29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 51
- Предыдущая
- 51/76
- Следующая
– Здравствуйте, вы хотели меня видеть? – спросил он спокойно. Сел, переглянулся с Потехиной.
– Да вот разговор есть один, Иван Григорьевич, в связи с некоторыми обстоятельствами, – Никита разыгрывал простодушную озабоченность, – не очень приятными, я бы сказал.
– Какими же? – Поляков скрестил руки на груди.
– Скажите, вам знакома некая Александра Маслова? – Никита наконец-то задал Полякову вопрос, который собирался задать сто лет.
– Я ее знаю, – коротко ответил Поляков, и… смуглые щеки его залились, как волной, коричневым румянцем. Колосова это даже позабавило: ах ты черт… Не часто увидишь, как мужик в летах вот так вспыхивает, как цветок алый, из-за какой-то там свистушки. – Простите, в таком случае вынужден спросить вас: какие у вас с Масловой отношения?
– А какое это имеет значение? – Поляков нахмурил темные брови и еще гуще покраснел.
– Важное, к сожалению. Так какие отношения-то у вас?
– Близкие. Точнее, раньше были. Сейчас нет. – Поляков отвечал отрывисто и точно с трудом. Потехина пошевелилась, решая, уйти ей или остаться. Никита удержал ее взглядом.
– Близкие… Это хорошо, – сказал он, – и странно в то же время, Иван Григорьевич. Почему странно? Да потому, что заявление тут устное к нам поступило от этой самой гражданки Масловой. Точнее, даже и не заявление, а настоящее обвинение в ваш адрес.
Поляков мрачно уставился на него. Молчал. Не выдержала Потехина:
– И в чем же она обвиняет Ивана Григорьевича?
– В убийстве гражданина Студнева Максима Кирилловича, – Колосов вздохнул. – Пришла тут к нам в розыск и твердит: из ревности, мол, убил. Из-за нее.
Глаза Потехиной расширились от гнева и изумления. Она привстала и вдруг с размаху пухлым кулачком стукнула по столу:
– Да что же это такое, а? Ваня, да что же…
– Подожди, Маша, – Поляков повернулся к Колосову: – Это правда? Маслова… Сашенька так обо мне сказала?
– Хотите запись диктофонную допроса послушать? – Никита печально сблефовал. – Заявление ее мы приняли. Не могли не принять – служба такая. Не знаю теперь, что мне с этим заявлением делать.
– Но она же бесстыдно врет, эта мерзавка! Неблагодарная! – взорвалась Потехина. – Сколько всего Ваня для нее сделал… Да как у нее только язык повернулся оклеветать его?!
– Подожди, Маша, не надо, – Поляков как-то странно смотрел на Колосова. – Значит, она так вам сказала? Я убил Студнева из ревности к ней?
Колосов кивнул.
– А вы? – Поляков через силу улыбнулся. – Вы что же… ей поверили?
– Лично я ей не поверил, Иван Григорьевич. Потому и к вам сюда приехал, – сказал Никита. – Молодая еще Маслова-то. Фантазий девичьих в голове много. Ну кто, скажите, сейчас убийства из ревности-то совершает? Да никто. Может, найдется один какой-нибудь сопляк-допризывник, но чтобы человек солидный, в летах…
– Так что же вы тогда от меня хотите, раз в это не верите? – перебил его Поляков. Сравнение Никиты ему явно не понравилось. Шеф-повар «Аль-Магриба» не мог скрыть своего волнения. И это Колосова сразу насторожило и заинтересовало: надо же… А может, сам того не желая, он попал своим вопросом прямо в яблочко?
– Мне объяснение от вас нужно. И только, – ответил он, – ваше объяснение.
– Значит, она сказала, что я… Она думает, что я способен из-за нее на… это? – Поляков покачал головой, словно не веря.
Потехина посмотрела на него и цепко впилась ему в рукав, тряхнула:
– Ваня… я тебя прошу, я тебя умоляю… Послушай, – она обернулась к Колосову: – Только не подумайте, что я вмешиваюсь. Ваня, прекрати это, слышишь? – она тряхнула Полякова сильнее. – Прекрати, не смей! Да вы что, не видите, что он в чем угодно сознаться готов, только чтобы перед ней, этой мерзавкой неблагодарной, себя героем выставить?
– В убийстве геройства мало, – сказал Колосов назидательно. – Даже если это сделано из-за чьих-то прекрасных глаз. Так как же, Иван Григорьевич? Что мне в протокол-то записать?
Поляков покачал головой, точно бодался – нет.
– Да вы на него только взгляните! – Потехина всплеснула руками. – Ну мужики! Ну мы бабы-дуры, ладно, но эти, эти… До седых волос дожил, а все туда же. Хорошо, что вы меня здесь оставили, молодой человек, есть хоть кому здравомыслие проявить. А вы тоже гу-усь, – протянула она, меряя Никиту взглядом, – что вы в этом понимаете, молодежь? «В каких вы с ней отношениях?» – передразнила она Колосова. – Влюбился он без памяти в эту мерзавку, вот в каких. А она… ну, неблагодарная! Ваня, ты что? Тебе плохо, да? Что, сердце прихватило?
Поляков растирал ладонью грудь, расстегнул свой тугой крахмальный воротник-стойку.
– Со мной все в порядке, Маша. Все в полном порядке! – сказал он. Но Потехина, не слушая, крича что-то про таблетки, сорвалась из-за стола.
– А еще она, эта ваша Маслова, о вас сказала, – голосом вкрадчивой ябеды продолжил Колосов, – тоже уж и не знаю, как к этим ее словам относиться… Ну, одним словом, я ее спросил: кто вы такой? А она мне в ответ: мафия он. То есть, вы – мафия, Иван Григорьевич. Мол, сами так ей при знакомстве представились – чистая мафия.
– Вас удивляет, что я не сказал ей, что я повар по профессии? – криво усмехнулся Поляков.
– А что, мафией назваться романтичней?
– Ну, она… Сашенька в таком возрасте, когда просто необходимо нечто такое, выходящее за рамки. Она сериалы пачками смотрит. «Крестным отцом» вон зачитывается. Они сейчас вообще такое поколение, что… Они не понимают! Профессия, призвание, ремесло – это все им непонятно. Мафия – вот с этим все сразу ясно без слов. Сразу все вопросы отпадают, почему я деньгами располагаю, почему у меня дом за городом, машина… Вы поймите, эта девушка для меня очень многое значит, а разговариваем мы, словно на разных языках. Я стремился говорить с ней на языке, который ей… их поколению понятен. Быть поваром в ресторане – такая проза, такая лажа. Это они так говорят сейчас. Ну как я еще мог обратить на себя ее внимание? У нас разница почти в четверть века.
– Самого себя вы перехитрили, Иван Григорьевич, – сказал Никита, – сболтнули девчонке про мафию. Крутым быть захотелось, да? А девочка-то с перепугу к нам прибежала и вас же обвинила в убийстве парня.
– Я Студнева не убивал, – покачал головой Поляков, – хотя, не скрою… у нас были острые, даже трагические моменты. И он причинил мне зло, но… Я его пальцем не тронул.
– Вы уладьте с ней это дело-то как-нибудь миром. А то она еще в прокуратуре про это ляпнет. Вас ведь всех в прокуратуре будут вызывать как свидетелей. А там люди скучные сидят, серьезные, в разную эту хренотень любовную они слабо верят.
– Спасибо за совет, – поблагодарил Поляков, – у вас еще есть ко мне вопросы?
Тут вернулась Потехина со стаканом минералки и таблетками. Поляков еле отбился от нее, говоря, что с ним полная норма.
– Я меню привез ваше, что вы нам составили, – сказал Колосов, извлекая из папки факс, пришедший из ресторана, – того самого ужина рокового, будь он трижды неладен. Снова требуются ваши профессиональные консультации.
– Тогда пойдемте лучше на кухню, – сказал Поляков, поднялся и повел Никиту в недра «Аль-Магриба», в «горячий цех».
На кухне, залитой светом электрических ламп, не было ни души. Только мерно гудела кем-то включенная посудомоечная машина. Однако, едва они вошли, из соседнего за перегородкой кондитерского цеха выглянуло румяное круглое лицо Льва Сайко. Он кивком поздоровался с Колосовым, а Полякова наградил таким взглядом, что Никите невольно пришел на ум забытый детский стишок: «Повар пеночку слизал, а на кисоньку сказал».
– Иван Григорьевич, консультация нужна такого порядка: среди блюд, что подавались на том ужине, в каких было наибольшее количество пряностей? – спросил Колосов.
– А какие конкретно пряности вас интересуют? – спросил в ответ Поляков.
– Острые – перец там, чеснок, а что, у вас еще какие-то есть, да?
Поляков подошел к большому стенному шкафу, открыл его. Никита аж присвистнул: полки, полки, а на них баночки, скляночки. Десятки, сотни! И во всех какой-то разноцветный порошок, черные горошинки, какие-то странные высушенные стручки, зерна, орехи, загогулины самого причудливого вида и формы.
- Предыдущая
- 51/76
- Следующая
