Еще не вечер - Никитин Юрий Александрович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/4
• Следующая

Впереди послышались тяжелые шаги. Я стоял, как завороженный, хотя инстинкт требовал круто развернуться и бежать к машине.

Из-за поворота вышли двое крепких солдат в опереточных мундирах. Шагая в ногу, они держали на плечах неестественно длинные кремниевые ружья. Из-под треугольных шляп выглядывали рыжие волосы, зеленые кафтаны были перехвачены белыми поясами, а на рукавах огромные снежно-белые обшлага.

Я попятился. В голове сумятица, часть мозга продолжала деятельно работать, воспринимая картины преображенцев, гренадеров, семеновцев, и я уже знал, что караул несут фузилеры лейбгвардии Преображенского полка.

У ближайшего ко мне фузилера глаза оказались кошачьими. Он повернул голову в мою сторону, крикнул:

– Эй, кто там в темноте прячется?

Я поспешно отступил к стене, где тень погуще. Второй преображенец насторожился, снял с плеча ружье. Первый быстрым шагом пошел в мою сторону. Правую руку он опустил на эфес шпаги.

У меня под ногами звякнула какая-то железка, я едва не упал. Фузилер увидел меня, крикнул товарищу:

– Васятко! Поспешай, не инакше – свенский лазутчик!

– Держи!!! – закричал второй, бросаясь со всех ног товарищу на помощь.

Я ринулся обратно. Сзади тяжело грохотали по каменным плитам сапоги, неудобные мундиры стесняли часовым погоню. Зал был совсем близко. Я, серьезно напуганный, мчался так, что дыхание остановилось, а в горле стало сухо.

Оба стража догнали меня уже возле самой машины. Я уловил движение, резко затормозил, подался вбок, одновременно ударив локтем. Бравый фузилер с грохотом врезался в блестящую раму машины.

Я протащил на себе второго часового, ощутил тяжелый запах жареного лука и копченой рыбы, из последних сил лягнул, стараясь попасть в уязвимое место.

Вопль, ругань, но руки на моей шее разжались. Я влез в кресло машины, трясущимися пальцами попал в нужную клавишу. Сиденье тряхнуло. Мигание слилось в серый полумрак – куда меня еще занесет?

Противники реформ Петра добились возможности переиграть? Ведь Петр Великий столицу построил на костях, истощив Россию, уничтожив в войнах треть населения. А я тут при чем? Но ведь еще отец Петра пригласил иноземцев, выделил им целый район: Немецкую слободу, куда бегал юный Петр, но Алексей Михайлович использовал их как наемных специалистов, которые обучали русскую армию новому строю.

Воздух начал нагреваться. Голова гудела. Я пожалел, что не запасся аспирином, выключил машину. Все, довольно!

Открыв дверь, я сел на ступеньке, вдыхая чистый воздух, от которого мгновенно начала улетучиваться головная боль. Затем вернулся к машине. Правую руку я держал на клавише, чтобы в любой момент можно было запустить машину.

Лес. Не Измайловский парк, а дремучий лес из толстых деревьев с изогнутыми ветвями, которые хищно захватывали пространство. Деревья напирали одно на другое.

Все еще не отнимая руки от клавиш, я размышлял, куда нажать, какой год… впереди или позади? Пробежали цифры: 1724, 1924, 1624, 2024… 1790, 1890, 2090, 1090…

В воздухе деловито звенели пчелы. Передо мной зияло дупло, откуда доносился аромат меда. Цокая коготками, пробежала белочка. Я был одинок, и горькое чувство какой-то неотвратимой катастрофы закралось в душу.

Вдруг что-то страшно рвануло меня и потащило. Я упал лицом в листья. Грубые руки отпустили меня. Оглушенный и перепуганный, я не сопротивлялся, только запустил пальцы под ременную петлю на горле, не давая удушить себя.

Когда мне позволили подняться на ноги, я был в двух десятках шагов от машины. Мои локти были скручены за спиной сыромятными ремнями, прямо передо мной прыгал низкорослый, но очень мускулистый мужик в домотканой рубашке и кожаных брюках мехом наружу. На поясе у него висел длинный нож, в руках он вертел дубину.

– Аткель, приблуда? – допытывался он. – От невров или ляхов?

Один из звероватых мужиков с опаской подошел к машине. Вдруг раздался свирепый вопль, брызнули осколки аппаратуры. Я закрыл глаза, ноги у меня подогнулись. Я упал, чернота накрыла меня.

Вторично я очнулся уже на дощатом топчане. На этот раз руки у меня были развязаны. В дубовую стену было вбито большое железное кольцо, от которого тянулась толстая металлическая цепь, что заканчивалась широким браслетом на моей ноге. Я прикован к стене!

В сотне шагов сквозь приоткрытую дверь я увидел вымощенную огромными камнями ровную площадку. Посреди лежал валун с плоской поверхностью, перед ним деревянный столб. От подножия и до вершины столба поднимался сложный узор, а на самом верху была вырезана голова идола с выпученными глазами, оскаленным ртом. Губы были вымазаны кровью.

На солнце поблескивал в луже крови каменный нож.

Послышались шаркающие шаги, в помещение с трудом вошел щуплый и малорослый старик в длинном белом одеянии. Голова у него была белая, как и длинная серебряная борода. Он вперил в меня старческие бесцветные глаза.

– Слава Перуну, – сказал он. – Звидки ты, зайда?

Перед глазами метался дикарь, его дружина крушила хрупкие приборы, как в замедленной киносъемке разлетались осколки…

Старик выудил из складок хламиды большой ключ. Я в апатии следил, как он с кряхтением наклонялся, долго возился с замком. Наконец цепь с лязгом свалилась на землю. Старик с трудом выпрямился, его глаза остановились на моем лице.

– Благодарю, – буркнул я. – Но я не говорю на старославянском.

Старик медленно сел на топчан. Его блеклые глаза слезились, а колени громко хрустнули. Голос у старика был ровный, слабый, а говорил он, с трудом подбирая слова:

– Ты знаешь язык посвященных?

– Язык посвященных?.. – удивился я с тоской. – Ну да, кто-то же должен следить за Программой…

– Я жрец могучего бога Перуна, – сообщил жрец, подумав. – Сейчас 994 год…

Слова его звучали странно.

– Это тайное капище? – спросил я. – А еще через два года вы разрушите последние христианские церкви?.. А потом Перун уступит место более древним богам?.. Понятно… И до каких пор будем отступать?

Старик ответил, помедлив:

– Отвечу как волхв волхву. До первой развилки, как велено.

Внезапно у меня промелькнула безумная мысль, которая на миг погасила отчаяние:

• Предыдущая
• 3/4
• Следующая