Порочный ангел - Блейк Дженнифер - Страница 18

• Предыдущая
• 18/86
• Следующая

Его рука, которой он накрыл ее пальцы, не была нежной. Он не ответил только потому, что появился подполковник де Ларедо.

— Вы видите перед собой несчастного человека, — сказал испанец трагическим голосом.

Во взгляде полковника Фаррелла появилась настороженность.

— В чем дело?

— Я искал на улицах Гранады и не мог найти женщину, которая хотя бы чуть-чуть могла привлечь мое внимание. Только красивая женщина может вызвать у меня какое-то чувство. И здесь я вижу, что полковник Генри, израненный в боях, владеет одной из двух самых красивых женщин во всем городе, а ты, дорогой друг, — другой.

— Да, у тебя серьезная проблема.

— Да, и эта проблема — проблема выбора: пистолет или шпага.

— А могу я спросить, почему?

— Конечно, друг. Это касается и тебя тоже. Полковник Генри — замечательный парень, самый бессмертный из всех Бессмертных. Его трудно будет убить, даже если бы его рука все еще висела на перевязи. А пухленькая блондинка, эта Мейзи, не такая уж достойная награда, чтобы драться за нее, по сравнению с той женщиной, которая рядом с вами. С женщиной, которую здесь называют рыжеволосой колдуньей.

Что в словах Луиса было шуткой, а что всерьез, Элеонора не могла определить. Она лишь понимала, что его слова в какой-то степени продолжают объяснения Гранта Фаррелла, и от этого у нее возникло странное чувство вины, но она ничего не могла поделать с цветом своих волос или с тем, что ее белокожесть выделялась в этой стране на фоне смуглых темноволосых людей. Элеонора знала лишь одно: ей не следовало сюда приезжать.

— Ты считаешь, — сказал полковник Фаррелл, — что меня легче будет убить?

— Нет, мой друг, но у тебя меньше охоты убить меня.

— Простите, джентльмены, — сказала Элеонора, — но я должна вас предупредить, что не собираюсь переходить от победителя к победителю.

— Нет, Элеонора, не надо так говорить. Вам бросает вызов сама судьба, — торжественно сказал Луис.

— Хорошо, — равнодушно отрезала она. — Мне кажется, Грант, генерал хочет привлечь наше внимание.

Президент Ривас рано покинул прием, почти сразу, как закончилось представление. Следующим ушел министр Уиллер, и теперь настала очередь Уокера — сигнал к тому, что прием окончен и все могут расходиться.

Прощаясь с полковником и Элеонорой, генерал был весьма великодушен, представив Нинью Марию и настаивая на том, чтобы Элеонора и полковник Фаррелл как-нибудь вечером отобедали с ними в их апартаментах. Разве могла Элеонора не выразить радости по поводу подобной перспективы? В то же время в ней зарождалось беспокойство от растущего ощущения нереальности. События дня, этого вечера — казалось, такого не могло с ней случиться. Она ужасно устала, ее чувства притупились, а нервы дрожали при мысли о предстоящих испытаниях. Но что делать, когда они наступят, она не знала.

На улицах Гранады освещения не было. Они тонули во тьме, которую нарушал лишь слабый свет от нескольких окон да светлячки мальчиков-факельщиков, освещавших путь гостям, расходившимся по домам, своими фонариками. Полковник бросил монету одному из них, и тот, тихо сказав «спасибо», повел их, бесшумно ступая босыми ногами и часто оборачиваясь назад, чтобы убедиться, что они следуют за ним.

На улице оказалось прохладней, чем внутри, но воздух был тяжелый, с серным запахом. Низко на линии горизонта, на юго-востоке, часто вспыхивали молнии, и эти почти непрерывные далекие всполохи, казалось, только усиливали темноту. Проходя мимо собора, они услышали воркование встревоженных голубей в голубятне, которую содержали святые отцы, и кваканье древесных лягушек, доносившееся из сада.

Факел ярко освещал вход в особняк, улицу и выхватывал из темноты витые железные решетки, покрывавшие все окна вдоль фасада. Они напомнили Элеоноре о ее пристанище наверху. Сжав губы, она шла впереди полковника по коридору. Нет, она не может, она не должна оказаться снова взаперти.

Одинокий фонарь, свисавший с перекладины у лестничного марша, освещал патио. Элеонора обернулась.

— Полковник Фаррелл…

Он властно вскинул голову, и Элеонора остановилась, рассердившись на себя за то, что испугалась.

— А почему я должна называть вас Грант? Маскарад окончен.

— Разве?

— Конечно. Я сделала все, что вы хотели. Теперь вы должны меня отпустить.

— Отпустить? Куда? Зачем?

Насмешка в его голосе была более чем очевидна. Элеонора напряглась.

— Я не думаю, что это должно вас заботить. У меня есть кое-какие возможности…

— Не сомневаюсь. И вы вполне можете их использовать здесь.

Когда до нее дошло значение его слов, она вспыхнула.

— Как вы не понимаете? Я не могу оставаться здесь с вами. Не могу!

— Потому что я вам так не нравлюсь? Вам следовало решить это для себя, прежде чем стать такой обаятельной с генералом и посеять вражду между мной и Луисом. Оба маневра доказывают, что я должен держать вас как можно ближе к себе. Дядя Билл снова желает повидать вас, а это в общем-то приказ, и независимо от того, понимаете вы это или нет, он здесь глава правительства. К тому же Луис — один из моих лучших офицеров, и я не позволю вам стравливать его с другими.

— Я ничего подобного не делала! — с негодованием воскликнула Элеонора. — Подполковник де Ларедо всего лишь шутил.

— В Гранаде так не шутят. Почему бы он заговорил подобным образом, если бы вы не дали ему надежду?

— Если вы обо мне столь низкого мнения, удивительно, как вы терпите мое присутствие.

С мрачной улыбкой он придвинулся ближе к ней.

— У вас все получается очень хорошо, пока вы не откроете рот.

Она попятилась, но натолкнулась на перила и тут же почувствовала металлические награды на его груди, когда он притянул ее к себе. Он запустил пальцы в ее волосы на затылке, натянул их, держа так, чтобы она не смогла увернуться, и прижался к ней твердыми губами в поцелуе, способном разрушить любое сопротивление. Элеонора не могла пошевелиться от его едва сдерживаемой дикой страсти, и ее невольная неподвижность была вознаграждена необыкновенной нежностью. Он расслабился и стал целовать ее в уголки губ. Но вдруг зазвонил звонок и разрушил это ощущение. Она рванулась в сторону и чуть не упала оттого, что он наступил на подол ее юбки. Фаррелл поймал ее за руку, но она вырвалась и бросилась бежать по темному тоннелю коридора.

Звонок колокольчика повторился. Он висел у главного входа, который не был заперт. Элеонора потянула ручку, открыла дверь и, задыхаясь, уставилась на стоявшего перед ней человека в форме. Этого минутного колебания оказалось достаточно, чтобы полковник оказался рядом и его пальцы, как тиски, сжали ее запястье.

— Да? — рявкнул он.

Солдат на пороге очевидным усилием воли пытался скрыть любопытство, натянув на лицо заученную маску равнодушия.

— Прошу прощения, сэр. Генерал требует вас немедленно в Дом правительства. Очень срочное дело.

— Очень срочное?

— Да, полковник. Речь идет о человеке, которого поймали при попытке пробраться в комнату генерала Уокера. Он мертв.

— После допроса? — спросил полковник резким голосом.

— Нет, сэр. Никарагуанцам не удалось ничего из него вытянуть. Похоже, он был убит, чтобы ничего не смог разболтать.

— Скажи генералу, что я скоро буду.

Не дожидаясь ответа, полковник Фаррелл закрыл дверь прямо перед носом солдата. Его голос прозвучал точно скрежет в темноте.

— Вы можете идти к себе в комнату. Или хотите проследовать туда как мешок с овсом на моем плече?

Из принципа она не должна даже при таком условии помогать ему. Но что такое принцип по сравнению с унижением? И потом была надежда, хотя и слабая, что она поймает его на удочку и покажет окружающим свою власть над ним.

— Ну?

— Я предпочитаю идти, — сдержанно ответила Элеонора и вдруг с внезапной яростью добавила:

— Раз я должна идти!

— Да, должны, — сказал он. В его голосе, ей показалось, прозвучало мрачное разочарование, явное настолько, что от каменных плит отразилось холодное эхо.

• Предыдущая
• 18/86
• Следующая