Флибустьерское море - Блон Жорж - Страница 26
- Предыдущая
- 26/91
- Следующая
Предводитель флибустьеров отдал распоряжения. Губернатор и несколько богатых горожан были взяты заложниками в ожидании выкупа. Мужчинам запретили выходить из домов, женщинам и детям позволили покинуть город. После этого главарь отдал на сутки город на разграбление, наказав брать только легко переносимые вещи. Основные ценности находились в церквах, поэтому начали с них.
– Снимем колокола – потом расплавим их на пули!
– Нет-нет! Это будет наш дар храму на Тортуге.
По приказу главаря колокола оставляют в покое. Во второй половине дня после роскошного обеда на свежем воздухе он велит выступать. Это был четверг на Страстной неделе.
– Выкуп прибудет с минуты на минуту, – испуганно твердили заложники. – Наши жены предупредили родных и друзей, они соберут деньги.
– Прекрасно. А пока вы отправитесь с нами.
По дороге к морю пиратскую колонну уже ждали, но не носильщики с выкупом, а испанский полк в тысячу солдат. Четыремстам флибустьерам не удалось бы прорваться с боем. Поэтому после первой перестрелки между враждующими сторонами начались переговоры, перемежаемые угрозами.
– Перебьем заложников, если не удалитесь! – кричали флибустьеры.
– Освободите их, тогда пропустим вас к берегу!
– Мы еще в здравом уме. Заложников освободим за выкуп, и только когда доберемся до кораблей. А сейчас – прочь с дороги, иначе им всем будет худо!
Испанские командиры собрались на совет. В результате полк прекратил огонь и отошел на некоторое расстояние. Флибустьеры со всей добычей и пленными добрались до берега и стали ждать там выкупа. Прошло несколько дней. Заложники заламывали руки:
– Еще немного терпения, умоляем! Деньги вот-вот прибудут.
Деньги так и не прибыли. В конце концов произошло событие, беспрецедентное в истории флибустьерства: заложники были освобождены без выкупа и, осыпаемые проклятиями, плача от негаданного счастья, отправились по домам.
Рыжий здоровяк, которого мы видели мельком в губернаторских покоях, проявил железную выдержку в бою с испанским полком. Его имя было Генри Морган, он плохо говорил по-французски. Впрочем, он вообще не отличался многословием. Позже, вспоминая об этом деле в Сантьяго-де-лос-Кабальерос, он скажет, что вынес из него для себя немало полезного. Уроки нападения на Санто-Доминго заключались в следующем.
Захватив богатого горожанина, могущего заплатить выкуп, надо всегда начинать с угрозы немедленной смерти, а затем запрашивать огромную сумму. Морган был удивлен, услышав, как губернатор легко согласился отдать шестьдесят тысяч пиастров. Было ошибкой отпускать женщин и детей. Следовало запереть всех в одном помещении и начать пытать купцов – выкуп появился бы из-под земли.
Десятки тысяч уроженцев Уэльса носят фамилию Морган. Несколько десятков ученых-валлийцев посвятили долгие годы упорного труда прояснению биографии своего знаменитого соотечественника. Генри Морган родился в 1635 году (дату никто из исследователей не оспаривает) в местечке Пенкарн, что в графстве Монмутшир, или в Ланримни, между Монмутширом и Гламорганширом. Сам герой без дальнейших уточнений объявил себя уроженцем графства Монмут в Валлийской Англии.
Семья его с довольно обширными родственными ответвлениями принадлежала к зажиточным земледельцам. Но Генри Морган, подобно многим другим современникам, не пожелал жить в провинциальной глуши, а отправился за море искать счастья в Вест-Индии. Подобно Эксмелину, он завербовался на работу в колонию Барбадос – остров стал английским владением в 1605 году. Британские колонисты, превосходившие в алчности своих французских коллег, требовали за проезд в Новый Свет отслужить у них на плантациях не три, а целых пять лет. Жизнь вербованных на Барбадосе была ничем не лучше жизни на Тортуге: беспросветная каторжная работа.
Став впоследствии богатым и знаменитым, Морган отрицал, что его по прибытии на Барбадос продали в рабство: «Никогда ни у кого не был в услужении, а лишь на службе у Его Величества покойного короля английского». Это явная ложь, придуманная из соображений престижа. В 1658 году в возрасте двадцати трех лет Морган перебрался с Барбадоса на Тортугу, где прожил пять лет. Об этом периоде он никогда не вспоминал и ничего не рассказывал, поскольку был там рядовым разбойником, а это тоже негоже для будущего флотоводца. Надо полагать, что тесное общение с портовым сбродом и участие в жестоких набегах освободили его от остатков порядочности и морали, если таковые и воспитывались в нем в юные годы.
В 1664 году, узнав, что его дядя, полковник Эдвард Морган, получил назначение на пост вице-губернатора Ямайки, он с первой же оказией отправился туда. Когда судно, на котором он прибыл, бросило якорь в вытянувшейся полумесяцем бухте Порт-Ройяла, Генри Морган почувствовал, что это место уготовано ему судьбой.
Индейское название Ямайки – Шаймала, что означает «край вод и лесов». Площадь этого гористого, покрытого лесами острова соответствует двум французским департаментам. Небольшая экспедиция, посланная Кромвелем в 1655 году, отбила его у испанцев. Любопытно, что это были прямые наследники Колумба, которому остров был пожалован в качестве королевского подарка. К 1664 году эта английская колония выглядела куда представительнее в сравнении с гнездом французских флибустьеров на Тортуге. Город был значительно многолюднее, а порт – шире. Даже сегодня Кингстон, выросший на месте сгинувшего Порт-Ройяла, считается среди моряков одним из лучших портов мира. А в те времена у длинного дощатого причала теснилось множество кораблей, пришедших с грузом или ожидавших его. На берегу черные рабы и испанские пленники строили дома. Таверны – мрачные, дурно пахнущие притоны – стояли рядами вдоль пляжа. Их было куда больше, чем на Тортуге, а просторные залы вмещали сколько угодно народу, так что желающим не приходилось прокладывать путь к столу кулаками или дожидаться на улице, пока освободится место. Женщин всех цветов и оттенков кожи тоже было вдоволь, в целом они не отличались от тех, что промышляли на Тортуге. Но кроме них во время вечернего променада у моря здесь можно было видеть и богато разодетых дам с пышными прическами.
Сэр Томас Модифорд был прислан губернатором на остров в 1664 году, когда между Англией и Испанией воцарился непрочный мир. В Лондоне он получил официальный наказ покончить с политикой, которую вели его предшественники, иными словами – прекратить бесчинства флибустьеров. Но каллиграф, переписывавший эти инструкции, как и все вокруг, прекрасно знал, что министры двора его величества да и сам король (это был слабоумный Карл II[18]) были бы неприятно поражены, если бы получатель сего документа вздумал действительно принять его за руководство к действию.
Подобно Тортуге, Ямайка числилась по административному делению колонией; на самом деле остров был прежде всего прибежищем пиратов. Купцы Порт-Ройяла скупали у флибустьеров церковную утварь, ткани и прочие товары, которые затем перепродавали втридорога в Европе. Губернаторы покровительствовали вольным добытчикам, аккуратно взимая положенную долю. Внушительное количество подарков, подношений и просто взяток периодически отправлялось к королевскому двору в Лондон.
Ямайка занимала еще более выгодное, чем Тортуга, стратегическое положение. Остров походил на заряженную мину, брошенную в самую гущу испанских владений в Центральной и Южной Америке. Санто-Доминго и Куба, Флорида и Мексика – все было рядом. Остров лежал в каких-нибудь ста восьмидесяти морских лье от Панамы, куда свозили сокровища Золотых флотов. Правда, Панаму отделял от Флибустьерского моря перешеек, но, как мы увидим, это ее не уберегло.
Ямайка фактически была аванпостом Британской колониальной империи, которой суждено было позже раскинуться по всему земному шару. В 1664 году, естественно, никто не мог предвидеть подобного разворота событий.
Менее чем через год после прибытия в Порт-Ройял Генри Морган благодаря протекции дядюшки вице-губернатора стал капитаном и владельцем корабля водоизмещением пятьдесят тонн, с несколькими пушками на борту. Это судно, далеко не новое и успевшее побывать в передрягах, стало любимым детищем молодого капитана.
18
Карл II (1630-1685) – английский король (с 1660 г.) из династии Стюартов. Его правление характеризовалось феодальной реакцией и стремлением к восстановлению абсолютизма.
- Предыдущая
- 26/91
- Следующая