Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/93
• Следующая

– Красиво, нежно. Иногда хочется, как верно замечали наши предки, «воспарить душой». Бен – романтик. К тому же он просто помешан на сказках и мифах. Еще на третьем курсе он поставил «Дикого охотника» – баллада есть такая старонемецкая. И знаешь, как поставил!

– Возьми меня с собой на премьеру «Снегурочки», ладно? – попросил Князь.

– Конечно, возьму. Только если ты к тому времени не уедешь в свой знойный Серенгети.

– Но ведь я вернусь.

– А, ну тогда конечно…

– К тебе вернусь, Катенька, я…

Появился Бергман. Следом за ним в костюмерную, точно смерч, влетел тот самый долговязый парень Ваня, рассказывавший своему собеседнику о тяге к самоуничтожению в автокатастрофе.

– Так, значит, Светку убили?! – выпалил он прямо с порога. – Кто?! Где он?!

– Тише, Ваня, тише. Они не знают, следствие только началось, – успокаивал его Бен. – Ты вот лучше скажи, куда Лавровский запропастился?

– Лаврик? Да откочевал куда-то. Дома его нет. Я ему и вчера, и позавчера названивал.

– То есть как это откочевал? А его контракт? А театр? – Бен возмущенно засопел.

– А может, квасит у какой-нибудь подружки, – хмыкнул Полетаев. – Он ведь расслабляется время от времени. Ты же знаешь.

– Простите, а вы не могли бы подсказать, где он чаще всего бывает? – спросила Катя. – Вот он называл нам одного человека. Павел, Павел…

– Пашка? Могиканин? Вот, точно! Может, он у него на якорь встал. В мастерской. У Пашки деньги появились, он очередную статую толкнул на выставке. Скорее всего, празднуют.

– А где он живет?

– Могиканин? Да обычно в мастерской и живет. – Полетаев заулыбался. – Он, когда работает, встает в шесть утра и иногда даже есть забывает. Ну так Роден, Эрнст Неизвестный же! Мастерская его в старом цехе на Котельнической набережной. Там консервный завод накрылся, так Строгановка сняла в цехах помещения под свои студии. Там крыша стеклянная, света много, просторно и мусорить можно сколько душе угодно. Все условия для работы. Они там даже отливают кое-что сами. Кустарно, правда, но для эскизов сойдет, – рассказывал он.

– А как найти этот цех? Как туда добраться? – деловито осведомился Мещерский.

– Несложно. Дом на набережной высотный проедете и вдоль реки. Там будут все домики, домики, а затем фабрика старая с трубами. Мимо нее, следующее здание и в глубь двора. Цех номер три. Да там богема, народу полно всегда: художники, мазилы. «Улей» вся эта канитель называется. Спросите любого – сразу вам мастерскую Могиканина покажут.

– А как его настоящая фамилия? – не отставал Князь.

– Могиканин и есть настоящая, – усмехнулся Полетаев. – Это его псевдоним. Все давно привыкли, зовут только так. Настоящую-то, я думаю, он и сам уж забыл.

– Может быть, ему можно позвонить в мастерскую? – спросила Катя по своей репортерской привычке.

– Там нет телефона. Да так езжайте! Только с утра надо. Утром он всегда там торчит, а вечером или по друзьям, или по Арбату шляется, – сказал Полетаев, поднимаясь с дивана. – Ну ладно. Мне еще переодеться надо для репетиции. Вы меня в курсе держите насчет Светкиного дела. Я с этим гадом сам разберусь, когда дознаюсь. Никакой милиции мне для этого не потребуется. – Он стиснул костлявый кулак и продемонстрировал его недошитому костюму боярина, висящему на двери костюмерной.

Бергман проводил Катю и Мещерского до вестибюля.

– Ребята, звоните. Мы все поможем, чем сможем, – сказал он на прощание. – Если Лавровский объявится, передадим, чтоб срочно связался со следователем в Каменске. Ты мне, Катюша, напиши его телефон и фамилию.

Катя написала.

– Спасибо, Борь! – Мещерский крепко пожал ему руку. – Это просто чудесно, что ты сейчас задумал ставить «Снегурочку». Удачи тебе…

– Сегодня к Могиканину не поедем, – решила Катя, когда они возвращались к машине. – Пять часов уже. Темнота. Ищи там этот «Улей» в подворотнях. Мы туда с тобой, Сережа, на днях соберемся. Я тебе позвоню.

– Как скажешь, – покорно ответил Мещерский.

Катя вздохнула: Князь был существом покладистым, не то что…

Этот день – 2 марта – запомнился Кате надолго. Утром, едва только она переступила порог пресс-центра, следом за ней ворвался Тимка Марголин – шеф телегруппы.

– Петровская, живо, одна нога здесь, другая там, иначе опоздаем! – распорядился он, на ходу бросая Кате мятный леденец.

Она ловко поймала конфету.

– Куда мы опоздаем, Тимофей Владленович?

– Как куда? Ах, правда, ты же не в курсе! Притон, притон берут в Луговцах! Едут прямо с утра – пока они еще тепленькие, не очухались. Ты же сама меня просила – возьми да возьми с собой!

– Ой, Тимочка, и правда. Гран мерси. Я мигом. – Катя лихорадочно нашарила в ящике стола блокнот, запасную ручку и, прижав сумку к груди, понеслась вслед за Марголиным.

У главка разводили пары старенькие желтые «Жигули». Внутри битком набились крепкие ребята из наркотического отдела. За рулем важно восседал третий оператор телегруппы Лева Львов. Катя с трудом примостилась с краю.

– Камеру, камеру не повредите! – тревожился Марголин, юлой вертевшийся на переднем сиденье. – Леш, я же тебе ее в руки дал, в руках и держи. Не клади Бондареву на живот! Я кому сказал! Чуть машина на ухабе подпрыгнет – и ау, прощай техника!

– А остальные где? – спросила Катя.

– Да остальные минут уж двадцать как отчалили, – ответил тот самый опер, в живот которого упирался марголинский «Панасоник». – Лева, голубь, жми на всю железку. Мы должны быть там через полчаса.

«Жигули» ехали быстро, даже слишком, на Катин взгляд. Тряслись, завывали, визжали тормозами на ухабах и поворотах. На крыше мигал прилепленный Львовым синий «маяк».

– Мы что, с такой вот штукой прямо к самому притону подъедем? – недоумевала Катя. – Так они же все сразу разбегутся.

– Это для столичных гаишников, – пояснил Марголин. – Они наши номера знают, да еще мигалка на крыше. Значит, область куда-то по делам мчится важным, служебным – не моги задерживать. А там, Катенька, за эти двадцать минут форы притон уже приступом взят, будь спокойна. Чуть опоздаем, но не беда. Самое интересное начнется, когда «травку» искать будут.

Миновали Кольцевую. Москва кончилась. Дальше, дальше – сосновый лесок по обеим сторонам шоссе, домики, деревеньки. У железнодорожного переезда Львов свернул с автомагистрали на заснеженный проселок. «Жигули», точно желтая жаба, заскакали по ледяным колдобинам.

– Камеру держите! – завопил Марголин, Катя вцепилась в спинку переднего сиденья.

– Вон тот дом, – указал один из оперов на одиноко стоявший у подножия невысокого холма, поросшего жидким леском, двухэтажный кирпичный особняк, огороженный высоким забором. У настежь распахнутых железных ворот – три легковушки и маленький автобус. – Крепость взята. Уже и без нас.

– А кто там живет? – спросила Катя, разглядывая мощные кирпичные стены, железную крышу и сводчатые окна особняка.

– Кто-кто в теремочке живет? Братья ромалы, – усмехнулся опер, – цыганское племя. Египетские короли.

К их машине уже бежал Валентин Петров из отдела по борьбе с наркотиками.

– Быстрей подключайтесь! – крикнул он. – Дусю уже привезли. Сейчас она скажет свое веское слово.

Катя хвостом прицепилась к Марголину, вооружившемуся «Панасоником». Они взошли на каменное крыльцо и открыли дверь цыганского дома. Шум, визг, вой – Катя едва не оглохла. В прихожей – гора обуви: детские башмаки, больше похожие на опорки, женские сапоги и туфли со сбитыми каблуками. И ни одного мужского ботинка!

В огромной комнате, смахивающей на спортивный зал, никакой мебели, только ковры на полу и на стенах. Грязные, затоптанные ковры. В углу на корточках сидели пять жирных старых цыганок и две молодки. Все одеты по турецкой моде: в нелепых кофтах с кружевами и люрексом, цветастых юбках. Над ними, «яко утес на Днипрэ», возвышался омоновец. У окна застыл второй.

• Предыдущая
• 21/93
• Следующая