Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 51

• Предыдущая
• 51/107
• Следующая

– Ты останешься здесь, а я вернусь к Юзбашеву, – ответил Никита, потер рукой лицо. – Как некстати все это, Слава. Ох, как некстати!

– Ты не веришь, что Киселев – тот самый?

– Когда будешь с ним говорить, попроси его разуться, – Никита словно и не заметил вопроса. – Пусть ступни тебе покажет.

– Зачем?

– Сделаешь выводы.

– Какие, Никита?

Колосов хлопнул его по плечу. Помолчал.

– Будь с ним поосторожнее, – предупредил в который уж раз. – Или он разыграл меня, как дешевку, или… если он не притворяется, у него тяга к самоуничтожению. Пусть за ним в оба смотрят, скажи начальнику ИВС, пусть мух не ловят. Иначе хлопот не оберемся.

Жизнь, как известно, идет полосой, а долгожданные события имеют дурное обыкновение обрушиваться точно снег на голову в те минуты, когда их меньше всего ожидаешь.

Сообщение о том, что «Юзбашев действует», застигло Колосова в служебной машине на обратном пути в Москву. С начальником отдела убийств связались по рации.

Был тот час, когда сумерки сменяются ночью, когда затихают все дневные шумы, когда после всей этой беготни, суеты и нервотрепки смертельно хочется спать.

– Зевоту и прочие непотребства отставить. Рабочий день еще не кончен, – огорошил коллег Никита. – Кажется, хлопцы, едем в цирк.

Через несколько минут на связь неожиданно вышел Славянкин, «ответственный» за Юзбашева. Вместе с подключившимся от местного управления к операции Свидерко он осуществлял наблюдение за этологом. Славянкин докладывал, что в ночном шапито наблюдается какая-то возня. Спустя часа два после окончания вечернего представления в задние ворота цирка въехал фургон «Тойота». Из него вышли двое. Тут же появились Юзбашев и еще какой-то мужчина – Свидерко опознал в нем заведующего хозяйственной частью цирка.

Компания подогнала фургон к вагонам, где располагались склады циркового имущества, и начала быстро грузить какие-то коробки и тюки.

Переговорив со Славянкиным и приказав ему продолжать наблюдение, Колосов попросил, чтобы с ним связался и Свидерко. Тот не заставил себя ждать. Судя по голосу, московский опер кипел жаждой подвига.

– Что ж ты, друг мой ситный, «обул» меня с этим своим?.. – Брань его так и зажурчала в ушах Никиты. – Я, к едреной фене, к тебе, как к родному, а ты… меня…

– Слушай, проехали. Так надо было, – виновато шепнул Колосов. – Я его ну не мог сразу взять, пойми. Не на чем цеплять было. Зато сегодня… Будь человеком, выручи еще раз. Мои орлы – сам видишь – салаги еще. Так все молодцом у них, но – горячие, зеленые. На тебя, Коль, вся надежда, на твой опыт. А я минут через тридцать-сорок сам у вас буду. Мы на Киевском уже.

– Да через сорок минут тут весь цирк вывезут, – хмыкнул Свидерко. – Ладно, губерния. Когда Москва вам не помогала? Не дрейфь. Свидерко, когда он в спарринге, зла не помнит. Срисуем твоего… комар носа не подточит.

– Только без… – напутствовал Никита, – у нас с этим строго.

– У нас тоже. Но хочешь жить-служить – умей следов не оставлять.

Ах, какой русский не любит быстрой езды! Но такую езду, как в эту душную июльскую ночь, даже такой ездок, как начальник отдела убийств, не одобрил. Натруженный мотор дежурной «Волги» утробно ревел, и сама она тряслась, как эпилептик в припадке.

Никите и его товарищам казалось: еще секунда, и развалится она в пух и прах, а они дружненько влипнут в асфальт. Невозмутимым оставался только водитель. Стиснув зубами сигарету, кидая на спидометр соколиные взоры, он будто забыл про тормоза, лихо закладывал виражи на поворотах, ослепляя редкий встречный транспорт фарами и оглушая его включенной на полную мощность сиреной.

«Волга» превзошла себя: не лопнула с натуги и доставила опергруппу к воротам шапито не через сорок, а через тридцать две минуты!

Выскочив из машины, Никита сразу понял: они прибыли в самый разгар каких-то событий. Даже вой их голубого маяка не мог перекрыть адского шума, доносившегося с циркового двора. Там кричали люди, бесновались и трубили животные, грохотало какое-то железо и в довершение всего в ночном воздухе вдруг один за другим гулко хлопнули два выстрела. А затем… затем грозно и яростно заревел тигр! Никиту от неожиданности прошиб холодный пот. Снова прогремел выстрел. Пересилив себя, Колосов ринулся вперед, и вот что предстало его изумленному взору.

Возле нагруженного фургона «Тойоты», пугливо прижимаясь к ее металлическим дверям, застыли Славянкин и трое не знакомых Колосову мужчин. За вагонами-складами толпились работники цирка: выглядывали и тут же прятались, как мыши в нору. Все они были полуодетые, видно, только что поднятые шумом с постели.

Некоторые бурно жестикулировали, подавая новоприбывшим какие-то знаки. Никита ничего не мог разобрать: прямо в глаза ему бил свет прожектора, укрепленного на крыше вагона с огромной надписью сбоку: «Осторожно! Посторонним вход запрещен!»

Привыкнув к свету, он наконец разглядел, что двери вагона распахнуты настежь.

– Никита Михайлович! – Колосов с трудом узнал голос Славянкина (тот как-то невообразимо сипел). – Он… Юзбашев там! Он клетки открыл с хищниками!

И тут Колосов увидел Свидерко. Московский опер стоял, широко расставив ноги, в классической стойке для стрельбы. Он стоял один посреди пустого двора. В руках его был пистолет, и он целился в раскрытые двери вагона.

Колосов достал оружие. Сзади уже подбегали его сыщики. Он приблизился к Свидерко.

– Твой в фургоне, – прошептал тот, не спуская глаз с дверного провала. – Они шмонали тут что-то. Вон те – «бичи» из местных, я их знаю. Нас увидели, и все пучком врассыпную. Их-то мы взяли, а твой вывернулся и туда. Я не понял сразу, что он затеял. Сунулись за ним, а к нам оттуда тигр – шасть. Здоровенный, падла! Юзбашев клетку открыл. Ну, я зверюгу выстрелами загнал назад в фургон.

– А эти где, где укротители?! Где Полевые эти? – прошипел Никита.

– Они в городе по девкам хороводят, к утру их ждут.

– Черт! Юзбашев! – крикнул Колосов. – Сию минуту выходите оттуда!

Крик его эхом пролетел над полотняным шатром шапито и растаял в темноте.

– Юзбашев, у нас оружие, предупреждаю!

Ответом – молчание.

Никита вопросительно взглянул на Свидерко. Тот помедлил, потом усмехнулся:

– Ну, губерния, форвардс, что ли? К полосатикам в пасть? – и сплюнул.

И столько гордости и презрения к опасности было в этих словах, что Никита, хотя все в нем и восставало против столь глупой бравады, не посмел ответить московскому оперу отказом. Он просто не мог допустить, чтобы в такой экстравагантной ситуации область ударила в грязь лицом перед МУРом.

– Пошли, – сказал он хрипло. – Господи, благослови.

И они пошли! Черный дверной провал надвигался все ближе. Шаг, еще шаг, еще. Внутри – тусклый свет. В нос шибануло едким кошачьим запахом. Они осторожно переступили порог.

К счастью, Юзбашев открыл только одну-единственную клетку – крайнюю справа. Ее грозный обитатель растянулся посредине вагона на железной тележке, на которой тиграм развозили мясо. Тигр повернул к незнакомцам голову и глухо зарычал.

Еще не видя Юзбашева, Колосов крикнул:

– Немедленно загоните зверя в клетку! Иначе мы его пораним.

В дальнем конце вагона метнулась тень. Тигр басисто рявкнул и спрыгнул с тележки. Хлопнул выстрел: Свидерко стрелял в воздух.

– Юзбашев! Что на вас нашло? – Никита пытался говорить спокойно. – Предупреждаю в последний раз: мы убьем зверя, если вы не загоните его в клетку! Вам мы не причиним никакого вреда, обещаю!

Тень отделилась от темной стены: Юзбашев собственной персоной – бледный, в порванной тельняшке, на щеке – царапина. В руках он крепко сжимал палку, которой пользуются на манеже укротители.

– Фашисты! – крикнул он. – Подонки, что вам надо? Что вы мучаете меня?

– Загоните тигра! – Никита кивком указал на клетку.

• Предыдущая
• 51/107
• Следующая