Странник - Резанова Наталья Владимировна - Страница 60

– Помню. И тогда же я тебе сказала, что знаю не так уж много. И это правда. Так, нахваталась по верхам. И, как ты понимаешь, в эти годы мне было не до книг. Жила на проценты со старых знаний. Правда, у меня хорошая память… А теперь это все не имеет значения, так почему бы не позлить их напоследок?

– Но ведь я уже нашел способ выручить тебя!

– Что?

– В этом процессе много всего намешано. Но нужно заставить их забыть про колдовство и ересь – это можно сделать, обвинения дутые, – горячась, заговорил он, – и свести все к убийству. А за убийство, при определенном имущественном цензе, полагается выкуп в казну или родственникам убитого. Наместник чрезвычайно озабочен состоянием казны, и первое могло бы его удовлетворить. Но твой дом в Лауде конфискован, при аресте у тебя, как я слышал, отобрали все деньги… Так что вся проблема, как их раздобыть.

– Это как раз не проблема. У меня есть скрытые сбережения.

– Но ты сказала на суде, что у тебя ничего нет!

– Неверно. Я сказала, что мне не платили.

– Да… я открываю в тебе все новые и новые качества. Ну, а если у тебя есть, чем откупиться, главное в другом. Тебе необходимо смириться, хотя бы на время. Не настраивать суд против себя. Епископ имеет большое влияние на наследника. Унрик тебя ненавидит. Так что из всех я могу рассчитывать только на Лонгина.

– А ты на него не рассчитывай, – спокойно возразила она. – Когда придет время, он осудит меня, как и остальные. Вот увидишь.

– Я понимаю, что это для тебя не довод, и не хочу пугать тебя… но они хотят пытать тебя… может быть, уже завтра… и все-таки вызвать Вельфа.

Она приподнялась, затем снова села.

– Они могут это сделать?

Он кивнул.

– Так. А вот что могу сделать я. Пытку бы я, пожалуй, и выдержала, но раз они решили… Заморить себя голодом – слишком долго… лучше будет разбить голову о стену. Или удавиться.

– Что, что ты говоришь! – остатки веры возмутились в нем.

– А, ты испугался! Вот и они должны испугаться. Не за меня, конечно. Но они не захотят выпустить меня из рук. Это означало бы их поражение.

– Погоди… поражение… хорошая мысль… я, кажется, знаю, что нужно делать. Но неужели ты бы решилась убить себя?

Злой смех, звон цепи.

– Я привыкла все делать сама. И даже на это есть пример из Писания. Вспомни царя Саула. Смерти я не боюсь, не смерти я боюсь…

Он ждал продолжения фразы, но прошло несколько мгновений, и он понял, что Адриана не собирается договаривать. Он повернулся, чтобы уйти, и тут она его окликнула:

– Постой! Скажи, что стало с Нигрином?

– С каким Нигрином?

– Ну, тот крестьянин с тремя сыновьями…

– Не знаю, Адриана.

– Ладно. Тогда иди.

– Я уйду. И сделаю, что смогу. Но и ты помни, что я сейчас тебе сказал.

Покинув Адриану, Раймунд направился к епископу. Гельфриду следовало внушить следующее: пытка – не решение проблемы! Князь церкви проиграл спор с простолюдинкой! Нет, ее нужно уничтожить словом, боговдохновенным словом – вполне понятное возражение в устах такого ценителя словесных красот, как Раймунд-легист. Он угадал верно. Решимость Гельфрида была поколеблена. Угроза самоубийством тоже оказала свое действие. В свою очередь, Лонгину удалось убедить наследника в том, что покамест не стоит ссориться с Вельфом. Он человек горячий, и мало ли чего может натворить из-за того, что его бывшего вассала предали суду. Нет, чем позже узнает Вельф об участи Странника, тем лучше.

Итак, первая схватка была выиграна, и это придало Раймунду уверенности. Более того, на следующий день он перешел в наступление.

– О чем, собственно, речь? – говорил он. – Порча? Все мы знаем, что король чувствовал недомогание задолго до появления Странника в Абернаке. Ересь? Мы не можем инкриминировать ей ничего, кроме ношения мужской одежды, а доказано, что подсудимой двигали благие намерения. Итак, остается убийство Даниеля Арнсбата. Но входит ли это дело в компетенцию суда наместника, почти королевского суда? Убитый – выходец из горожан, подсудимая – простолюдинка. Между ними существовали личные счеты. Перед нами убийство из мести или самозащиты, и любой мировой судья укажет сумму, которую следует уплатить в возмещение вины…

И тут епископ выбросил скрываемый до поры до времени козырь.

– Ты настаиваешь, что перед нами всего лишь уголовное дело? Хорошо, рассмотрим его с этой стороны. Если бы оно касалось только убийства, я бы и слова не сказал. За убийство можно отделаться денежной пеней. Ну, а наказание за святотатство тебе известно?

Раймунд смешался. Самой легкой карой за святотатство было отсечение обеих рук и сожжение их на глазах преступника, но обычно этим не ограничивались.

– Какое святотатство?

– Разграбление и поджог ризницы в Белфрате.

С удивлением заметили судьи, как в глазах Адрианы мелькнуло веселье. «Гляди-ка, пронюхали! А если б он еще знал, что один из священных сосудов попал к еврею-ростовщику, его бы точно удар хватил на месте!»

– Откуда эти сведения? – спросил Раймунд.

– От пленных из Белфрата. Они, правда, не знали, кто это сделал, но поскольку нам известно, что преступница побывала в Белфрате, больше некому.

Адриана сказала, сдерживая смех:

– Я действительно проникла в Белфрат с целью добыть известные моему защитнику документы. Мне неловко напоминать о своих заслугах, но, как говорят, только благодаря этому были предупреждены изменнические действия Лотара. А то, что при этом пришлось немного потревожить ризницу, так это их вина – незачем совать мирскую переписку в святое место. Потом там произошла некоторая суматоха, я убралась, и что было дальше, не знаю. Может, эти чертовы рыцари сами все под шумок и разграбили.

– Точно, – поддержал ее Лонгин. – Совести у них ни на грош.

– Таким путем доказать ничего нельзя. Иначе окажется, что во всех преступлениях обвиняемой виноваты другие. Я сказал – посмотрим на это дело с другой стороны. То-то и оно – сторон две, как ни поворачивай. Она убийца, она же и ведьма. Мы имеем дело с душой, столь закоснелой во грехе, что невольно охватывает ужас. И, осуждая ее за убийство, забыть о колдовстве не можем.