Золотой ключ. Том 2 - Роут Мелани - Страница 58

— Мердитто эн чезетто седдо!

Услышав старую деревенскую поговорку, Кабрал фыркнул.

— Дерьмо в шелковых чулочках? Ты ему льстишь!

— Эйха, у лживого ублюдка была по крайней мере одна стоящая идея. Думаю, обоим нам не помешало бы выпить чего-нибудь крепкого и добавить туда немного оставшегося в кладовой чудесного холодного белого кастейского снега!

— Лучше похоронить его в этом снегу.

— Проще, но не так интересно. Твоя первая идея мне понравилась больше.

Когда лето кончилось, Лиссия увезла обеих своих дочерей домой в Кастейю. Малдонно вместе с остальными членами семьи к Провиденссии вернулся в Палассо Веррада. Арриго встречал их во внутреннем дворе. Он пробыл в Корассоне всего шесть дней и уехал, сославшись на срочные государственные дела. Мечелла горько плакала, расставаясь с ним под старым дубом с южной стороны дома, и продолжала плакать, глядя, как он уезжает со своей свитой.

И теперь, когда он улыбался, приветствуя их возвращение домой, она не могла забыть тех гневных слов, которые они сказали друг другу при расставании.

"Ты только что приехал и уже уезжаешь? Я так хотела, чтобы мы были счастливы здесь, а ты не хочешь даже попробовать, это несправедливо!"

"Это ты несправедлива ко мне. Я с самого рождения готовлюсь к этой работе и хочу лишь одного — быть полезным своему народу”.

"Нашему народу! И перестань лгать, я знаю, почему тебе так не терпится вернуться в Мейа-Суэрту! Дело тут совсем не в управлении страной, не в положении, которого ты еще не достиг. Это все — та женщина, а ее ты никогда не получишь, неужели не понятно!"

"Ты говоришь глупости, Мечелла. Отпусти мою руку, лошадь уже оседлана, и мне пора уезжать”.

Мечелла смотрела на мужа, баюкала на руках ребенка и, войдя в дом, едва не разрыдалась. Добросердечная Гизелла, приписав ее состояние усталости, посоветовала ей подняться к себе наверх и отдохнуть. С благодарностью воспользовавшись этим предлогом, чтобы улизнуть, Мечелла заперла за собой дверь спальни и ничком повалилась на кровать. Но слезы не приходили, а глаза продолжали гореть. Она в ярости заколотила кулаками по подушке. Что же он делает с ней!

И все же — что там Лиссия говорила о необходимости жить своей собственной жизнью? И Лейла, она тоже советовала показать миру ту женщину, которую Арриго видел в тот вечер в Каса-Рекколто. Как бы ей хотелось, чтобы кто-нибудь из друзей был сейчас рядом!

Но Лиссия уехала в кастейский замок, а Лейла — в Палассо Грихальва. Есть еще Отонна, она выслушает. Но хотя Отонна прекрасно умела использовать свой ум и знания своих родственников на пользу Мечеллы, все-таки она была не до'Веррада и не Грихальва. А Мечелле был нужен кто-то, хорошо знакомый с властью и политикой. Лиссия недосягаема, вся надежда на Лейлу.

Грихальва были польщены, хотя некоторым из них это показалось подозрительным, когда Мечелла объявила, что Лейла присоединится к ее свите в качестве фрейлины. Такая исключительная честь в сочетании с возобновленным “теневым браком” мужа Мечеллы с другой Грихальва, что ни для кого уже не являлось тайной, вновь вызвала у всех ассоциации с герцогиней Хесминией. Мечелла приводила в восхищение своей красотой и великодушием, заботой о кастейских маленьких сиротах, она подружилась с Лейлой Грихальва и поселила ее с собой под одной крышей, совсем как Хесминия, дружившая с Лариссой и Маргаттой Грихальва. Правда, герцог Ренайо до самой смерти оставался верным и любящим мужем, чего не скажешь об Арриго…

Верховный иллюстратор Меквель не был слепцом. По традиции, когда на свет появлялся наследник, полагалось писать портрет его матери для санктии. Меквель использовал такую же позу и тот же фон, что и на единственной картине, где видно было лицо легендарной герцогини, — незаконченном полотне Лирансо Грихальвы “Герцогиня Хесминия в Риссолво”. Теплый свет лился сквозь цветное стекло окна за спиной у Мечеллы, хотя она выглядела бы точно так же в ореоле своих собственных золотых волос. Во время праздника Имаго картину повесили рядом с другими портретами ныне живущих до'Веррада. Наконец-то Мечелла стала полноправной жительницей Тайра-Вирте.

Всю зиму она жаловалась Лейле, что даже этот портрет видит Арриго чаще, чем она. Дважды в неделю он обедал с семьей, после чего честно проводил ночь в ее постели, в остальное время его было можно найти где угодно, только не в Палассо. Мечелла знала, что он находится не у той женщины, — она проводила зиму с мужем в замке Альва. Если даже любовники и встречались в Чассериайо, куда Арриго постоянно ездил охотиться, то никто об этом не знал. В основном он присутствовал на собраниях, проводил встречи, консультировался с советниками и мало-помалу заслужил репутацию человека неутомимого, служащего одному лишь долгу и способного самостоятельно управлять страной.

Чего он как раз и не делал.

Коссимио, вернувшись после летних каникул, вновь ощутил потребность в работе. Он взял под свой контроль все международные отношения, все важные судебные вопросы, все торговые переговоры и все государственные фонды. В ведении Арриго оставались только мелкие ссоры, проверка финансовых отчетов и строительство нового крыла больницы, названного в честь короля Энрея II Гхийасского. Арриго не представлял отца во время праздников и общественных мероприятий, потому что никогда не присутствовал на них. Арриго даже пропустил гвоздь сезона — банкет, данный Мечеллой в честь шестидесятидевятилетия Коссимио, на котором Малдонно первый раз облачился в голубой с золотом костюм и успешно исполнял роль дедушкиного пажа. Арриго уехал двумя днями раньше открывать новый памятник Алессо до'Веррада в Хоарре.

Это было сделано по приказанию самого Коссимио, и он не очень скучал без сына. Визит был задуман, чтобы оценить серьезность сообщений о волнениях в южных провинциях. По возвращении Арриго поведал отцу горькую правду. Быстрое разрешение возникших в Кастейе проблем вызвало на Юге черную зависть. “Почему, — вопрошали хоаррцы, — после страшной песчаной бури в 1260 году мы не получили такой же безотлагательной помощи?"