В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 33

• Предыдущая
• 33/91
• Следующая

Колосов на том конце что-то буркнул. Видимо, не расслышал. Связь, как это водится в междугородке, была дрянная, и Халилов хотел повториться, но…

– Ренат, возвращайся, – услышал он усталый и нерадостный Никитин голос. – Знаю, что ты мне скажешь. Уже знаю… Можешь не очень торопиться, выезжай как тебе удобно. Тут у нас шах и мат, понял?

Колосов вздохнул так, словно на него наваливался непосильный груз.

– Сегодня утром в Раздольске новый труп обнаружен. Не свежий, из ранее совершенных. Слышишь меня? И там то же самое, понял? Тот же самый почерк, так что… Я выезжаю туда, вернешься – звони мне по сотке. И – спасибо тебе за все. Вроде бы поторопились мы ни к чему, а впрочем… Ладно, встретимся – обсудим.

Халилов молча повесил трубку. Только сейчас он ощутил себя смертельно вымотавшимся.

Они сидели друг против друга – Колосов и Катя – в тесном обшарпанном кабинете отдела розыска Раздольского ОВД. За окном, укрепленным решеткой, синели сумерки. В открытую форточку уплывали клубы сигаретного дыма. Когда Катя вошла, ей чуть плохо не стало – Колосов дымил, как паровозная труба. С улицы в кабинет доносились самые различные звуки: гомон привокзального рынка, гудки электричек на станции, шаги редких прохожих, торопящихся домой. За стеной в соседнем кабинете мурлыкало радио: «Европа-плюс», Стинг.

«Отчего это оперы предпочитают именно Стинга? – размышляла Катя. – А еще Колю Расторгуева, и совсем не любят «Иванушек» и «Муммий Тролля». «Утекай» им не нравится, а вот «Комбата» они готовы слушать ночь напролет! Сколько бы я их ни наблюдала – почти везде такая картина».

Как известно, глупые мысли настырно лезут в наши головы в двух случаях: либо когда эти самые головы совершенно пусты, либо когда мозги перегрелись от непосильного напряжения. Катя не знала, какой случай – ее.

Закипел чайник, Никита выдернул шнур из розетки и заварил чай прямо в чашки. Потом полез под стол, достал початую бутылку коньяка. Катя испуганно замахала руками, выдернула свою чашку. Он добавил градусов только себе. Весьма солидную порцию. Катя в который раз с тоской оглянула кабинет. Последние двое суток эта облезлая, кое-как отремонтированная берлога стала для начальника отдела убийств и общежитием, и штабом. Колосов прибыл в Раздольск в воскресенье, как только стало известно о фактах, которые обсуждали сейчас не только здесь в ОВД, но и в Главке, и в прокуратуре области.

О новых обстоятельствах раздольского дела Кате утром в понедельник сообщил ее собственный начальник, едва она переступила порог кабинета. Но прошло еще бог знает сколько времени, прежде чем они с телегруппой двинулись по горячему следу: пока выбили дополнительную норму бензина для машины, пока доехали. Телевизионщики сразу же ринулись на место происшествия в надежде отснять кадры прямо в центре событий. Катя же поступила по-другому: обосновалась в отделе. Здесь в дружеских неофициальных беседах с местными сотрудниками, как она считала, можно было почерпнуть гораздо больше полезной информации. А место происшествия никуда не убежит. Тем более что трупа там уже нет, выкопали труп, отвезли в морг и…

– Никита, на крутых это не похоже. Совершенно. Это же простокакая-то патологическая дикость. Тебе не кажется, что у нас появилсяновый серийник?

Колосов услышал от нее этот наивный вопрос, едва только она вошла. Катя весь день терпеливо караулила в отделе, когда к начальнику отдела убийств можно будет подступиться, даже в Москву с телегруппой возвращаться отказалась, несмотря на то что время близилось к вечеру. Потом Колосов убедился, что этот нарочитый «наивняк» – фикция чистейшей воды. «На крутых это не похоже…» Господи ты боже мой! Отчего ты, господи, так немилостив к оперативному составу?! Ну отчего позволяешь яйцам куриц учить? Отчего не посылаешь нужных догадок, необходимой по делу информации вовремя? Обходишься со взрослыми мужиками как со слепыми щенками – кружишь их в кромешной тьме, путаешь следы, юлишь? Колосов мрачно уставился в стол, коньяк действовал: его повело. Вот и чудненько – надо расслабиться. Не то, в натуре, в дурдом загремишь от таких открытий. Его спор с господом богом становился все жарче, выражения все крепче. И странное дело – на душе моментально полегчало. Все же дагестанский три звездочки, а еще лучше четыре или пять – превосходное лекарство от стресса.

Итак, сумасшедшая авантюрная михайловская эпопея окончилась практически ничем. Это не был провал операции, но… честно говоря, и городить огород не следовало. Колосов со скрежетом зубовным вспоминал весь этот напрасный «шум и гром» – разнос «Дяди Сени», бешеную гонку по Москве, когда «наружка» доложила о том, что Михайлов направляется к Киевскому вокзалу, и надо было срочно доставить Халилова на нужный поезд. Свежа еще была в памяти и тревожная ночь, когда весь «убойный» отдел сидел точно на мине с часовым механизмом – ждал вестей. Халилов, конечно, сотрудник опытный, бывалый, но и Бриллиант Гоша тоже не промах. Неизвестно было, вооружен он или нет. Как поведет себя в ситуации, когда на него начнется наезд. Ведь схлопотать пулю в темном купе от такого вот оголтелого типа – озлобленного, загнанного страхом в угол, – проще пареной репы.

Самое обидное заключалось в том, что весь этот авантюрный «Лжедмитрий», вся эта широкомасштабная и хитроумная операция прикрытия Халилова вообще бы не понадобилась, если бы только они…

Оперативная работа не терпит суеты и спешки. Так внушали Колосову в зеленой юности опытные коллеги. Он сам с годами вбивал этот нехитрый тезис в голову новичков: повторение – мать учения, но… Поспешили… Да уж, с «Лжедмитрием» этим они явно поспешили. Если бы, например, операцию назначили не на субботу, а на воскресенье, все бы вообще в конечном счете переиграли. Не растратили бы столько сил, нервов, средств. Не растратили бы вхолостую, потому что ответ на главный вопрос, ради чего, собственно, и затевалась вся эта широкомасштабная операция – причастна ли михайловская группировка к убийству Гранта, – уже был в принципе решен! Ответ на этот вопрос уже лежал в кармане самого обычного участкового по фамилии Сидоров в виде традиционного «протокола опроса» двух новоявленных свидетелей.

Когда Халилов наконец-то дозвонился из Калуги, Колосов уже знал, что Ренат ему скажет. Вечером Халилов приехал в Раздольск лично, когда там как раз шла эксгумация трупа – на месте работал целый десант: следователь прокуратуры области, бригада судмедэкспертов, криминалисты отдела специальных исследований, местные сотрудники, осуществлявшие проческу прилегающей местности. Ренат въехал в ситуацию моментально и не скрывал разочарования, ибо новости, добытые им с таким трудом, явно опоздали.

Колосов слушал его доклад.

– Поначалу все пошло у нас туго, Крестный, конфликтно, как мы и планировали, – делился впечатлениями Халилов. – Пленочку прослушаешь – поймешь, кстати, не забудь продублировать, а то в прокуратуре вопросов потом не оберешься. В то, что я – это не я, а Акула-Карпов, Бриллиант поверил сразу. Даже убеждать особо не пришлось спецметодами. Вообще я все с ним провел чисто-благородно, никакого там пошлого рукоприкладства, чтобы не создавать калужским коллегам лишних неприятностей на суде, – мол, били менты при задержании и все такое… Сунул я ему культурненько ствол в зубы. Следов – ноль. Ну синячишка, возможно, у него на спине – а больше ничего, хоть освидетельствуй его тысячу экспертиз, – усмехнулся Халилов. – А он с ходу начал меня уговаривать, убеждать. Он умный, пес такой, и нервы у него крепкие. Даже в такой ситуации – видел же, что я наркоман, то и дело на истерику срываюсь, руки у меня ходуном ходят, вот-вот контроль над собой утрачу, – но даже в такой ситуации, Крестный, он говорил со мной как добрый папаша с ненормальным сыном – тихо, рассудительно, насколько это было возможно в его положении. Пленку прослушаешь – убедишься. Ну а я, как и договаривались, мало-помалу давал себя убедить. Начал поддаваться на уговоры, поплыл, в общем, отказался от плана мести, – тут Ренат снова усмехнулся. – Часа два мы так с ним балаболили. Гранта, Крестный, судя по его словам и даже не по словам – по интонации, по реакции на мои угрозы, по силе его убеждения, вряд ли они убрали. Михайлов искренне недоумевал, понимаешь? Трусил, пытался уверить меня в своей непричастности к смерти моего «побратима», старался не терять лица, не унижаться, но внутренне он сам недоумевал. И я это почувствовал, понимаешь? Ты мою интуицию знаешь, насобачился я с такими работать, настраиваюсь на нужную волну и… Михайлов, знаешь ли, даже не клялся в том, что они не убивали Гранта, – понимал, в той ситуации я б ни одной его клятве не поверил. Нет, он словно сам с собой размышлял. Просил меня подумать своей головой, не делать резких движений. А насчет Сладких… Что ж, по этому поводу он мне почти сразу предложил выплатить остаток денег как «законному наследнику Антипова». Все напирал на то, что он «держит свое честное слово». Записано все это на пленочку, не отвертится теперь. Я эту тему, как мы и договаривались, со всех сторон обсуждал, заставлял его повторяться. Это чтоб на суде никаких уж неверных истолкований смысла сказанного не возникало. Мы с Бриллиантом Гошей даже о встрече условились, когда он мне должен был деньги отдать. Вряд ли, конечно, сам понимаешь, это наше деловое рандеву состоялось бы…

• Предыдущая
• 33/91
• Следующая