Сон над бездной - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 21
- Предыдущая
- 21/66
- Следующая
Свечи потрескивали в бронзовых шандалах. Огоньки их, дробясь, отражались в хрустале. Неслышно скользили официанты. Меню ужина было напрочь лишено какого-то местного украинско-карпатского колорита. Кравченко потом признался Мещерскому, что без традиционного модного «сала» весь этот банкет себе не представлял. Но главного украинского бренда в меню не было – заменой служило жаркое из дикого кабана под виноградным соусом. Дамам, сохранявшим фигуру, подавали филе какой-то неведомой рыбы – «монаха» – со шпинатом, сморчками и соусом из лобстера (Мещерский так и не решился все это попробовать). Стойким товарищам, в числе которых оказались Шерлинг, Богдан и Кравченко, подали так называемый «татарский бифштекс».
Петру Петровичу Шагарину по специальному заказу подали легкий суп-пюре из кролика. Он не касался его. Когда сидевшему рядом с ним Шерлингу принесли татарский бифштекс – сырой рубленый свежайший фарш с луком и специями, сочащийся розовым соком, – он тихо спросил:
– Вкусно?
– Очень. Я люблю, ты тоже когда-то любил, помнишь? – ответил Шерлинг.
– Я помню, – Петр Петрович кивнул, показал на розовый сок сырого свежайшего татарского шедевра. – Кровь?
– Петя, дорогой, мы собрались здесь все по одному-единственному поводу, – зычно объявил Андрей Богданович, поднимаясь с бокалом шампанского в руках. – Мы рады твоему выздоровлению. Мы приветствуем жизнь в твоем лице. Жизнь как счастье и великое благо. Пью за тебя, дорогой, любый ты наш, за то, что мы снова вместе, пью за… – он неожиданно всхлипнул. – Вот так живешь-живешь, потом вдруг… Одно тебе скажу, благодари жену свою. Первый на этом свете друг-товарищ она тебе, раз уж такими испытаниями, как жизнь и смерть, ваша любовь проверена.
Все сдержанно зашумели. Шампанское пенилось в бокалах, звенел хрусталь.
– …Его уже хотели хоронить, Ленка не дала, грудью встала, представляешь? – услышал Мещерский – это шепотом сказала Олеся Михайловна Злате.
– Не встала бы, была б сейчас его наследницей всего движимого и недвижимого, – усмехнулась та.
– Что ты такое несешь? Прекрати.
– Особенно после всего того, что между ними было.
– А что между ними было? Что ты врешь, ничего ты не знаешь.
– Я отлично все знаю.
– Ну да, с моих слов!
– Ну, так уж и с твоих!
– Пью за твое здоровье, Петр, – а это громко, звонко произнесла с того конца стола уже Лидия Антоновна Шерлинг. – Я рада, я безмерно рада, что ты здесь с нами, что ты живой. – Под взглядом своего мужа Павла Арсеньевича она медленно поднялась, обошла стол, приблизилась к Петру Петровичу.– Живи долго-долго, – сказала она. – И не забывай тех, кто тебя любит. Не забывай нас.
Шагарин смотрел мимо ее лица на огоньки свечей. Лидия Антоновна залпом выпила шампанское.
– Маша даст свой первый концерт в твою честь, – объявила она. – Верно, Маша? Она это мне обещала.
Официанты переменили тарелки. Лесюк вызвал повара, объявив, что «Айзек Кампинский сам родом из Нью-Йорка, до этого работал в лучших парижских ресторанах, но буквально влюбился в Украину». Повар Айзек – крохотного роста, смуглый, раскосый, улыбчивый – парадно представил свой очередной кулинарный хит – десерт «Гетман Мазепа», грушевое фламбе в портвейне с земляничным муссом.
– Машка, а ты классно похорошела, – услышал Кравченко, сидевший на «молодежном конце стола». Это сказал Маше Шерлинг Богдан. – Все хотел тебе позвонить.
– Так сильно был занят? – спросила Маша.
– Да нет, – Богдан ослепительно улыбнулся. – Так как-то все. А ты вообще как жила-то все это время?
– Ты хочешь сказать, как я жила без тебя?
«Э, – подумал Кравченко, – да тут, оказывается, история с прологом».
– А я тебя часто вспоминал, – Богдан улыбнулся еще шире, еще мягче. – Правда, правда. Даже не ожидал тебя здесь увидеть.
– Вот же, увидел.
– Я рад. А ты?
Она не ответила.
– А ты, Маша? – повторил Богдан.
– …Конечно, работы еще непочатый край, – донесся громкий голос его отца. Андрей Богданович раскраснелся от выпитого бордо урожая тридцатилетней давности. – Года через три вы этих мест, господа, не узнаете. Сделаем все по высшему классу. По-европейски. Я специально и в Австрию, и в Словению ездил, смотрел. Места тут у нас, пожалуй, во сто раз красивее, но… Сами понимаете, бедность, нищета, инфраструктуры никакой, сервис в зачаточном состоянии. Так вот я во все это вкладываю сейчас деньги – в инфраструктуру, сервис. Построим отели, как в Финляндии в Вуоккати, проложим горнолыжные трассы. Наймем персонал, обучим – рабочих рук тут полно. Голову дам на отсечение, через пять лет это место будет приносить солидный доход.
– Скорее ты разоришься, дорогой, – засмеялась Олеся Михайловна.
– А я говорю тебе, будет приносить доход.
– Ну да, как этот замок. Представляешь, Лена, во что все это здесь нам обходится? – Олеся Михайловна живо обернулась к Елене Андреевне. – Я всегда была против этой авантюры. И сейчас против. Нас тогда три года назад с Андрием, – она произносила имя мужа на украинский манер, – эти из правительства в Киеве просто за глотку взяли. Из тогдашнего еще правительства. С тех пор сменилось уже три правительства, а этот музейный хлам все еще висит на нас. Они нас просто поставили перед условием – либо делаете инвестиции в реставрацию Нивецкого замка, короче, берете его на полное содержание, либо тендер на строительство горнолыжного курорта от вас уплывает. Что было делать Андрию? Он согласился, хотя я и категорически возражала.
– Олеся, вечно ты возражаешь, все мои проекты ставишь под сомнение, – заворчал Андрей Богданович. – А в Европе, между прочим, это сейчас модно.
– Как же, модно, держи карман, – фыркнула, как кошка, его прекрасная золовка Злата. – Проживется какой-нибудь английский лорд или французский маркиз, в Лас-Вегасе проиграется до трусов, и тут же появляется новое модное поветрие – устраивать в своих фамильных поместьях музей с экскурсиями по винным подвалам и спальням предков. Показывать кровать под балдахином, где прапрадед маркиза трахал прапрабабку. Потом еще сочинят историю с призраками по сценарию блокбастера, и впаривают ее туристам по цене сорок евро с рыла за экскурсию.
– У этого замка тоже есть своя история, кстати, весьма невеселая, – сказал Богдан.
– Про богемского вампира? – спросил Илья Шагарин.
Кравченко заметил, что этот толстый пацан – судя по виду, сластена и любитель поесть – во время ужина почти ни к чему не притрагивается, все время исподтишка следя за отцом.
– Да нет, не про вампира. Илюшка, ты, часом, не «Людей Икс» насмотрелся? – усмехнулся Богдан. С мальчиком он вел себя покровительственно и небрежно. – Или это новый виртуал компьютерный такой?
– Что за история про замок? – спросила Маша.
– Местное поверье. Но, между прочим, оно основано на вполне реальных фактах. Перед войной замком владела семья австрийских аристократов графов Шенборнов. После присоединения Австрии к рейху граф не ладил с Гитлером и безвыездно жил здесь, чуть ли не в ссылке.
– Слава богу, не в концлагере, – хмыкнула Злата. – Мне София рассказывала… вы знаете Софию, Лена? – спросила она молчавшую Елену Андреевну. – Герцогиня Компьезе, моя подруга. Титул громкий, но в средствах ужасно нуждается, бедняжка. Развелась со всеми мужьями, они ее просто до нитки обобрали, подонки. Олеся с Андрием хотели у нее фамильное палаццо купить в Венеции – она продавала со всем антиквариатом, да в цене не сошлись. Так вот, она рассказывала, что деда ее первого мужа герцога Ангальтского Гитлер в начале войны законопатил в Дахау. Воображаете, что позволял себе вытворять этот ефрейтор со старой европейской аристократией? А нас-то, выскочек несчастных, вообще, наверное, если что не дай бог… Сыщется какой-нибудь, возомнит себя новым вождем, благодетелем нации, и опять только щепки полетят из-под пролетарского топора…
– Злата, я про замок рассказывал. Помолчи, а? – оборвал ее Богдан.
Фонтан теткиного красноречия он заткнул с обаятельной усмешкой. Легко и непринужденно. Кравченко понял, что в семействе Лесюков Богдан – баловень и диктатор. И ему, в том числе и красавицей Златой, прощается многое.
- Предыдущая
- 21/66
- Следующая
