Скалолазка и мировое древо - Синицын Олег Геннадьевич - Страница 42
- Предыдущая
- 42/71
- Следующая
– Бери щетку! Мой тарелки! – визгливо приказала толстуха.
Стоявшая рядом женщина с седыми висками протянула мне резиновые перчатки и щетку. В ее глазах я прочла жалость и неподдельное сочувствие.
Я натянула перчатки. Сначала одну, затем вторую. Неловко взяла щетку в левую руку. Правой вытащила из кучи тарелку с засохшими рисинками. В этот момент, кажется, все женщины в посудомоечной тайком наблюдали за мной.
– Знаете, как делают фотографии НЛО? – невинно спросила я. – Это очень просто. Фотоаппарат ставится на штатив, и включается режим мультисъемки. После этого перед объективом запускается тарелка… Вот так!
Я с размаха запустила тарелкой об стену. Брызнули осколки, грохот бальзамом пролился на мое сердце.
– Ой, – произнесла я. – Не получилось. Но сейчас точно получится…
Вторая тарелка грохнулась о стену на месте первой.
– Можете сами попробовать. Уверяю вас, это очень увлекательно.
– Не надо этого делать, – умоляюще прошептала женщина с седыми висками.
Лицо толстухи покраснело как кирпич. Щеки надулись, глаза выпучились. Пальцы-сардельки что-то положили в петлю полотенца.
– А ты не только бездельница, – выдавила она, – но еще и смутьянка!
Полотенце мелькнуло в воздухе. Я попыталась увернуться, но не успела и получила по затылку. На этот раз удар оказался намного тяжелее. Я рухнула на пол, где меня настиг пинок под ребра и еще два удара полотенцем между лопаток.
– Паршивка! Негодница! Тунеядка! – приговаривала толстуха. – Возомнила о себе! Ничего-о, я тебя обломаю. Я выбью из тебя дурь!
Закончив экзекуцию, она схватила меня за плечи и, с легкостью подняв, отбросила к раковине. Я уткнулась руками в гору посуды. Тарелки загремели, несколько из них едва не соскользнули на пол.
– Бери щетку! Мой тарелки!
Я взяла щетку. Похоже, если не сделаю то, что велит толстуха, она прибьет меня своим полотенцем. Только что мне делать со щеткой? Какая тут технология мойки?
Женщина с седыми висками, не глядя на меня, демонстративно ткнула своей щеткой в миску с порошком, затем вытащила из горячей воды тарелку и стала счищать грязь. Затем снова макнула тарелку в горячую воду и промыла под струей холодной воды в соседней раковине. Я попыталась повторить ее действия.
– Сильнее три щеткой! – прокричала толстуха в мое ухо. – По каждой тарелке води шесть раз! Если найду хоть каплю жира, будешь заново перемывать!
Она вдруг уставилась в проем распахнутой двери, ведущей на кухню. Я услышала, как скребутся когти по кафелю.
– Ах ты, проклятая псина! Сейчас ты у меня получишь!
Выдернув из чьей-то раковины сковороду, толстуха бросилась за дверь. За стеной что-то упало, зазвенели кастрюли, послышались несколько смачных ударов и жалобный собачий скулеж.
– Вот тебе! Вот! – визжала толстуха. – Будешь у меня знать, как воровать отбивные!
Прислушиваясь к звукам побоища из кухни, я автоматически вымыла две тарелки и потянулась за третьей. Эта женщина-гора все-таки подчинила меня. Она убедит кого угодно – и человека, и животное. Для этого у нее имеются весьма эффективные средства – полотенце и сковорода…
– Когда ее выводят из себя, она кладет в полотенце мраморную солонку, – прошептала соседка, все еще не глядя на меня. – Лучше делать как она говорит.
– Сомневаюсь, что у меня получится, – ответила я.
– Нет, нет! – испуганно заговорила женщина. – Нельзя высовываться! Вы должны ей подчиняться, она здесь главная. Она заправляет хозяйством: кухней, стиркой, глажкой. Тех, кто не слушается, – она отдает Ирбису, и они больше никогда не возвращаются.
– Куда отдает?
– Мы не знаем. Но ходят слухи, что их забирает повелитель.
– Левиафан?
– Умоляю вас, не произносите его имя.
Я замолчала, с тупым ожесточением смывая с тарелки мясную подливку. Переполох на кухне стих. Видать, собака сбежала. А толстуха за стеной тут же накричала на кого-то из кухарок.
– Давно вы здесь живете? – спросила я.
– Живу? – удивилась женщина. – Скорее существую.
– И давно вы здесь существуете?
– Не знаю. Сколько себя помню.
– А остальные?
– Они такие же. Здесь все такие, даже солдаты. И те, кто работает в лабораториях, и те, кто на подгорном заводе. Кто-то исчезает, кто-то появляется… Вы тоже здесь появились. Если не будете выделяться, то останетесь здесь надолго. Может, и навсегда.
– Сомневаюсь. Я сбегу отсюда, как только накоплю силенок.
– Отсюда невозможно сбежать.
– Кто-то пробовал?
– Нет, но…
– Значит, я сбегу.
Женщина замолчала, не желая продолжать разговор. Возможно, опасаясь услышать крамольные мысли. Она работала быстро, тарелки и щетка мелькали в ее руках. Я не могла за ней угнаться, стопка вымытых мною тарелок росла раза в три медленнее.
– Дурацкое занятие, – сказала я, умаявшись после десяти минут работы. – Почему тут не используют посудомоечные машины?
– Все новое оборудование покупают для завода и лабораторий. Там производство и исследования. Это важно. Еще солдатам покупают оружие. Это тоже важно. А мытье посуды – для кого оно важно? Зачем машины, когда есть мы? За нас не надо платить, потому что мы рабы. И потом, Шиншилла всегда говорит начальству, что машина моет хуже, чем руки.
– Как вас зовут?
– Чомга.
– Меня Алена. Как вы здесь существуете, Чомга?
– Как? – Очередная тарелка задержалась в ее руках дольше обычного. – День за днем проходит по одному и тому же распорядку. Посуда, посуда, посуда. И еще побои Шиншиллы. Здесь уныло. Я едва дожидаюсь ночи, чтобы предаться сну. Сны – это единственное, что нас радует. Там все такое яркое и красивое. Хочется остаться в этом сне, но он обрывается, когда перед восходом солнца нас поднимает крик Шиншиллы.
– А те, у кого есть семьи?
– Семьи запрещены.
Тарелка едва не выскользнула из моих пальцев на пол.
– То есть – как?
– Семьи запрещены. Можно тайком встречаться с кем-нибудь из солдат, но о том, чтобы заиметь от него ребенка, я не могу даже мечтать. Каждый месяц мы проходим тесты на беременность. Если кто-то попадается, ее тотчас уводят.
– Но это же… это возмутительно!
– Здесь всегда было так, – покорно произнесла она. – Хотя знаете, Алена, когда-нибудь это закончится. Прошел слух, что в долину идет кое-кто. Человек! Могучий и сильный. Никто не может его остановить. Он пришел из далекой страны и на перевале схватился с одним из Стражей долины. Страж выпустил в него тридцать три пули, но этот человек остался невредим, только на лице появился маленький шрам! Он уничтожил Стража и теперь идет сюда. И когда он придет в долину, то освободит нас!
У меня начала кружиться голова. Может, после побоев Шиншиллы. Или оттого, что я пыталась поверить в сказку Чомги, но не получилось.
А может, от знака, отпечатанного у меня на шее.
– Чомга, вы не могли бы взглянуть? – попросила я. – Что у меня там такое?
Я наклонила голову и подняла волосы, чтобы ей было удобнее. Стоило женщине взглянуть на мою шею, как она испуганно отпрянула.
– Чернота! Чернота! – приглушенно воскликнула она. – Он прикасался к вам!
– Он ко мне действительно прикасался, но все-таки скажите, что там такое?
– Я не могу. Мне страшно.
– Чомга, я вас умоляю. Пожалуйста! Ведь сама я не могу посмотреть.
Она подумала. Затем высыпала в мойку немного порошка из тарелки и разровняла его ладонью. Пальцем вывела четыре линии, которые при пересечении образовали знак. Мне на секунду показалось, что я могу прочесть его, что он напоминает один из символов санскритского письма. Но, как я ни напрягала глаза и мозг, разобрать его не смогла.
– А вы не знаете, что он означает? – спросила я.
Чомга уже мыла посуду и старалась не смотреть в сторону опасной соседки.
– Нет, – почти неслышно ответила она.
– А у кого-нибудь еще есть такие знаки?
– Не знаю, не видела.
– Ладно. Спасибо и на этом.
– Зря я вам помогаю, – вдруг сказала она. – Чувствую, что из-за вас мне будет хуже.
- Предыдущая
- 42/71
- Следующая
