Дикое поле - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/85
• Следующая

Мужик осел на землю, подставив солнцу грудь с расплывающимся по полотняной косоворотке кровавым пятном, а Гилей-мурза обрезал его коняге постромки, вывел ее из оглоблей. Как раз подоспели и сородичи, один из которых вез, перекинув через седло, непрерывно вопящую бабу. Ее перетащили на спину захваченного коня, связали руки и ноги под брюхом.

– Ну, что?! – весело спросил Саид-Тукая мурза. – А ты боялся без прибытка остаться. На, веди.

Полусотня помчалась дальше, но теперь молодой воин начал заметно отставать: как ни дергал он потертые вожжи пахотного коня, тот упрямо не желал переходить в галоп. В итоге в очередную русскую деревню татарин успел только тогда, когда остальные воины уже метались из дома в дом, под забором выли две привязанные к столбам ворот девки, а неподалеку недовольно сипел еще пленник, руки которого были привязаны за спиной к пяткам.

Саид-Тукай привязал коня с уже добытой невольницей рядом, побежал во двор искать добычу, и первое, что увидел, – большую кипу сена и собравшихся вокруг коней, жующих ароматное хрустящее лакомство. Он вернулся к своему скакуну, отпустил подпругу, тоже завел во двор, отпустил и кинулся в дом.

Здесь уже зияли открытыми крышками, словно птенцы голодным клювами, опустевшие сундуки, валялась рассыпанная по полу деревянная посуда, глиняные осколки, орал, захлебываясь, рядом с окровавленной матерью младенец. Саид-Тукай выхватил саблю, рубанул со всего размаха, и плач оборвался.

– Это зря, – негромко укорил из угла комнаты Гилей-мурза. – Выросла бы, тоже потом невольницей бы стала. Мы ведь сюда за урожаем ходим, а ты ростки топчешь.

С этими словами он притопнул ногой, сдвинулся еще немного, опять топнул, откинул стол, обнажил саблю:

– Иди сюда! Доску вот эту поддень…

Молодой татарин спрятал саблю, достал толстый нож для разделки скота, просунул его в щель, приподнимая доску, перехватил ее, откинул в сторону. Внизу открылась глубокая нора.

– Ага, тайник! – обрадовался мурза, обежал кругом, заглянул внутрь и разочарованно причмокнул языком: – Пустой… Надо дом запомнить. Если снова сюда наедем, проверить не забудь.

После этого они аккуратно вернули доску на место, поставили поверх стол.

– В печь загляни, – приказал Гилей-мурза.

Молодой татарин сдвинул черную закопченную крышку, увидел два больших горшка с широкими горлышками.

– Сюда тащи, – заторопил его старший. – Есть хочу.

Саид-Тукай скинул шапку, ее ушами обхватил ближний горячий горшок, одним быстрым движением переставил на стол.

– Опрокидывай!

По столу потек густой, ароматно пахнущий мясной сок, рассыпалась светло-коричневая крупа. Гилей-мурза принялся торопливо насыщаться, в первую очередь выбирая из каши мясные кусочки, и новичок, после короткого колебания, последовал его примеру. Вместе они умяли едва не половину кучи, осоловев от сытости, после чего выбрались на улицу.

Кони уже успели подобрать все сено до последней травинки, а полусотня – так же тщательно обобрать деревню. Перед распахнутыми воротами двора стояли три телеги, с горкой заполненных тряпьем, медной посудой, различным столярным и плотницким инструментом. За повозками, привязанные за шею и со связанными за спиной руками, ждали начала пути в неволю две девки, один мужик в возрасте и два паренька лет десяти.

Внезапно Саид-Тукай увидел вдалеке бегущую от деревни к зарослям кустарника девку. Он быстрым движением затянул коню подпругу, запрыгнул в седло, кинулся в погоню, но схватить добычу не успел – подлая девица упала на четвереньки, поднырнула под нижние ветви, а потом принялась, шумно проламываясь сквозь ветки, продираться дальше. Татарин проехал вдоль зарослей вперед, назад, а потом повернул к деревне.

– Мы уходим вперед, – уже распоряжался Тукай-мурза, – а Хасан, Рафаил и Саид идут за нами с обозом.

– Я тоже хочу вперед! – вскинулся молодой воин, но глава рода только погрозил ему кулаком:

– Я тебе дам «хочу»! Делай, что велено!

Полусотня умчалась вперед, а трое воинов, оставшихся при добыче, медленно тронулись следом. Полон особых хлопот не доставлял. Ну, двигались медленно – а как еще пеший идти может? Скулили все время жалобно. Так и пусть скулят – лишь бы шли, куда гонят.

Полусотня тукаевского рода тем временем пронеслась по дороге через дубовую рощу и оказалась на широком лугу, посередь которого высился частокол, за которым поднимались крытые дранкой навесы и широкий, добротный дом.

– Сдавайтесь, русские! – на всякий случай крикнул Тукай-мурза. – Вы последние остались, все остальные сдались! Я буду милостив!

– Иди ты в задницу! – посоветовали из-за частокола, и даже уточнили: – В верблюжью задницу!

Тукай-мурза презрительно сплюнул и повел полусотню дальше по дороге. Однако первая же встреченная ими деревенька оказалась разоренной. Глава рода отвернул на малохоженную тропу, повел отряд туда и угадал: попал на выселки с одиноким домом и только отстроенным скотным двором – однако и здесь успели побывать их товарищи. Опытный воин покачал головой и повернул назад, к боярской усадьбе: там, охраняемые преданными воинами, и сберегались главные сокровища местных земель.

Тукаевский род встретился на луге перед частоколом не только со своими сородичами, охраняющими взятое добро, но и еще с двумя родами, соединенными одной и той же мыслью: самое доступное успели разобрать. Осталось то, что защищают.

Трое мурз съехались в виду боярского дома, договариваясь о совместных действиях. Переговоры прошли просто, поскольку Гирей еще зимой обусловил важный момент: с каждого рода по полсотни воинов. Значит, и риск предстояло делить на троих, и добычу тоже натрое.

Тукай-мурза вернулся к полусотне своего рода и сообщил:

– Мы прикрываем удар с левой стороны. Таран уже вырубили ногайцы Файзи-мурзы. Нужно выделить четырех воинов для таранного удара.

– Я пойду! – успел закричать первым юный Саид. – Я хочу первым войти в боярский дом.

– Хорошо, – согласился мурза. – Пойдет Саид, Рафаил… Мирхайдар и Габдулла.

Обрадованный доверием Саид-Тукай первым дошел до таранного бревна, уже положенного на поперечные слеги, выбрал себе место впереди всех.

• Предыдущая
• 41/85
• Следующая