Точка на черном - Булыкин Григорий - Страница 17

• Предыдущая
• 17/18
• Следующая

Понятное дело, мне вовсе неинтересно, чем она займется сейчас со своим бедным Слепневым… Но на всякий случай подкрадываюсь к окну; там, за тюлевой занавеской в комнатке, слабо освещенной розочкой-ночником, на широкой неприбранной постели сидит этакая задумчивая особа… Любовница, по крайней мере, трех очень интересующих нас лиц. Жена одуревшего от страсти бедолаги. Самого муженька в комнате нет…

Проходит еще минут десять. Я снова заглядываю в оконце. Григория Слепнева нет по-прежнему… И тут до меня, наконец, начинает кое-что доходить… Я вспоминаю слепневское лицо, мускулистые руки, крепкий, аккуратно стриженный затылок и вдруг отчетливо понимаю, что вовсе он не жалок… Вовсе не такой униженный он мужчина, Слепнев… Я не знаю, как он выбрался из дома. Да и не это сейчас главное. Главное – это Липиеньш!

Да, я не марафонец. Но выложился, как мог. Последний километр. Вот и бугор, за которым дача Чехоевых. Я, всхлипывая, буквально вползаю на него… В лучах двух мощных автомобильных фар вижу нескольких людей – их силуэты размыты утренним туманом. Но Ше-лаури я узнаю сразу – по росту.

– Сандро! – Мне казалось, что я крикнул довольно громко, но люди у машины даже не обернулись.

Я собрал последние силы и побежал. Но машина круто развернулась и, подпрыгивая на каменистых ухабах, помчалась вниз, в город. Теперь я прекрасно знал, что означает слово досада.

И все же я заставил себя спуститься к даче Чехоевых. Светало. В утренних сумерках я легко добрался до погреба, где трое суток сидел Липиеньш. «На всякий случай», как сказал Шимановский, уверенный, что преступник в создавшейся ситуации придет за оружием. Оружие ему, по мнению Вадима Сергеевича, было жизненно необходимо – чтобы по крайней мере, избавиться от свидетелей…

– Андрюша! – Слабо позвал я, вовсе не надеясь на ответ, а так, по инерции…

Из погреба тянуло сыростью и запахом кислого вина. У самого входа валялся клочок полосатой ткани. Я поднял его – это была манжетка уже хорошо знакомой мне рубахи – рубахи Гриши Слепнева.

Вспомнилось, как в детстве мы играли в «орел-решку». О том, что монета может встать на ребро, мы слыхом не слыхивали. А сейчас был именно тот случай…

Я выбежал на дорогу и зашагал к городу.

Свадебное веселье шло волнообразно. Я бы разделил его на три цикла. Первый – это когда все устали; съеденного и выпитого хватило бы каждому на два-три приличных застолья… Второй, – когда начали показывать свое искусство певцы, и мы снова ощутили потребность сказать друг другу все добрые слова, накопившиеся в душе. И третий, – когда разговоры, отпочковавшиеся от великолепных тостов, стали носить частный характер.

Мой собеседник, неутомимый Иса Алигаджиевич, занимал меня рассказом о том, как кубачинские мастера закаливают кинжалы. Признаюсь, несмотря на все сопутствующие нашему знакомству обстоятельства, я слушал Ису с интересом. И когда между нами затесался Шелаури (которого присутствующие встретили, несмотря на пятый час утра, радостными восклицаниями и изрядным рогом вина), я попросил его не перебивать нашу беседу.

– И только тогда кинжал обретает твердость алмаза… – Иса Алигаджиевич протянул мне кувшин вина, – выпьем за настоящих мастеров.

– Да, Сандро, – сказал я Шелаури, когда Иса отошел к какому-то пышнотелому усачу, – свадебный размах у вас, как на строительстве Днепрогэса. Пятый час утра, а никто и не думает расходиться…

– Я коротко, Вадим Сергеевич. Показания Валерии «тепленькие». В журналиста стрелял Слепнев. Старика убил тоже он. Сацкова ему не жена. Обиженного супруга он лишь разыгрывал. Настоящая его фамилия, как вы уже, видимо, догадались, не Слепнев. Мы пока не докопались – какая… Держал он Сацкову лишь в качестве приманки для таких, как Иса. Зарабатывал на ней.

Однажды она услыхала разговор между Исой и Титаренко, суть которого сводилась к следующему. Иса должен был дать журналисту сведения о незаконно оформленных им участках и дачах, построенных на «теневые» доходы. В свое время Иса уже выкачал из этих людей изрядную сумму. Теперь организовали, так сказать, сбор второго урожая. Мол, журналист докопался до всего сам. И согласен закрыть дело, если получит солидное вознаграждение. Иса обошел всех, кого журналист напугал. Человек двадцать набралось их в районе. Взял положенную мзду. Но осторожный Титаренко условился так: деньги должен привезти «нейтральный человек», которому Титаренко покажет вексель, написанный Исой. Волей случая этим человеком стал честнейший труженик Иван Аршакович, которому Иса объяснил все тем, что некто пообещал ему достать «Волгу». Выбор оказался точен: старик был нелюдим, рассказывать бы о просьбе не стал. Тут и случай подвернулся: вызов старика на встречу ветеранов. Кстати, существовало два варианта. Если к старику в указанном городе никто не подойдет, предполагалась такая же встреча уже в московской гостинице.

– А как Титаренко узнал, что поедет именно Иван Аршакович?

– Вызов на встречу ветеранов пришел еще тогда, когда журналист был в Энске… Старика он знал в лицо.

– Значит… Впрочем, как все-таки Слепнева зафиксировала этот разговор?

– Нежилась в спаленке Исы… Но следила за ними уже давно. И все передавала «мужу»… Он и обмозговал это дельце.

Слово «дельце» неприятно резануло слух. Нет, далеко не «дельце». Страшное преступление, расчетливое и хладнокровное, Я видел, как Иса Алигаджиевич снова направляется к нам. Бурно прожитая свадебная ночь не оставила на его пухлом желтоватом лице никакого следа. Да, он был неутомим, «паук-Иса».

В сущности, именно с него начались события, увенчавшиеся смертью трех людей. Я не жалел Титаренко. Тот сам нашел свой конец. Иначе, видимо, не могло и не может быть. Такова жизненная линия преступника. Как он не пытается перечертить ее, – траектория падения неумолима. Через некоторое время и жизненная кривая «паука-Исы» замкнется в тюремной камере… Да, я не жалел Титаренко. Но была невыносима сама мысль о том, что передо мной уселся и принялся деловито жевать самодовольный человек, если и не породивший преступление, то участвовавший в его зачатии.

Но такова специфика нашей профессии. Я смотрел на него и дружелюбно улыбался. Улыбался изо всех сил – даже лицевые мускулы постепенно стали наполняться тугой, напряженной болью…

Шелаури с видимым удовольствием выпил вина. От него потребовал тоста отец невесты – седой загорелый крестьянин из пригородного села. Сандро серьезно встал, погладил левый ус и начал плести такие мудрые кружева, что, казалось, сам удивлялся, как это складно у него выходит. Он был все-таки поэт, Сандро Шелаури…

– Так что со «святым семейством» Слепневых покончено, – сказал он мне после того, как все, дружно похвалив его тост, выпили и сели. – Взял Слепнева Липиеньш. Как и предусматривалось планом, пошел Григорий Иванович за пистолетиком. Правда, мы думали, что все-таки Валерия – всему голова… Все сравнивали ее по ориентировкам с Овчинниковой. Оказалось – тупиковая версия… Снайпером был мужчина. Кстати, у него действительно удивительно маленькая ступня,

– Но и тупиковые версии, Сандро, это все-таки версии…

– Конечно, – согласился Шелаури… – Ну, а как теперь с Исой?

– Это дело майора Хуциева – УБХСС республики…

– А с Чехоевым?

– А вот это уже твое прямое дело… Когда ближайший самолет на Москву?

Шелаури остолбенело посмотрел на меня.

– Ты что, собираешься уже домой? Да я такой плов приготовлю, дорогой мой!

– Хочешь сделать мне подарок, Сандро?

– Ты еще спрашиваешь?

– Только без обид. Но не надо плова. Не надо шашлыка. Чехохбили не надо. Вина белого тоже не надо, а вина красного… Понимаешь меня, Сандро?.. Это будет самый большой подарок. Говорю тебе от всего сердца и… желудка моего бедного.

– Значит, Слепнев тайно страховал своих агентов? Ухлопал журналиста и двинул дальше, в Москву… Добрался таким же путем, как Чхеидзе, до старика и убил его… Ну, а где же деньги? – Пахотный, как обычно севший справа от меня, задал Чхеидзе вопрос, который и мне, признаться, не давал покоя. Но я таил его, поскольку не с руки начальнику управления обозначать свою неосведомленность… Субординация зиждется не только на разнице должностных уровней. Еще и на этом: подчиненный обязан быть уверен, что его начальнику ведомо нечто большее, чем ему самому. (Хитрость в общем-то примитивная, но я не встречал людей, ее не придерживавшихся…)

• Предыдущая
• 17/18
• Следующая