлом? Чьем? Что это за комната? Тайная кладовка Синей Бороды?

Надя ответила не сразу: слова Романа долетали до нее тоже с временной задержкой. Наконец она поняла вопрос и заговорила:

– Просто в прошлом. Прошлое одно – аморфная серая масса. Ничто здесь не раньше и не позже. Все уже было. Все едино, что случилось тысячу лет назад и вчера. Прошлое зависит от памяти и силы воображения. И никакой последовательности. Оно напоминает кашу, путанку ниток, плотный туман. Ты помнишь все одновременно. Все уже произошло. Не важно, в какой последовательности. Уже ничего не изменить. У прошлого нет структуры.

• Предыдущая
• 42/91
• Следующая