Овернский клирик - Валентинов Андрей - Страница 16

Толпа вокруг шумела, меня несколько раз крепко пихнули желающие протиснуться поближе, но я не реагировал, пытаясь понять, что происходит. Кто-то безумен – или я, или все окружающие. Я вижу несчастного в ошейнике, они…

– Простите, добрый человек, – я наконец-то обрел дар речи и тронул за плечо стоявшего передо мной верзилу.

– Чего? – буркнул он весьма недружелюбно, обернулся – и тут заметил мою ризу. – Простите, отец…

– У вас часто встречаются такие… звери?..

– А? – парень мгновенье раздумывал. – А чего! Они того… И встречаются. Вот давеча…

Он повернулся в сторону всадников и внезапно замер. Я услыхал сдавленное: «А-а-а-а…»

– Что случилось?.. – начал я, но верзила тыкнул рукой вперед и выдохнул:

– Кровь Христова! Оборотень!

Я вздрогнул, но тут же почувствовал нечто похожее на облегчение. Я не сошел с ума. Во всяком случае, не я один. Я убрал руку с плеча верзилы, собираясь вновь перекреститься, как вдруг тот отшатнулся, чуть не сбив меня с ног:

– Волк! Снова волк! Святой отец, защитите!

Я положил руку ему на плечо, надеясь успокоить, но детина уже орал:

– Снова оборотень! Кровь Христова! Оборотень!

И тут я начал что-то понимать. Я вижу человека, остальные – волка. Но как только я касаюсь кого-то…

На всякий случай я отодвинулся подальше, оставив очумевшего верзилу объясняться с ничего не понимающими соседями. Оборотень? Конечно, приходилось слыхать о таком – подобные сказки вам расскажут в любой деревне, но увидеть своими глазами!.. Но тут же я вспомнил – крестик! Даже отец Петр Ломбардский никогда не поверит в оборотня с крестом на груди!

Я беспомощно оглянулся, проклиная себя за то, что отпустил Пьера и особенно Ансельма. Хладнокровие этого паренька пришлось бы очень к месту. Толпа продолжала шуметь, и я понял, что меня попросту не услышат. Да и что я смогу сделать? Подходить к каждому, объяснять, класть руки на плечо?

Мелькнула мысль немедленно идти к архиепископу. Я уже начал пробираться через толпу, нащупывая под ризой свиток, открывающий все двери, но вовремя остановился. «Волка» прислали в подарок – в подарок монсеньору Рене. И прислал Его Светлость – власть светская власти духовной…

Я вновь оглянулся, надеясь, что кто-то из моих ребят уже возвращается, и тут взгляд зацепился за знакомый белый цвет. Белая риза! Я сделал шаг вперед и понял: это не Ансельм, не Пьер – незнакомый монах, уже пожилой, с большим наперсным крестом на груди. Подумав несколько мгновений, я решился и поспешил к нему:

– Приветствую тебя, брат!..

Он тоже заметил меня. У монаха оказался типичный окситанский выговор и характерное для южан «ты» – так они обращаются даже к епископам.

– Рад вас видеть, – я замешкался, подбирая слова на «ланг д'ок». – Я – брат Гильом из Сен-Дени.

– Брат Джауфре… Что-то случилось?

– Мне… – на миг я вновь ощутил неуверенность. – Мне нужна ваша помощь. Вы здешний, брат Джауфре?

– Да, – в голосе окситанца звучало удивление. – Я из монастыря Святого Креста.

Я кивнул – обитель Святого Креста находилась в самом городе.

– Извините, брат Джауфре, вы… Вас здесь знают?

Он улыбнулся:

– Я лишь смиренный раб Божий, как и все мы… Но, надеюсь, кое-кому известен. Я приор нашей обители.

Я скользнул взглядом по наперсному кресту и обругал себя за недогадливость.

– Извините, отче… Наверное, только вы можете мне помочь. Прошу вас, пойдемте…

Окситанец кивнул и, ничего не спрашивая, направился вслед за мною к архиепископским дверям. Перед нами расступались, некоторые склоняли головы, и я понял, что приора Джауфре здесь действительно знают.

Знакомого верзилы на месте не оказалось – вероятно, вид «оборотня» подействовал на него излишне сильно. Нас пропустили в первый ряд. Я быстро взглянул вперед – нет, мне не привиделось. Несчастный был на месте, но уже не стоял, а лежал на мостовой. Нательный крестик валялся в пыли, чуть прикрытый распущенными волосами. По избитому телу пробегала дрожь, в тихом вое слышались какие-то непонятные, странные слова.

– Вы… Отче, вы видите этого волка?

Наверное, мой вопрос прозвучал необычно, поскольку брат Джауфре несколько раз внимательно поглядел на охотничью добычу графа, прежде чем утвердительно кивнуть.

– А теперь… Да поможет нам Святой Бенедикт!

Я легко коснулся его плеча. Послышался сдавленный вздох, рука окситанца дернулась ко лбу, глаза блеснули.

– Вы видите? Вы видите, отче?

– О Господи… Фирмен Мори!

Я отнял руку, и перст брата Джауфре застыл у груди. Тонкие губы сжались и побелели.

– Волк… Брат Гильом, что это значит?

Я вновь коснулся его плеча.

– Я увидел… Если я дотронусь до вас, вы тоже можете увидеть… Фирмен Мори – кто это?

Окситанец минуту помолчал, затем рука вновь поднялась в крестном знамении. Наконец губы дрогнули:

– Фирмен Мори, сын городского старшины… Он давно в ссоре с Его Преосвященством. Тот обвинил его в ереси, а Фирмен заявил, что монсеньор требовал от него мзды, дабы замять дело. Неделю назад этот юноша исчез, его до сих пор ищут…

– Нашли. – Я отпустил его плечо, и брат Джауфре медленно закрыл глаза.

– Спасибо вам, брат Гильом… Говорят, в любом городе всегда найдется несколько праведников. Но в Тулузе их, похоже, не осталось, и хвала Господу, что вы покинули стены Сен-Дени.

– Но что делать? – поторопил я. – Сейчас этого несчастного отведут в зверинец.

– Не отведут. – Глаза окситанца были вновь открыты, во взгляде блеснула сила и уверенность. Рука неторопливо сняла с шеи наперсный крест.

– Брат Гильом, будьте рядом…

Я кивнул, пытаясь догадаться, что он задумал. Брат Джауфре мгновенье помедлил, затем шагнул вперед, поднимая крест.

– Дети мои!

Голос прозвучал неожиданно громко, и на мгновенье настала мертвая тишина. Окситанец обвел взглядом толпу и уверенно продолжил:

– Дети мои! Я – смиренный брат Джауфре из обители Святого Креста За Стенами. Вы узнаете меня?

Толпа зашумела, люди удивленно переглядывались.

– Отец приор! Отец приор! Приор из Святого Креста!

Окситанец удовлетворенно улыбнулся, но тут же лицо его вновь стало суровым.

– Дети мои! Слушайте меня и делайте, как я велю! Положите руки на плечи друг другу или возьмитесь за руки…

Я начал понимать. Тулузцы, не подозревавшие ни о чем, стали удивленно переглядываться, послышались смешки, но авторитет приора из обители Святого Креста был велик – люди повиновались. Через минуту толпа стала походить на танцоров, готовых начать весенний хоровод. Наверное, эта мысль пришла в голову не только мне.

– Отец приор! – крикнул кто-то. – Музыкантов звать?

– Музыкантов! – послышался хохот. – Спляшем волчью пляску!

– Не спешите! – брат Джауфре взмахнул крестом. – Не время для плясок! Дети мои, взгляните на того, кого вы считаете зверем!

Окситанец взял за руку стоявшего рядом с ним горожанина, а я, окончательно сообразив, что он задумал, коснулся его плеча. Теперь оставалось узнать, не ошибся ли я и не ошибся ли он. Несколько мгновений стояла мертвая тишина, и вдруг послышался сдавленный женский крик. Еще миг – и всеобщий вопль покрыл все вокруг:

– Оборотень! Оборотень! Святой Альбин, спаси нас! Оборотень!

Кто-то бросился назад, упал, над ним колыхнулась толпа.

– Стойте! – Брат Джауфре вновь поднял вверх крест, и люди мгновенно стихли. – Свершилось злое дело! Вы узнаете Фирмена Мори, сына досточтимого Барнабе Мори?

– Да! Да! – эхом откликнулись люди. – Фирмен Мори! Проклятый оборотень! Оборотень!

– У него на шее крест! – крикнул окситанец, и голоса недоуменно стихли. Ловчие, непонимающе глядевшие на толпу, слезли с коней и, сообразив, в чем дело, тоже взялись за руки. Через мгновенье один из них, самый молодой, закрыл глаза руками и с криком упал на мостовую.

– Мы отведем несчастного в монастырь, – продолжал брат Джауфре. – Наши братья смогут ему помочь и провести экзорцизм, дабы вернуть ему людской облик. А потом мы накажем виновных!