Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 54

• Предыдущая
• 54/107
• Следующая

У бара «Отважный», что неподалеку от метро «Юго-Западная», Свидерко попросил тормознуть.

– Ну что, все спать хочешь? – хмыкнул он. – А то – пойдем, – и кивнул на гофрированную металлическую дверь под вывеской.

– Так закрыто же!

– Бар ночной. Сейчас закрывают, но Коли Свидерко это не касается. Это мой участок, Никита, – он впервые назвал Колосова по имени. – А кто здесь хозяин? Чьи в лесу шишки?

Они просидели в баре до двенадцати. В закрытом пустом баре, где еще не выветрился спертый дух ночи и где хромой уборщик-мальчишка мыл тряпкой кафельный пол. Колосов смотрел на батарею бутылок, на свой грязный бинт на правой руке, на коричнево-золотистый коньяк в рюмке – и ему было хорошо.

Расслабляться так расслабляться, чтоб всем чертям тошно стало!

– А с тигром-то мы, – Свидерко ухмыльнулся, потрогал цепочку на шее, – не сплоховали однозначно. Теперь трепаться про это будут! И ваши, и наши.

А Никита думал в это время о Кате. Коньяк все как-то размягчал, упрощал: поехать бы к ней прямо сейчас, спустить те гири вместе с их владельцем в мусоропровод, а потом взять ее вот так… вот так на руки и…

Он печалился оттого, что Катя так никогда и не узнает про тигра. Никита скорее откусил бы себе язык, чем стал распространяться при ней о том, как они со Свидерко действительно не сплоховали в эту июльскую ночь.

А Катя весьма удивилась бы, узнав, что стала предметом размышлений столь непохожих людей. Впрочем, если бы она действительно знала, что в это самое время кто-то мечтает о ней, беспокоится за нее, ей просто недосуг было бы все это переварить и осмыслить. Она с головой погрузилась в свои дела. А когда мы заняты или делаем вид, что заняты, мы становимся глухи и слепы к тем, кто нам предан и близок.

О существовании начальника отдела убийств Катя забыла даже думать. О Мещерском вспомнила один раз, о Кравченко – два: утром по дороге в Каменск. Накануне Вадя провел маленькую строптивую демонстрацию: на ночь глядя вдруг объявил, что ему надо в офис проверять работу дежурной охраны.

Так ли это было на самом деле, Катя допытываться не стала. Ей было удобно считать это именно его деловой обязанностью, а не чем-то иным – обидой, раздражением. Да и на что, собственно, он обижался? На что дулся? На то, что она старалась максимально сосредоточиться на важном деле, предстоявшем ей в Каменске, и не обращала внимания на его персону? Словом, на следующее утро, лихорадочно собираясь на работу, она не удосужилась даже оставить Кравченко записку. Решила позвонить ему от Гречко, но тут же забыла и об этом. Не до того!

Весь день она провела в Каменском отделе. И очень плодотворно поработала: набрала ворох материалов по детской преступности, по жестокому обращению с несовершеннолетними. Поприсутствовала в суде, где слушалось дело о краже икон из местной церкви, а к шести вечера снова вернулась в ОВД.

Ира Гречко почти закончила дневные труды, и они приступили к детальному обсуждению своего плана.

– А все же напрасно ты не хочешь поставить в известность Сергеева, – говорила Ира, задумчиво теребя свои золотистые локоны, – Сашка хоть и взрывной, но храбрый до ужаса. За ним ты как за каменной стеной будешь.

– Мне Леши Караваева предостаточно, – возражала Катя. – А Сергеев… он слишком уж начальник. Если что-нибудь там пойдет не так, он же сразу права начнет качать, причем как начальник розыска – по другому-то не умеет. А это может все осложнить. Мне же, Ирочка, надо с тем парнем поговорить начистоту. Ну, хоть попытаться.

Ира только махнула рукой.

– Ты всех идеализируешь. И этих мотоциклистов тоже. А по-моему, стая – она и есть стая. Если не сказать – стадо. Три извилины с половиной да погремушка на керосине.

– А если они такие, то Леша с ними в два счета разберется, – улыбалась Катя. – Одной левой.

– Леша… Сейчас притащится, восемь раз уж звонил. Зря мы его во все посвятили, Катька! Теперь прилипнет, как пластырь. Зачем он нам сдался? Давай лучше я тебя подстрахую, а?

Катя обняла подругу.

– Во-первых, две женщины – это все лишь две женщины, слабость, возведенная в квадрат. А во-вторых, ты – самый умный человек тут. А умные должны направлять и держать в руках все нити. Если что, ведь никто, кроме тебя, не догадается, что надо делать.

– А все-таки зря ты туда лезешь, зря, вот что. Мне тревожно. – Ира смотрела в окно, где догорал закат. – И я тоже хороша – не могу тебе запретить. А все оттого, что у нас нет детей. Комплекс нереализованных обязанностей, навязчивая идея долга… Но почему ты так уверена, что от этой стаи к Стасику ниточка тянется?

– А я совсем не уверена. Но я чувствую, что… Словом, «всем жалуй ухо, голос лишь немногим». И насчет детей – все это глупости… И все равно – других-то ниточек нет как нет. С Синеуховым-то, как я слышала, облом полный, – Катя пригорюнилась. – Что он на последнем-то допросе выложил, что задушил мальчика?

– Именно. Адвокат прямо к потолку подскочил. Ну, Зайцев начал сразу положение исправлять, выспрашивать: мол, а не померещилось вам, Тимофей Борисович, что вы душили, а не ножом орудовали? – говорила Ира. – Мне Светка рассказывала, у них в юрконсультации, как адвокат-то вернулся, это весь вечер обсуждали. Ну, Синеухов поморгал-поморгал и в камеру запросился: не жал-лаю, мол, показаний давать, думать жал-лаю.

– Зачем он убийство на себя берет? – недоумевала Катя. – Лжет зачем?

– Псих. Легкость мысли необычайная. А впрочем, его же, наверное, все эти дни обрабатывали: признайся, признайся. Пообещали чего-нибудь.

– Ну уж это не Сергеев пообещал.

– Конечно, не он. Он зашивается сейчас – работы у него по горло. Они всех своих, ну этих, которые на особой картотеке, трясут, – Ира тяжко вздохнула. – Алиби каждого дурака проверяют: где был, что делал. Лет сто так можно проверять. Толку только не видно. А с Синеуховым теперь все, дохлый номер его причастность к убийству. Кажется, и Зайцев это понял, только из гордости что-то воображает еще.

– Погасла свечка, вот мы и в потемках, – Катя посмотрела на часики на Ирином запястье. – Ладно, подружка, пошли. Лешка нас догонит.

Караваев нагнал их почти у самого Ириного дома. Он восседал за рулем старенького «Москвича». Из машины вылез и направился к автобусной остановке незнакомый Кате парень в фирменной спортивной ветровке и джинсах (Колосов узнал бы в нем одного из понятых, присутствовавших на осмотре места убийства Стасика). Парень помахал Караваеву самым дружественным образом.

– Кто это? – спросила Катя.

– А, внештатник наш, я его до Каменска подбросил, у него мотоцикл заглох, – Леша был серьезен и озабочен, но едва его взор обратился на Иру, серьезность куда-то улетучивалась, а рот сам собой расползался в блаженной улыбке. – Ну ты как, в порядке? Жук этот на Канатчики тебя, Кать, повезет. Больше некуда. Там их кодла собирается… Ты не бойся, – продолжал он, когда они сидели за столом в Ириной комнате (капитан Гречко который уж год мыкалась в коммуналке) и ужинали, вернее, делали вид, потому что аппетита ни у кого не было. – Я все время поблизости буду. Там холмы у реки. Ложбинка есть одна. Мимо меня не проскочат. Ирочка, тебе чаю налить? Устала, да? Девочки, почему конфеты не едите? Я на станции «Белочку» купил. Ирочка, тебе плюшку передать?

Катя тоже взяла себе плюшку – сдобную, с маком. Жевала нехотя и все время поглядывала на часы: без четверти десять, пора собираться.

Одевалась она с особой тщательностью: вещи привезла с собой в сумке, те, что никогда не надевала на работу, – узкие облегающие джинсы, стильную курточку на «молнии». Распустила по плечам волосы, оглядела себя в зеркало: ничего, в тон. Штрихи к впечатлению, которое она и желала произвести во время встречи: простота, женственность и еще беззащитность. Это, пожалуй, главное. А духи на этот раз подошли бы вот эти: она открыла заранее приготовленный флакончик «Air du Temps».

• Предыдущая
• 54/107
• Следующая