Флибустьерское море - Блон Жорж - Страница 25

• Предыдущая
• 25/91
• Следующая

Потерпевшие крушение высадились на островке. Что делать? На востоке расстилалось пустынное Флибустьерское море, на западе – враждебный континент. Добраться до берега, сколотив плоты из разломанного корабельного корпуса и пальмовых стволов, не составило бы труда, но что означало достичь берега? Встретить испанцев или индейцев, то есть безжалостных мстителей: почти двухлетние бесчинства флибустьеров в этом районе никак не располагали к дружелюбному приему. Пираты понимали, что их ожидало.

Положение резюмировал Олоне:

– Спастись можно только в море. Надо строить не плоты, а новое судно. За работу!

По правде, я не знаю, закончил ли Жан-Франсуа Но свою речь энергичным призывом: «За работу!» Я допускаю, что его авторитет был весьма поколеблен цепью неудач и что решение принималось долго и трудно. Подтверждает это факт, что работы тянулись очень вяло: постройка спасательного судна продлилась целый год.

Год они жили робинзонами. Построили хижины, ловили крабов, охотились на обезьян. Последние были единственной мясной пищей, а когда всех обезьян на островке выбили, остались лишь крабы. Флибустьеры решили сажать овощи. Один из них нашел разновидность бобов, которые в здешнем климате вырастали за шесть недель; пираты развели крохотные плантации, с ревнивой тревогой следя за своими культурами. И это те самые люди, которые с гордым презрением отвергали предложения колонистов Тортуги остепениться и переключиться на занятие сельским хозяйством!

Мы не знаем, сколько в точности людей осталось с Олоне и каков был тоннаж большой барки, которую они наконец построили, чтобы выйти в море. Но как не счесть безумием идею отправиться на этом сомнительном суденышке «добывать Гранаду»? Возможно, Олоне не мог решиться вернуться на Тортугу нищим и поверженным. Как бы то ни было, робинзоны покинули опостылевший островок в лагуне Лас-Перлас, спустились немного к югу и достигли устья реки Сан-Хуан.

«Они рассчитывали добраться на шлюпках до озера Никарагуа, однако нападением испанцев и индейцев были отогнаны с полпути». Дальше нам придется полагаться на рассказ одного или нескольких уцелевших участников похода; имена их не сохранились, так что проверить достоверность данной версии или легенды не представляется возможным.

Два года спустя англичанин Морган, чьи авантюры известны во всех подробностях, сумел пройти по реке Сан-Хуан только благодаря помощи местных индейцев, люто ненавидевших в ту пору испанцев. Возможно ли, чтобы те же самые индейцы были союзниками испанцев в сражении против Олоне? На этот вопрос нет ответа. Поэтому проследим за концом похождений Олоне, потерявшего в бою большую часть своего отряда. Отброшенный к морю, он не двинулся домой по той самой причине, что заставила его столько времени болтаться у берегов Центральной Америки и потерять на рифах свой корабль: у него не было провизии на обратный путь. Он снова рыщет у побережья, поворачивая то на юг, то на север, то на юго-запад, а то на северо-восток. В результате случилось то, что и должно было произойти: скрежет днища, треск мачты – и Олоне вновь сидит на рифе. В четвертый раз. Перед ним горстка островов Бару, чуть южнее Картахены.

Не будем упрекать капитана в дурном судовождении. Возможно, что на сей раз он намеренно совершил крушение. Картахена – одна из самых могучих твердынь Испанской Америки; для Олоне она означала плен и вслед за тем виселицу или гарроту[17]. Поэтому легко понять, почему он не хотел приближаться к ней – если предположить, что он точно знал, где находится, – со столь малыми силами и «без всякого снаряжения». С палубы своего судна он не мог заметить прячущихся в густой растительности индейцев, их большие луки и оперенные стрелы.

Индейцы. Этим именем называют несколько народов, так что нет нужды говорить, сколь отличались они между собой, тем более в разные времена. Были мирные индейцы, ставшие жертвами первых конкистадоров, – трогательные персонажи из записок Лас Касаса. Но были и воинственные племена, ставшие таковыми после контактов с белыми завоевателями. Устремления пришельцев они понимали прекрасно и поэтому вели себя соответственно.

– Вот он, бог испанцев! – воскликнул один индейский вождь, показывая горшок с золотом. Он приказал расплавить проклятый металл и влить его в глотку нескольким попавшим ему в руки идальго.

В ту эпоху, когда Олоне посадил на риф свой четвертый корабль, обитатели островов Бару слыли самыми свирепыми из «немирных» индейцев браво. Можно представить себе, как они молча смотрят из-за деревьев на две-три дюжины оборванных людей, с трудом вылезших на берег. Обросшие бородами лица обращены к неведомому лесу. И оттуда вылетает туча метких стрел – индейцы умели сразить из лука птицу на лету, а уж люди представляли собой идеальную мишень.

Тем не менее кто-то должен был остаться в живых, поскольку нам известен вошедший в анналы Флибустьерского моря конец Жан-Франсуа Но по прозвищу Олоне. Разбойник был разрублен на куски и съеден. Этот мрачный банкет состоялся, по всей видимости, в 1671 году. Олоне был тогда сорок один год.

Нельзя сказать, что смерть Олоне знаменует собой конец истории французского флибустьерства. Однако характер действий вольных добытчиков несколько меняется с уходом этого знаменитого пирата. Мы больше не встретим столь чудовищных насилий и кровожадных «подвигов». Открывается новая эпоха. И символом ее становится человек, сделавший блистательную карьеру во Флибустьерском море: речь идет об англичанине Генри Моргане.

В тот день рабы в городе Сантьяго-де-лос-Кабальерос на Санто-Доминго встали, как обычно, до света, чтобы на заре быть уже на плантациях. Занимавшийся день был средой на первой неделе Великого поста года 1659-го от Рождества Христова. Хижины негров, покосившиеся и убогие, лепились при въезде в город вдоль дороги к морю. Издали доносился возбужденный лай собак, будто учуявших нечто необычное.

Сантьяго насчитывал две тысячи душ. В те времена это был захолустный городок с губернаторским «дворцом», несколькими церквами и многочисленными купеческими лавками.

Жители прекрасно знали, что группа флибустьеров французского происхождения обосновалась на западном побережье острова, но испанцы укрепились во всей остальной его части. Сантьяго помещался почти в центре Санто-Доминго, и жители успокоенно думали: «Уж здесь-то мы в безопасности».

Ночь выдалась безлунная, но звезды ярко сверкали на небосводе, померкнув лишь на востоке, где уже занималась заря. Собаки просто заходились от лая.

Первые негры, выбравшись из хижин и немного привыкнув к полумраку, заметили какую-то темную массу, почти бесшумно двигавшуюся по дороге. Это был крупный отряд.

Часть рабов тут же вернулась назад в хижины, не желая принимать участия в событиях. Пусть испанцы, обращавшиеся с ними хуже, чем с собаками, сами разбираются с пришельцами. Таково было отношение большинства невольников к жестоким хозяевам.

Однако кое-кто успел усвоить психологию верных псов. Они, громко вопя, помчались поднимать тревогу в городе. Раздался залп, и беглецы рухнули в пыль; глаза пришельцев освоились с темнотой и были по-совиному зорки.

На улицах Сантьяго захлопали ставни и двери, треснуло еще несколько выстрелов. Все. Город был занят за считанные минуты.

Губернатор трясущейся рукой зажег свечу у изголовья – он не успел даже встать с постели. Пламя высветило обнаженные клинки: в опочивальне стояло не меньше дюжины вооруженных незнакомцев.

– Готовься к смерти!

Губернатор в ночной рубашке рухнул на колени:

– Пощадите! Я отдам все, что попросите!

– Шестьдесят тысяч пиастров.

– Вы их получите.

Флибустьеров, приплывших с Тортуги, было четыреста человек. В группе, захватившей губернаторский дворец, выделялся рыжий коренастый человек на вид лет двадцати, явно недюжинной физической силы.

• Предыдущая
• 25/91
• Следующая