Скалолазка и мертвая вода - Синицын Олег Геннадьевич - Страница 48
- Предыдущая
- 48/77
- Следующая
– Мое стилистическое построение достаточно понятно? – закончил Кларк.
– Да.
– Лети в свою Москву. Конец связи.
Он не ведает, что у меня пересадка в Лос-Анджелесе на Мюнхен! Выцепили человека посреди Тихого океана, но не проверили самую малость! Иначе бы точно схватили в Калифорнии. Подошли бы двое громил в черных костюмах, взяли под рученьки и – прощай Родина, здравствуйте, американские заключенные!
Кларк спешит, потому и невнимателен. Не иначе перед ним поставлена патриотическая задача найти «живую воду» к Дню Независимости! А мне она нужна гораздо раньше.
Истребители за окном завалились набок и быстро исчезли из поля зрения.
Отдала сотовый телефон человеку в шелковом галстуке. Он походил на запуганного официанта, который у столика клиента вынужден ожидать заказ, в то время как ему ужасно хочется в туалет. Кларк так застращал беднягу, что тот едва на ногах держится. Приняв трубку сотового, он удалился, пятясь.
Разговор с Кларком был неприятным, особенно на фоне истребителей за окном, но все-таки оказался ценным. Он убедил меня. «Живая вода» не фантазии, рожденные созерцанием новозеландской татуировки. Она существует, и ЦРУ ищет ее, не жалея людей, времени, денег. Американская разведка готова даже на боевую операцию. Спецотдел Кларка не занимается ерундой.
А еще я убедилась в важности слова «FURUM». Пока буду ожидать пересадки в Лос-Анджелесе, необходимо разбиться в доску, но перевести его.
Берег Калифорнии я рассматривала с содроганием. Чем ближе он становился, чем яснее вырисовывался в окне, тем больше я ощущала себя еврейской девушкой, которую тюремный вагон мчит в нацистскую Германию. Ленты песчаных пляжей, зелень пальм и блеск небоскребов казались мне декорированными вратами ада. Знала, что Кларк пока потерял ко мне интерес, что возиться со мной он пока не станет. Но все равно было страшно.
Лос-Анджелес встретил жарким солнцем. Я выползла из самолета вялой и невыспавшейся. Волосы спутались – забыла купить расческу. В голове шевелилась какая-то каша. Тяжелый перелет.
По закрытому трапу в здание аэропорта вошла с опаской. Я – в логове зверя. В любой момент могут скрутить руки и бросить в застенки «страны свобод и демократии». А могут организовать несчастный случай. Типа – поскользнулась и напоролась на потерянный кем-то охотничий нож. Примите наши соболезнования…
Усатый полицейский пристально смотрел на меня, и я опустила глаза. Сквозь ресницы увидела, что он движется ко мне.
Вот и вляпалась! С одним полицейским, возможно, и справлюсь, но от всей Америки не убежишь. Будут травить, как лисицу. По телевизору и радио, в газетах и на плакатах. Преступница-маньяк… Если кто-нибудь… за живую или мертвую.. Это я уже проходила в Турции…
– Мисс, можно вас на секунду?
Как же американцы исковеркали английский язык! Ужас, что с ним сделали! Обрезали по самое «не хочу». Гласные тянут. Впечатление такое, словно не говорят, а жуют.
Он смотрел на меня, хмуря брови. В густых усах застряли крошки.
– В чем дело, офицер? – Я попыталась изобразить искреннее недоумение, но как раз искренним оно и не получилось. Голос предательски дрожал.
Следующие слова он произнес с каким-то злорадным удовольствием:
– Давайте заглянем в вашу сумку, – предложил полицейский, указывая дубинкой на мой «Найк». – Быть может, найдем там какую-нибудь редкую травку или воздушный порошок?
Уф, напугал, чертяка! Я даже засмеялась облегченно, чем ввергла полицейского в легкое недоумение.
– Конечно! Давайте посмотрим! – Не дожидаясь других предложений, я вывалила на маленький столик свернутое Светкино платье, потасканный спортивный костюм, пакетики с орешками, которые захватила с собой в самолет.
– Что-то еще показать? – любезно сказала я.
– Нет-нет, – смутился он, – все в порядке. Можете идти!
Едва не расцеловала его за последнюю фразу.
Можете идти! А я уж думала…
Нет, никто не собирался хватать меня в США.
Проскочу.
Три часа до следующего рейса. Я посчитала на огрызке бумажки: 14.00 по тихоокеанскому времени, по времени Веллингтона – 10.00. С момента смерти Верочки прошло чуть меньше полутора суток, а я не продвинулась в расследовании.
Позвонила Жаке. Не потому что надеялась узнать новую информацию – одиночество вдруг сделалось невыносимым.
– Мне сейчас на перевязку, – сообщил этнограф. – Но пять минут есть… Сто двадцать страниц «Жизнеописания алхимика Ганеша» выпущены в 1819 году в Берне крохотным тиражом в сорок экземпляров. До двадцатого века сохранились лишь двадцать. Какая-то их часть погибла во время Второй мировой войны. Мои друзья сумели отыскать следы только восьми экземпляров. Они хранились в архивах и библиотеках разных городов Европы. Так вот, за последние четыре месяца издания с «Жизнеописанием Ганеша» пережили эпидемию пожаров, потопов, грабежей и актов вандализма.
– Смею предположить, что ваши друзья не нашли ни единого экземпляра!
– Именно. Странно все это.
– Как раз странного ничего нет, – ответила я. – Наоборот, было бы удивительно, если бы остался хоть один. Эти люди знают свое дело. Они поднаторели в сжигании бесценных рукописей и уничтожении археологических памятников.
– Кто – они?
– Да так… Банда.
– Время вашего прилета в Мюнхен не изменилось?
– Если только самолет не опоздает.
Жаке отправился на перевязку, а я, после короткого размышления, пересела к мини-компьютеру, за деньги предоставившему доступ в Интернет. Выгнала при этом рыжеволосую девицу, которая тупо листала торговый сайт с бриллиантовыми колье. По-доброму она не хотела уходить. Пришлось купить автомобильный аэрозоль и с грустью сообщить ей, что она где-то неудачно прислонилась и ее модельное платье испачкано на спине серой краской, сильно напоминающей птичий помет.
Я облазила не меньше двух десятков сайтов, пытаясь перевести слово «FURUM». Искала и прямые переводы, и общие корни с каким-то из языков. Без толку! Все, что находила, не имело ни малейшего смысла.
Уже прозвучало объявление о посадке на рейс «Юнайтед Эйрлайнс 8861». За три часа, проведенные в аэропорту Лос-Анджелеса, я не узнала ничего. Ни толики информации, которая указала бы направление дальнейших поисков.
Вполне возможно, за те сутки, которые у меня останутся на Европу, тоже ничего не добьюсь. ЦРУ позаботилось о том, чтобы уничтожить сохранившиеся экземпляры «Жизнеописания Ганеша». И слово «фурум» мне оказалось не по зубам. Я, конечно, полечу в Мюнхен, но что там буду делать – представления не имею. Других вариантов все равно нет.
Шагая по трапу, думала о том, что рискую, отправляясь в Мюнхен. Серьезно рискую. Если столкнусь с одним из агентов Кларка и Бейкера – закатают в цемент. Левиафан дважды предупреждать не будет. Одна надежда – Европа большая, и хотя агентов ЦРУ в ней сейчас, словно червяков в земле после дождя, шанс столкнуться с ними невелик. Авось пронесет.
В отличие от рейса из Веллингтона, самолет в Мюнхен был переполнен. В креслах рядом со мной устроились необъятных размеров мамочка и ее пухлая дочка. По прошествии двенадцати часов полета это соседство укрепило меня в мысли, что чем дольше я не заведу детей, тем больше проживу. Вдобавок надолго отбило охоту к еде. Мама и дочка жевали всю дорогу. Съели все, что бесплатно подавалось в салоне экономического класса, вдобавок опустошили собственные сумки. Предложили мне подгоревшую куриную грудку, но я сказала, что сыта от одного вида их яств.
Когда они уснули – усыпанные бумажными обертками и фольгой, – я вновь принялась думать, что делать дальше. Шансы отыскать «живую воду» мизерные. Спецотдел Кларка – влиятельный, с обширными связями и полными карманами денег —и тот в растерянности. Хватаются за последнюю соломинку. Кларк даже у меня спрашивал, как переводится нужное слово. Не знают они, где искать. А уж я и подавно!
Может быть, похоронить Веру?
Если через сутки ничего не отыщу – так и сделаю.
- Предыдущая
- 48/77
- Следующая