Дикое поле - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/85
• Следующая

Вскоре к холму подошли еще около двух тысяч всадников, отчего пространство под стенами превратилось темный, неразборчиво гомонящий муравейник. Сюда же начал потихоньку подтягиваться и обоз. Едва подсохшую прошлогоднюю траву нукеры начали застилать коврами, ставить решетчатые стенки.

В сопровождении двух сотен телохранителей, среди которых отдельным небольшим отрядом гордо гарцевали нукеры Алги-мурзы, подъехали Девлет-Гирей и Менги-нукер. Остановились перед возвышением. Тотчас несколько нукеров принесли от кибитки ковер, расстелили. Бей спустился с коня на толстый ворс, уселся в центре ковра на поднесенную подушечку лицом к усадьбе.

– Когда мы проезжали здесь последний раз, Менги-нукер, на этом лугу не имелось никаких укреплений. Русские плодятся, как полевые мыши. Не успеешь оглянуться, как они уже вырыли себе новую нору прямо у тебя под шатром.

– Корчевать нужно, корчевать, – задумчиво пробормотал в ответ русский.

Почти вертикальная земляная стена, да еще частокол наверху. Получалась стена почти в три человеческих роста. Да еще ров неизвестно какой глубины. И ногайский бей, и Александр Тирц прекрасно понимали, что измученные трудным, очень трудным переходом воины сейчас не способны забраться на такую стену, даже если ее никто не станет оборонять. А русские явно готовились к обороне: над частоколом тут и там мелькали простеганные мелкими ромбиками бумажные шапки, железные шишаки, покачивались копья, рогатины, пики и даже вилы.

Внезапно от угловой башни расплылось белое облако, оглушительно громыхнул выстрел, по траве у холма мокро зашлепала картечь. Тирц поморщился, словно от зубной боли. Гирей тоже возмущенно замотал головой:

– Разве султан разрешал продавать русским свои пушки?

– Это не османские стволы, – покачал головой Менги-нукер и раздраженно плюнул. – Русские отливают их сами.

Теперь Тирц понимал, что попытка забраться на стены с помощью лестниц сулит заметные потери. А никаких иных стенобитных или штурмовых орудий у них не имелось. Это же осознавал и бей Девлет – не так уж глуп он был. Правда, в отличие от кандидата физических наук, он ведал еще кое-что: обожравшимся зерна, ветвей кустарника, болотной тины и прочей дряни лошадям сейчас остро необходимо сено. Они должны поесть не этой дважды перетухшей, померзшей и снова промокшей травы, что расползается под ногами, а настоящего, хорошего, сухого сена. Должны есть его дня два, а лучше три – иначе, как бы выносливы ни были татарские кони, в войске передохнет из-за вспучивания живота и колик не меньше трети лошадей. А сено скрывается где-то там, за новеньким частоколом.

Девлет-Гирей зябко передернул плечами, покосился на стоящего у ковра нукера. Тот кивнул, торопливо дошел до коня, поднялся в седло и поскакал вперед, к крепости, после чего дал шпоры и перешел на стремительный галоп:

– Русские, сдавайтесь! Вам не устоять! Нас много, нас тьмы и тьмы! Нас тысячи и тысячи! Сдавайтесь! Сдавайтесь, иначе мы вытопчем ваши стены, разобьем головы ваших детей и намотаем на копыта кишки ваших жен! Сдавайтесь, и мы будем милостивы!

Сделав два витка вокруг крепости, запыхавшийся нукер гордо вернулся к ковру и спрыгнул на землю. Тотчас, желая показать удаль, вокруг стен помчались еще двое воинов:

– Русские, сдавайтесь! Сдавайтесь, вам же хуже будет! Сдавайтесь, коли смерти не хотите!

Третий нукер, направившийся к усадьбе, оказался куда менее осторожен, и вместо того, чтобы мчаться во весь дух, подъехал на расстояние выстрела шагом. Тотчас в воздухе прошелестела стрела, и он, не успев произнести ни звука, опрокинулся назад, широко раскинув руки.

Впрочем, других искателей острых ощущений это не остановило, и то один, то другой отправлялись в смертельно опасную скачку:

– Сдавайтесь, русские! Все ваши соседи уже сдались! Сдавайтесь, не то хуже будет!

В глубине души Девлет-Гирей надеялся, что засевшие за стенами защитники не выдержат, что приглашающе скрипнут ворота, и неверные смиренно опустятся на колени, отдаваясь на его милость. Иногда, говорят, такое случалось. Но вместо изъявления покорности русские время от времени выпускали стрелы по стремительным всадникам, и вскоре он утратил к крепости всякий интерес. Слава Аллаху, у этой крепости решалось далеко не все.

Ногайские воины вымотались за этот переход, как никогда, но каждый из них понимал: удача – в стремительности. Чуть помедли – и узнавшие про набег русские попрячутся по схронам, как жирные байбаки. И, обуреваемые азартом, жаждой наживы, радостью от окончания скучного пути, татары мчались во все стороны, разбиваясь на отдельные сотни и полусотни, небольшие отряды, норовя промчаться по каждой дороге и еле заметной тропе.

Первые встреченные деревни принесли одно разочарование: голые стены да громко хлопающие незапертые двери. Все пусто – разве только большие бочки оставили хозяева, да грубо сколоченные лавки со столами. Но не потащишь же их в родное кочевье! Пятнадцатилетний Саид-Тукай, пошедший в свой первый поход и, в отличие от двух куда более взрослых сородичей, не сгинувший в грязи, сгоряча даже захотел поджечь селение, но Гилей-мурза успел вовремя схватить его за руку:

– Не смей! Дым пойдет, окрестные деревни тоже попрячутся. Лучше дальше скачи, слово о себе обгоняй.

Полусотня выметнулась на дорогу, уходящую за перелесок, и принялась погонять коней. Вниз с холма, снова наверх – по правую руку показалась черная полоса свежевспаханной земли. Татары повернули туда, на ходу перехватывая копья из-за спин в руки и опуская их остриями вперед, миновали полосу кустарника и увидели впереди вороную лошадь, волочащую соху и за ней мужика, в рубахе, мокрой на спине от пота. Послышался отчаянный визг – это вскочила с невспаханной стороны баба в платке и сарафане с длинным подолом, кинулась через поле бежать.

Трое всадников сразу устремились за ней, а мужик развернулся, схватился за топор, поджидая врагов.

– Бросай! – крикнул ему Гилей-мурза.

Русский бросил – метясь ему в грудь, потом схватился за нож, и один из воинов легонько ткнул ему в грудь копьем:

– Все равно строптивым окажется.

• Предыдущая
• 40/85
• Следующая